держаться подальше. Разумеется, некоторые из них отошли от замыслов Толкина, использовав его работы исключительно как отправную точку и избрав совершенно иные пути, — и даже в некоторых отношениях его превзошли. Можно сказать, что последнее — одна из лучших вещей, которые могут произойти с писателем-новатором. Толкин и сам сообщал (см. «Письма», № 131), что некогда надеялся составить циклы, которые должны были, «однако, оставлять место для других умов и рук». Но тут же самокритично отрекся от этой надежды: «Вот абсурд!» (это было в 1951 году, когда «Властелин колец» еще не был опубликован).
Тем не менее другие филологи-творцы добились аналогичных результатов. Сегодня ученые смотрят на «Калевалу» Лённрота с подозрением, поскольку он, как и Вальтер Скотт в своих «Песнях шотландской границы», не просто собрал и записал народные сказания, но дописал их, переписал и дополнил, так что уже нельзя понять, где заканчивается «подлинник» и начинается его собственное творчество. Тем не менее дата публикации «Калевалы» отмечается в Финляндии как национальный праздник, а сама эта работа стала краеугольным камнем национальной культуры. Аналогичные обвинения во вмешательстве в оригинальный текст выдвигались и в отношении «Сказок» братьев Гримм, однако на протяжении двух столетий они обогащали не только национальную, но и международную культуру и приводили в восторг сотни миллионов детей и взрослых. Датчанин Николай Грундтвиг настаивал на концепции levende ord, «живого слова». Филологу, «любителю слов», недостаточно быть просто ученым. Этот ученый должен претворять результаты своих изысканий в жизнь, в речь и в воображение всего мира.
В 1951 году Толкин, как и конунг Теоден при своем первом появлении в книге, вряд ли мог надеяться на подобный успех. Однако к своему смертному часу он, как и Теоден, мог сказать, отходя к (филологическим) праотцам: «Я не посрамил их памяти». Наследие Толкина не менее роскошно, чем у любого из его предшественников.
Глава I. «Хоббит»: как Толкин заново открыл Средиземье
История о том, как Дж. Р. Р. Толкин начал свою карьеру — карьеру не просто беллетриста (она началась за много лет до этого), но публикуемого писателя, — хорошо известна. По рассказу самого Толкина, однажды, уже будучи профессором кафедры англосаксонского языка в Оксфордском университете, он сидел дома, на Нортмур-роуд, и прилежно проверял студенческие экзаменационные работы. Заметим, это не входило в его обязанности, но тогда многие университетские преподаватели летом брали такую подработку, чтобы пополнить свой бюджет. Скучная работа не давала его интеллекту развернуться в полную силу, но из уважения к учащимся надо было делать ее тщательно, не отвлекаясь. Эдакая научная сдельщина, которая, в отличие от шитья или работы на конвейере, не позволяла занять свой ум чем-нибудь еще. Насколько она утомляет — знает только тот, кому доводилось проверять, скажем, пятьсот рукописных текстов на одну и ту же тему. И вот Толкин перевернул очередную страницу и обнаружил, что автор работы
великодушно оставил последний лист чистым (а это лучший подарок экзаменатору). И я написал на нем: «В норе на склоне холма жил да был хоббит». У меня из имен всегда вырастают истории. Я подумал и решил, что стоит выяснить, кто же такие хоббиты. Но это было только начало (см. «Биографию»).
Это действительно было только начало: причем для Толкина, как и для Бильбо, когда в пятой главе «Хоббита» он нашел на полу туннеля кольцо, то был еще и «поворотный момент в его карьере» [10]. Сейчас нам известно, что Средиземье в каком-то смысле тогда уже существовало в воображении Толкина, ведь он по крайней мере с 1914 года писал эльфийские и человеческие легенды, которые много лет спустя, уже после его смерти, были опубликованы под названиями «Сильмариллион» и «Книга утраченных сказаний». Но не будь хоббитов, оно никогда бы не привлекло внимание читателей.
Так кто же такие хоббиты? И как так вышло, что в то краткое мгновение, когда внимание, сконцентрированное на монотонном деле, внезапно рассеялось и нечто давно подавляемое или давно зревшее наконец вырвалось на свободу, Толкин написал именно эту судьбоносную фразу? Откуда у него взялась мысль о хоббитах?
На этот последний вопрос есть несколько ответов разного уровня сложности и интереса. Пожалуй, самый простой и наименее удовлетворительный для меня способ — поискать слово «хоббит» в словаре, а точнее, в Оксфордском словаре английского языка. Этот словарь — плод колоссального коллективного труда, который ведется вот уже более столетия. В молодости Толкин и сам принимал в нем участие, внося свой вклад в составление словаря, но (возможно, как раз поэтому) постоянно не соглашался с составителями и даже высмеивал этот труд (в «Фермере Джайлзе из Хэма»). Во втором издании Оксфордского словаря, вышедшем в 1989 году, говорится лишь следующее: «В сказках Дж. Р. Р. Толкина… один из вымышленных народов (небольшое ответвление от человеческого рода), взявший себе такое название» (и так далее), что возвращает нас в исходную точку.
Впрочем, 31 мая 1979 года бывший редактор Оксфордского словаря Роберт Бёрчфилд не без гордости заметил, что хоббитов наконец удалось разыскать. Это слово существовало и до Толкина. Оно упоминается один раз в публикации под названием «Трактаты Денхэма» (Denham Tracts) — сборнике статей и набросков о фольклоре, составленном в 1840–1850-е годы йоркширским торговцем Майклом Денхэмом и переизданном Джеймсом Харди для Общества фольклора в 1890-е годы. «Хоббиты» появляются во втором томе (1895). По моим подсчетам, они упоминаются на 154-м месте в перечне 197 разновидностей сверхъестественных существ (иногда повторяющихся), в который наряду с относительно известными боггартами, хобтрастами и хобгоблинами входят также баргесты, шееломы, хобхауларды, Мельш Дик, тутготы, суэйты, мерзлячки, увальни, мавкины, Никневин и многие-многие другие. Никаких других упоминаний о хоббитах в издании нет, а в предметном указателе Харди снабдил это название такой же пометой, что и почти все остальные слова в этом перечне: «разновидность духов». Однако толкиновские хоббиты, конечно, кто угодно, только не «духи». Они чуть ли не с ослиным упрямством держатся за свою приземленность. Как пишет о них Толкин буквально на второй странице «Хоббита»,
волшебного в них тоже, в общем-то, ничего нет, если не считать волшебным умение быстро и бесшумно исчезать в тех случаях, когда всякие бестолковые неуклюжие верзилы, вроде нас с вами, с шумом и треском ломятся, как слоны.
Возможно, Толкин и правда прочел «Трактаты Денхэма», заметил там слово «хоббит» и забыл о нем до того момента, когда увидел в экзаменационной работе чистый лист, но, что бы там ни говорили в «Таймс», однократное предъявление слова вряд ли
