напрямую в виде примечаний, вводных замечаний или тематических отступлений в тексте.
Авторский комментарий очень любил Пушкин. Таково его знаменитое: «(Читатель ждет уж рифмы розы; // На, вот возьми ее скорей!)» Или такой текст примечания 13: «Сладкозвучнейшие греческие имена, каковы, например: Агафон, Филат, Федора, Фекла и проч., употребляются у нас только между простолюдинами» (оба примера из романа в стихах «Евгений Онегин»).
– воодушевление, основная эмоция, с которым автор передает читателю то, о чем и как хотел рассказать в произведении.
«Авторский пафос направлен на развенчание…», «Произведение проникнуто (определенным) пафосом». Это оценка того, что автор изображает в произведении, с позиций художественной идеи. Благодаря авторской эмоции и осуществляется диалог с читателем – хотя самого автора может уже несколько столетий не быть в живых. Виды пафоса: эпико-драматический, героический, гражданский, мистический, жизнеутверждающий, драматический, трагический, сентиментальный, сатирический, романтический и др.
– две основные формы бытования художественной литературы. В типичных проявлениях – противоположные виды художественной речи, отличающиеся прежде всего способом организации и графикой текста.
В поэзии речь делится на отдельные строки-стихи (отсюда «стихосложение», т. е. складывание, слагание), и всякий раз, продолжая читать текст, мы как бы возвращаемся обратно, в то же место, где начиналась предыдущая строка (по латыни versus – возвращающийся к началу, отсюда версификация – стихосложение). Ритмическая организация текста также воспроизводится – «возвращается». Отдельные стихи связаны не только ритмом, но и образующим его метром (стихотворным размером), рифмой, а еще – «теснотой стихового ряда» (Тынянов). Мы не можем употребить в стихотворении любое слово, которое кажется подходящим, допустим, по смыслу, если оно не отвечает художественному строю целого. Если мы выбрали какой-то из принципов рифмовки, значит, должны его выдерживать, и так со всеми критериями поэтического текста. Здесь и там получается, что какое-то слово в строку не лезет, и вот тогда мы много и тщательно работаем со стихотворением. Каждое лишнее или неточное слово безжалостно вымарывается автором. Основная задача поэзии – передать читателю ощущение целостности художественного образа, на что и работает ее специфика как искусства.
Проза – не только создание художественного образа, но и в большей мере, чем поэзия, – передача информации. Другое дело, что и эта информация тоже подается художественно, для чего используются, в частности, риторические стратегии (описание, повествование, рассуждение, монолог, диалог), обычные художественные приемы и средства. Но автор-прозаик в меньшей степени скован рамками организации текста (метр, ритм, рифма, строфа). Здесь нет обязательной возвратности, хотя ритм в художественной прозе тоже желателен. Однако он, как и сам текст, непредсказуем и формируется по мере движения, идущего линейно и ограниченного лишь естественными размерами печатной страницы.
Если в поэзии предложение разрывается, переходит на следующий стих или начинается в середине и границы его не обязательно совпадают с границами стиха (могут и совпадать), то в прозе такой особенности нет. Текст разворачивается постепенно, вбирая в себя новые периоды, слова различных персонажей с их речевыми характеристиками, связями между ними и голосом автора – вот откуда речевое разнообразие одного и того же текста. Иногда ритмические модели повторяются, если этого требует природа произведения в целом.
Происхождение поэзии и прозы великий русский филолог Александр Николаевич Веселовский (1838–1906), один из основателей современной науки о литературе, связывал с тем, что «иное пелось, другое сказывалось». Современному читателю будет интересно узнать, что очень долго, буквально до XIX века, искусством считалась только поэзия! В ней изображался – собственно, так происходит и сейчас, – идеальный мир человеческих переживаний, которые надо понимать, конечно, очень широко (см. Лирика). Исключения бывают, но, как правило, это лишь подобия поэзии.
Веками за прозой закреплялась задача изображать мир действительности. Его преображение стало художественной задачей начиная с эпохи романтизма. Но даже Александр Афанасиевич Потебня (1835–1891), еще один русский филолог, чьи изыскания стали основой нашего понимания художественного слова, писал: «Когда возникает проза? Проза для нас есть прямая речь не в смысле первообразности и несложности, а лишь в смысле речи, имеющей в виду <…> только практические цели или служащей выражением науки. Прозаичны – слово, означающее нечто непосредственно, без представления, и речь, в целом не дающая образа, хотя бы отдельные слова и выражения, в нее входящие, были образны». Всего сто с небольшим лет прошло, а как изменилась литературная ситуация!
Снова обратимся к Потебне: «Мы можем видеть поэзию во всяком словесном произведении, где определенность образа порождает текучесть значения, то есть настроение за немногими чертами образа, и при посредстве их видеть многое в них не заключенное, где даже без умысла автора или наперекор ему появляется иносказание».
Как ни странно, истоки формирования прозы – в стихотворном эпосе, начиная с шумерских сказаний о Гильгамеше, древнеиндийских «Махабхараты» и «Рамаяны», персидского «Шахнаме», «Одиссеи» и «Илиады» Гомера, «Энеиды» Вергилия, финской «Калевалы», немецкой «Песни о Нибелунгах», французской «Песни о Роланде», киргизского «Манаса»… Чем более развитой становилась словесность, чем теснее оказывались эпические рамки, тем большего хотели достичь авторы новых поколений. Небывалого соотношения прозаического и поэтического начал добился, конечно, Пушкин в «Евгении Онегине» (см. Жанр).
Есть, конечно, еще одно коренное отличие поэзии от прозы – это строй речи. В «Осени» (1933) Пушкин не без иронии писал: «Легко и радостно играет в сердце кровь, // Желания кипят – я снова счастлив, молод, // Я снова жизни полн – таков мой организм // (Извольте мне простить ненужный прозаизм)». Конечно, поэт намеренно перешел с возвышенного на «прозаический», бытовой тон. Права Ахматова: «Когда б вы знали, из какого сора // Растут стихи, не ведая стыда…» («Мне ни к чему одические рати…», 1940). Она же дает и ключ к пониманию: «По мне, в стихах все быть должно некстати, // Не так, как у людей». Некстати, не как у людей – то же самое, что «деавтоматизация» или «остранение» у Шкловского…
Поэтическое произведение вовсе не обязано быть лирическим, оно может быть и эпическим. А лиризм, лирическое как категория может присутствовать далеко не только в стихах. Например, лирическим пафосом проникнуто описание могилы Базарова в «Отцах и детях» Тургенева.
В литературе встречаются синтетические формы, объединяющие поэзию и прозу. Это различные стихотворения или поэмы в прозе, первым в нашу литературу их привнес Тургенев, а распространение они получили ранее во французской словесности. Поэтическое начало в прозу активно внедрял в эпоху Серебряного века Андрей Белый. Очень значителен по объему корпус произведений подобного рода в творчестве Неола (Николая Михайловича) Рудина (1891–1978), чья книга «Гул Москвы» только в 2022 г. пришла наконец к читателю.
Сегодня все чаще поэты записывают свои произведения без деления на стихи,
