образов – и людей, и предметов, и явлений, – каждый из которых воспринимается целостно и одновременно работает на целостность более общего порядка, т. е. всего произведения.
Важна группировка, взаимоотношения, значение каждого образа для раскрытия художественной идеи. Например, если вчитаться в текст романа Тургенева «Отцы и дети», то увидим: отношения Базарова и Одинцовой обречены изначально, потому что героиня выступает на фоне своего поместья в стиле ампир, а образ Базарова, грубоватого студента-медика с красными руками, эстетически никак не совмещается с этим стилем. Зато герой соотносится с лопухом, который, как говорит сам Базаров, вырастет на его могиле. Эти явления даже в действительности принадлежат к разным рядам.
Пугачев у Пушкина связан с бураном, из которого появляется: взаимодействие образов создает образ-символ социальной бури. Образ-символ вишневого сада в комедии Чехова – не только центральный, но и отражающийся в образах всех персонажей и вдобавок становящийся представлением всей России.
– художественный образ, действие или состояние, повторяющееся в нескольких произведениях не у одного автора.
Например, мотив дороги, мотив бури, мотив поединка, мотив пира (вариант: гибельного пира) и др. Мотив объединяет различные произведения в единый контекст. Например, мотив дороги есть у Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Некрасова, Блока, Александра Трифоновича Твардовского и др.; мотив верности в образах русских женщин – в «Слове о полку Игореве», у Пушкина, Некрасова, Булгакова, Василия Семёновича Гроссмана и др. Рябина становится сквозным, т. е. проходящим через все творчество, мотивом у Цветаевой, Русь-женщина (жена) – у Блока.
Обычно слово «мотив» становится главным в словосочетаниях с существительными неодушевленными или абстрактными, но это не значит, что нельзя употреблять понятие применительно к образам. Тогда можно сказать: «образ X как мотив». Например, образ лошади. От русских былин и «Слова о полку Игореве» к пушкинской «Песни о вещем Олеге» – один шаг. В XIX веке лошадь была самым близким к человеку животным, спасала его, страдала от него и чаще других подвергалась художественному переосмыслению (в XX веке таким существом стала собака, а теперь мы наблюдаем на этой позиции кота). В «Герое нашего времени» по ходу развития сюжета лошади (во множестве) упомянуты как факт действительности – транспортное средство, а затем постоянно выступают в качестве метафоры в случае Бэлы, самого Печорина, ундины-певуньи из «Тамани», княжны Мери с ее бархатными глазами.
А в «Мертвых душах» лошади – сначала хара́ктерные персонажи, описанные Селифаном, а затем – птица-тройка, улетающая в неведомую даль:
Лошадки расшевелились и понесли как пух легонькую бричку. Селифан только помахивал да покрикивал: «Эх! эх! эх!», плавно подскакивая на козлах по мере того, как тройка то взлетала на пригорок, то неслась духом с пригорка, которыми была усеяна вся столбовая дорога, стремившаяся чуть заметным накатом вниз. Чичиков только улыбался, слегка подлетывая на своей кожаной подушке, ибо любил быструю езду. И какой же русский не любит быстрой езды? Его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда: «чорт побери все!» – его ли душе не любить ее? Ее ли не любить, когда в ней слышится что-то восторженно-чудное? Кажись, неведомая сила подхватила тебя на крыло к себе, и сам летишь, и все летит: летят версты, летят навстречу купцы на облучках своих кибиток, летит с обеих сторон лес с темными строями елей и сосен, с топорным стуком и вороньим криком, летит вся дорога невесть куда в пропадающую даль, и что-то страшное заключено в сем быстром мельканьи, где не успевает означиться пропадающий предмет, только небо над головою, да легкие тучи, да продирающийся месяц одни кажутся недвижны. Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал? знать, у бойкого народа ты могла только родиться, в той земле, что не любит шутить, а ровнем гладнем разметнулась на полсвета, да и ступай считать версты, пока не зарябит тебе в очи. И не хитрый, кажись, дорожный снаряд, не железным схвачен винтом, а наскоро живьем, с одним топором да долотом, снарядил и собрал тебя ярославский расторопный мужик. Не в немецких ботфортах ямщик: борода да рукавицы, и сидит чорт знает на чем; а привстал, да замахнулся, да затянул песню – кони вихрем, спицы в колесах смешались в один гладкий круг, только дрогнула дорога да вскрикнул в испуге остановившийся пешеход! и вон она понеслась, понеслась, понеслась!.. И вон уже видно вдали, как что-то пылит и сверлит воздух.
Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка, несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, все отстает и остается позади. Остановился пораженный Божьим чудом созерцатель: не молния ли это, сброшенная с неба? Что значит это наводящее ужас движение? и что за неведомая сила заключена в сих неведомых светом конях? Эх, кони, кони, что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах? Чуткое ли ухо горит во всякой вашей жилке? Заслышали с вышины знакомую песню, дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами земли, превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху, и мчится, вся вдохновенная богом!.. Русь, куда ж несешься ты, дай ответ? Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и косясь постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства.
Этот мотив Гоголь подхватил у Пушкина, из «Медного всадника» (см. Интертекстуальность). Как часто бывает в литературе, мотив оказывается одним из фактором, формирующих интертекст.
Есть и еще одна трактовка понятия «мотив», довольно сложная. Часто встречаются образы, которые мы эстетически ощущаем, но конкретную картинку вообразить не можем. Перед нами возникает нечто неуловимое, трудно передаваемое. В науке это называется «иероглифическим образом» в отличие от «иконического» (Борис Михайлович Гаспаров), который и являет собой вышеописанную «картинку» или «кадр». Такие трудные для визуализации, но тем не менее эстетически воспринимаемые образы тоже называются мотивами (например, мотив движения, мотив судьбы).
Отдельные мотивы и даже их комплексы связаны с определенными типами героев в произведениях, принадлежащих к определенным литературным направлениям. Например, мотив страдания связан с маленьким человеком, мотив дороги – обычно с главным героем, причем здесь не важно, романтический это герой или реалистический. Но в романтизме есть свой предпочтительный набор: мотив бунта личности против социальных условностей, мотив судьбы, мотив безвременной гибели и др.
– такой мотив, который повторяется в одном произведении.
Например, понятие дворянской чести – лейтмотив «Капитанской дочки». В «Герое нашего времени» сначала рассказано о единственной в своем роде лошади Казбича, и сразу идет сравнение с Бэлой: «<…> вороная, как смоль, ноги – струнки, и глаза не хуже, чем у Бэлы; а какая сила!» На нее (точнее, на
