факультетов университетов) регулярно насмехались над полученными результатами. Джозеф Пирс начал свою книгу со свидетельства Сьюзен Джеффриз из «Санди Таймс», которая рассказала, как ее коллега отреагировала на поступившую 26 января 1997 года новость о том, что в опросе «БиБиСи» и «Уотерстоун» победил «Властелин колец»: «Вот чёрт! Правда? О боже… Вот ведь… Вот же ведь…» Не сказать чтобы глубокомысленно, зато искренне. Впрочем, Джеффриз сообщила, что эта реакция «была подхвачена по всей стране, где бы ни собирались вместе один-два грамотных человека». Наверняка она хотела сказать «два-три грамотных человека», разве что грамотные люди разговаривают исключительно сами с собой (хотя такая мысль иногда возникает). Интересен и сам выбор слова. Очевидно, под грамотными людьми понимаются не «люди, обученные грамоте», потому что в эту группу, разумеется, входят и почитатели «Властелина колец», которые и вызвали ее недовольство (иначе как бы они стали почитателями, если бы не умели читать!). В трактовке Джеффриз грамотными людьми, судя по всему, считаются «те, кто понимает в литературе». А те, кто понимает в литературе, само собой, понимают и то, как именно они должны ее понимать. Круг замкнулся.
Тем временем другие комментаторы предположили, что на результаты первого опроса, проведенного сетью магазинов «Уотерстоун», «наверняка повлияли согласованные действия со стороны Толкиновского общества». Само Общество отрицает свою причастность к победе Толкина и отмечает, что, даже если в голосовании принял участие каждый из пятисот его членов, это все равно меньше отрыва «Властелина колец» от ближайшего соперника — «1984» Джорджа Оруэлла (1200 голосов).
Критик Жермен Грир тоже внесла свою лепту в осуждение результатов: в весенне-зимнем выпуске журнала «Уотерстоун» «ДаблЮ» за 1997 год она гневно заявила о том, что со времени приезда в Кембридж в 1964 году ей «снятся кошмары, будто Толкин стал самым влиятельным писателем ХХ века. Теперь этот кошмарный сон обернулся явью». И добавила: «Книги, которые идут в списке вслед за Толкином, более или менее предсказуемы: их основной чертой является бегство от реальности». Странно слышать в адрес романа «1984» и повести-притчи «Скотный двор» упреки в «бегстве от реальности», хотя, конечно, их нельзя отнести к классическому реализму: как я заметил выше, по-видимому, некоторые темы, в том числе общественно-политические, лучше всего раскрываются через притчу или фэнтези. А критика, который называет реальное событие «кошмарным сном», вряд ли можно считать образцом для подражания с точки зрения поддержания прочной связи с действительностью. В любом случае у Толкина был свой взгляд на современную эволюцию таких слов, как «реальность», «реальный», «реалист», «реалистичный». См. ниже на стр. 157: коллаборационист Саруман — волшебник, перешедший на другую сторону, поскольку она представлялась ему более сильной, — вне всякого сомнения, назвал бы себя реалистом, но это вовсе не значит, что он им был.
Конечно, вполне разумно заявить, что опросы общественного мнения никак не могут служить мерилом художественной ценности, равно как и объемы продаж, и это, бесспорно, так и есть. Однако профессиональным литературным критикам следовало бы дать взвешенный ответ или даже объяснение этим результатам, вместо того чтобы обиженно огрызаться. Как пишет критик Дарко Сувин (имея в виду преимущественно научную фантастику, но распространяя этот тезис на все виды «паралитературы», или коммерческой литературы),
в дисциплине, которая отказывается принимать во внимание 90 % или даже больше 90 % того, что составляет ее предмет, на мой взгляд, существуют не только огромные «слепые пятна», но и серьезный риск искаженного восприятия той небольшой области, на которой она сосредоточена (так называемой высокой литературы). <…> Эта «неканоническая», притесняемая сестра-близнец Литературы с большой буквы и есть та литература, которую на самом деле читают, в отличие от большей части того, что преподают в учебных заведениях.
И это указывает еще на одну странность в вышеприведенных результатах опросов. Если взять весь список победителей состязания, организованного сетью «Уотерстоун», можно легко обнаружить то, что корреспондент образовательного приложения к газете «Таймс» назвал «воспитательным влиянием школьных списков литературы на читательские привычки населения». Даже если оставить за скобками любовь валлийцев к «Улиссу» Джойса, которую им активно прививали деятели науки и образования, первые места после «Властелина колец» занимают «1984» и «Скотный двор» Оруэлла и «Над пропастью во ржи» Сэлинджера, недалеко от них ушел и «Повелитель мух» Голдинга. Все это хорошо знакомые произведения из школьной программы, которые обычно задают учащимся и разбирают на уроках, по большей части относительно короткие. А «Властелина колец» редко проходят в школе или университете (если вообще проходят). В учебных заведениях его недолюбливают, кроме того, это слишком длинный текст — более полумиллиона слов. Так что все его поклонники выбрали его самостоятельно, а не под влиянием преподавателей.
Комментаторы должны были бы задуматься еще об одном. Как сказано выше, отделить данные массовых продаж от претензий на долговечность или художественную ценность вполне возможно. Сейчас есть несколько писателей, которые опережают Толкина по объемам продаж (ежегодно или в последнее время): Ли Чайлд, Джон Гришэм, Стивен Кинг, Джордж Р. Р. Мартин, Терри Пратчетт, Дж. К. Роулинг и многие другие. Все они добились такой популярности не просто так, а в силу определенных достоинств, и, как говорится между строк в приведенной цитате из работы Сувина, тот факт, что критики не готовы даже попытаться найти эти достоинства, — это, скорее, камень в огород самих критиков, нежели популярных авторов. Но все равно произведения перечисленных писателей не очень похожи на произведения Толкина. На самом деле, трудно найти хоть одну книгу (за исключением разве что «Сильмариллиона» и «Поминок по Финнегану»), которая создавалась бы с меньшим вниманием к коммерческой составляющей, чем «Властелин колец». Ни один маркетолог в 1950-е годы не мог бы предсказать успех этой трилогии. Длинный сложный текст с приложениями, напичканный фразами на незнакомых языках, которые автор не всегда трудился переводить, и очень странный. По сути, «Властелину колец» пришлось создавать для себя отдельный рынок. Удивительно то, что, во-первых, ему это удалось, а во-вторых, в отличие от большинства произведений вышеупомянутых авторов (не в обиду им будь сказано), книги Толкина оказались долгожителями. «Хоббит» не сходит с полок книжных магазинов вот уже больше 60 лет, за это время было продано более 40 миллионов экземпляров. «Властелин колец» покупают уже почти 50 лет, общее число проданных экземпляров превысило 50 миллионов (а если учесть, что он обычно публикуется в трех томах, получается почти 150 миллионов отдельных книг).
Вернемся к моему второму аргументу и к тезису о создании нового рынка. Было бы несправедливо утверждать, будто до Толкина эпического фэнтези не существовало: ему предшествовала целая
