сожжет, Уайт рассказал ему о том, что знал, так как находился тогда при дворе («Сожги мои письма, в противном случае я не стану писать их — времена нынче опасные»). Если бы Сидни сдержал слово, то многое осталось бы для нас еще большей загадкой. По словам Уайта, лорд Грей, давно таивший обиду на Саутгемптона, немедленно поспешил во дворец Нонсач, как только узнал о возвращении Эссекса, — предупредить королеву. Другу Эссекса, сэру Томасу Джерарду пришлось скакать во весь опор, пока он не догнал лорда Грея. Сколь бы куртуазен ни был разговор двух товарищей по оружию, в нем сквозила горечь:
«Прошу Вас, — сказал Томас Джерард, — позволить лорду Эссексу прибыть первым и самому доложить о своем прибытии». «Разве он этого хочет?» — спросил лорд Грей. «Нет, — ответил сэр Томас, — но еще меньше он хотел бы, чтобы это сделали Вы». «Тогда, — заявил лорд Грей, — мне есть чем заняться», и поспешил во дворец, не жалея сил, а по прибытии сразу отправился к Роберту Сесилу.
Так как Джерарду не удалось остановить лорда Грея, Кристофер Ст. Лоуренс, храбрый ирландец, предложил свои услуги — догнать Грея и убить его и Сесила, но Эссекс «на это не согласился».
Прибыв в Нонсач всего на четверть часа позже Грея, Эссекс спешился у ворот и направился во дворец. Нельзя было терять ни минуты. Миновав приемную, он направился в личные покои королевы. Дальнейшие события очень напоминают сцену из шекспировской «Лукреции»:
Он к двери спальни медленно подходит,
За нею скрыт блаженства рай земной…
Он от задвижки взора не отводит —
Преграды между злом и красотой.
( перевод Б. Томашевского )
Ворвавшись в опочивальню королевы, Эссекс увидел, что «королева еще не приступала к туалету, и волосы спадали ей на лицо». «Просто удивительно, — сдержанно пишет Уайт, — сколь дерзко поступил Эссекс, ворвавшись в покои королевы: она недавно проснулась, и явно никого не ждала; кроме того, граф — с ног до головы — был в дорожной пыли и грязи». Никому не дозволялось входить в опочивальню королевы, никто никогда не видел Елизавету в постели, на ее роскошной кровати из орехового дерева… Королева и придворные дамы, должно быть, обмерли от изумления. Сейчас нам сложно себе представить, какой святой запрет нарушил Эссекс. Елизавета — королева-девственница, и ее опочивальня, безусловно, святая святых. Год спустя Бен Джонсон изобразил эту сцену в своей пьесе «Пиры Синтии»; в его глазах Эссекс, подобно Актеону, подсматривающему за Дианой, совершил неслыханное преступление:
Не преступленье ли, войдя в священные чертоги,
Их помыслом нечистым осквернить…
Не преступленье ли дерзнуть
Небесному веленью бросить вызов…
Не лучше ль научиться,
Здесь, на земле, свои замаливать грехи…
( перевод Ю. Фридштейна )
Судя по пьесе Джонсона, эта сцена вызвала при дворе животный ужас, она потрясла и воображение драматургов, Шекспир не стал исключением. Возможно, она отразилась в новой пьесе, к которой он недавно приступил, — в сцене, где принц Гамлет, находясь в покоях королевы, требует объяснений, пытаясь ее увещевать.
С какой стороны ни посмотри, в то утро для королевы словно сошлись все звезды. Елизавета не знала, прибыл ли Эссекс один или во главе армии, расправился ли он уже со своими врагами при дворе и грозит ли ей самой опасность. Какой бы прекрасной актрисой Елизавета ни была, она не успела подготовиться к этой сцене и предстать перед Эссексом властной королевой. С годами ей стало непросто играть эту роль — чтобы привести себя в порядок, требовалось немало времени. Эссекс появился совершенно некстати, посреди ее туалета. Елизавета, хотя и обескураженная визитом, ничем не обнаружила смущения. Судя по сохранившимся свидетельствам, Эссекс «опустившись на колено, поцеловал ей руку, а затем и прекрасную шею, а затем заговорил с ней о чем-то личном, и их разговор, казалось, очень его обрадовал». Он действовал как галантный царедворец. Неизвестно, о чем шла беседа, но, возможно, свои чувства Эссекс запечатлел в сонете, написанном примерно в то же время. Языком куртуазной поэзии он выразил разочарование влюбленного поэта-придворного:
Я предан той, что предала меня.
Я ждал ответа в страсти безответной.
Я передышки не давал ни дня
Надежде пылкой, праведной и — тщетной.
Я век служил, за совесть, не за страх,
Той, что любви не зная с колыбели,
Разбила в пыль и обратила в прах
Мою мечту, стремившуюся к цели.
Забудь меня — на что она теперь,
Фальшивая слеза поддельной муки!
А мне не жаль страданий и потерь —
Всё сохранил я вопреки разлуке.
Моя любовь твоей красе равна,
Но рядом с болью меркнет и она.
( перевод Н. Ванханен )
Сонет многое говорит о самом Эссексе — кажется, он не просто искренне верил в свои слова, но и, по словам Генри Уоттона, «излил в сонете душу».
Этот сценарий был Елизавете прекрасно знаком. Она не растерялась и дослушала Эссекса до конца, чтобы выиграть время, а затем велела ему привести себя в порядок. Возможно, она произнесла то, о чем все уже знали, — великая эпоха несчастных влюбленных, подражавших Петрарке, подошла к концу. Эссекс в очередной раз неверно истолковал слова королевы, и потому вышел из ее покоев в убеждении, что благодаря обаянию и манерам ему удалось отвратить гнев Елизаветы. Обрадованный тем, какой дела принимают оборот, он отправился восвояси; «в прекрасном расположении духа он благодарил Бога: несмотря на все несчастья, пережитые им на чужбине, дома его встретили радушно… В 11 часов утра он был готов к аудиенции и вновь отправился к королеве, где совещался с ней до половины первого». К этому времени королева уже знала, что Эссекс прибыл лишь с горсткой сторонников, а значит, и она, и ее придворные — в полной безопасности.
Разговаривая с королевой во второй раз, Эссекс «отметил для себя, как за час она к нему переменилась: настойчиво расспрашивая его о причине возвращения, она выразила неудовольствие тем, что он уехал, бросив дела на произвол судьбы». Королева приказала Эссексу ждать ее распоряжений. Больше он не посмеет поднять на нее глаза. С этого момента, по крайней мере для Англии, рыцарская культура утратила всяческую значимость.
24 сентября, когда Эссекс со своими сторонниками вернулся из Ирландии во дворец Нонсач, в Лондоне, в Фаундерс Холле, на Лотбери стрит, к северу от ворот Моргейт,
