из одного общего праязыка, единственным сохранившимся напоминанием о котором, скорее всего, могут служить лишь древнескандинавские рунические памятники. Сам Толкин высказывал предположение о том, что связь, существующая между квенья и синдарином, больше всего напоминает родство между латынью и валлийским языком, хотя сегодня, вероятно, на планете нет ни одного человека, обладающего должным уровнем знаний, чтобы оценить эту версию.
Впрочем, какими бы мудреными ни казались лингвистические изыскания Толкина, он мог с уверенностью заявлять — что неоднократно и делал в своих последних лекциях — о том, что он доказал этот тезис если не с помощью аргументов, то путем наглядной демонстрации: история, в основу которой легло увлечение писателя лингвистикой, приобрела множество поклонников даже среди тех, кому не было никакого дела до разных языков или кто до той поры не подозревал, что языки могут быть настолько интересными.
Взгляды Толкина на вопросы национальной принадлежности могут показаться еще более своеобразными, невзирая на всю их логичность и четкость. Фамилия Толкин имеет немецкое происхождение, о чем самому Толкину было прекрасно известно, и представляет собой искаженное написание немецкого слова tollkühn (безрассудно смелый). По его собственным словам, он «куда в большей степени — Саффилд (семейство родом из Ившема, что в Вустершире)» и ничуть не отличается от своих предков, которые были «самыми что ни на есть англичанами (не британцами)».
Проблема тут заключается в том — и Толкин понимал это как никто другой, — что после завоевания Англии норманнами и последующего доминирования французской культуры и латыни от исконно английских традиций ничего — или почти ничего — не осталось. Когда братья Якоб и Вильгельм Гримм занялись изучением детских сказок XIX века в поисках следов древнего культурного наследия своей страны, им удалось собрать весьма богатый материал. То же можно сказать и об их последователях, которые изучали старинный фольклор на гэльском, ирландском и валлийском языках. Однако английский язык, став основным языком Британских островов и получив широкое распространение во всем мире, превратился в язык международного и межкультурного общения, язык образованных людей, у которых нет времени на глупости и детские сказки. В результате ему не помогло даже то, что обращенные в христианство англичане очень рано обучились грамоте: исконно английские традиции практически сошли на нет. И если валлийцы продолжали рассказывать легенды о короле Артуре, то в Англии не сохранилось (почти) никаких народных историй о Хенгисте и Хорсе: среди всех сборников сказок XIX века английские можно отнести к числу наиболее бедных.
Таким образом, одна из тех задач, которые поставил перед собой Толкин (и тут полезно вспомнить, что его первое полноценное литературное произведение носило название «Книга утраченных сказаний»), заключалась в том, чтобы обратить этот процесс исчезновения традиционной английской культуры вспять и вернуть Англии утраченное богатство старинных легенд, каким она когда-то наверняка обладала. Более подробная дискуссия Карла Хостеттера и Ардена Смита, посвященная этому проекту Толкина, приводится в сборнике материалов Конференции в честь столетнего юбилея Дж. Р. Р. Толкина (Centenary Conference Proceedings), но в целом можно резюмировать, что именно поэтому Толкин и приложил так много усилий для написания «Анналов Белерианда» и части «Анналов Валинора» на древнеанглийском. Он хотел таким образом установить связь между воображаемым далеким прошлым и самым началом английской истории. В каком-то смысле эта задача сродни придумыванию загадки на древнеанглийском языке в качестве воссоздания предтечи современных детских потешек (см. выше стр. 86), только гораздо масштабнее.
В первых редакциях «Сильмариллиона» повествование велось от лица «англосакса», то есть одного из первых англичан, который случайно оказался в мире эльфов и узнал об эльфийской истории из их собственных рассказов. Этот человек по имени Эриол, или Эльфвине, таким образом, смог лично прикоснуться к «истинным волшебным традициям» («Книга утраченных сказаний. Часть II»), а не к тем искаженным историям, которые пересказывают другие народы. Кропотливые попытки Толкина развить эту идею более подробно освещаются в недавней статье Верлин Флигер под названием «По следам Эльфвине» (The Footsteps of Ælfwine), вошедшей в сборник «„Легендариум“ Толкина».
Впрочем, Толкин вполне всерьез вынашивал идею (пусть даже в конечном счете отказался от нее как от нежизнеспособной) о том, что Благословенный Край в итоге стал Англией, причем Англия в прошлом была тем самым Одиноким островом Тол Эрессэа, Уорик был эльфийским городом Кортирионом, а деревенька Грейт Хейвуд в Стаффордшире, где Толкин провел часть своего армейского отпуска по состоянию здоровья, — Тавробелем, в котором Эриол открыл для себя «утраченные сказания» эльфийской мифологии («Книга утраченных сказаний. Часть I»).
Эта теория, конечно, не могла иметь ничего общего с действительностью. Толкину как минимум было прекрасно известно, что англичане и сами были иммигрантами, прибывшими в Британию (в то время она еще никак не могла называться Англией, то есть землей англов) около пятнадцати веков тому назад. И хотя они, подобно хоббитам в Хоббитании, «сразу же полюбили свой новообретенный край» и забыли о том, что у них когда-то был другой дом, ни один серьезный историк не смог бы допустить вероятность того, что в одном и том же месте людям удалось сохранять преемственность традиций начиная с предков валлийского народа и времен, предшествовавших римским завоеваниям, и до прибытия тех, кого Толкин считал собственными предками. Тем не менее Толкину хотелось придумать мифологию своего народа, которая позволила бы установить связь между современными жителями графств Западного Мидленда и их древними предшественниками и одновременно сохранить то немногое, что осталось от реально существовавших когда-то мифов и легенд.
Одним из наглядных свидетельств того, что именно эту задачу и ставил перед собой Толкин, может послужить использование им слова lays, например в названии «Песни Белерианда» (The Lays of Beleriand). Это слово, которое сегодня звучит непривычно и не имеет четкого общепризнанного значения, в старину, судя по всему, служило для обозначения поэтического произведения. Впрочем, у Толкина на сей счет было иное мнение. Для того чтобы понять, в чем оно заключалось, можно обратиться к другому знаменитому литературному произведению под названием «Песни Древнего Рима», которое веком ранее написал лорд Маколей. Многим доводилось читать как минимум одну из его частей, знаменитую поэму «Гораций» (Horatius), в которой рассказывается о битве Горация на мосту, однако редкий читатель сегодня понимает, какую цель ставил перед собой Маколей при работе над книгой, хотя он достаточно четко поясняет это в предисловии. До выхода в свет работы Маколея (в 1842 году) главным и привычным источником знаний на эту тему оставались труды вроде «Римской истории от основания города» Тита Ливия, которые из века в век изучали школяры. К этим книгам, однако, относились как к простым историям, и
