— и, как обычно, эти притязания отчасти справедливы, поскольку Эол действительно является ему родственником по жене. Впрочем, Куруфин так не считает и отрицает наличие между ними родственных связей, потому что «те, кто похищают дочерей нолдоров и женятся на них без дара и дозволения, не становятся родней их родне». Однако когда Эол, продолжающий преследовать жену и сына, добирается до Гондолина и попадает в плен к брату Аредэль Тургону, их встреча выглядит совершенно иначе. Тургон, в отличие от Куруфина, великодушно признает Эола за родню и приветствует его следующими словами: «Добро пожаловать, родич — ибо родичем я считаю тебя». Тем не менее Эол, который все еще таит обиду за обездоленных Темных Эльфов, отвергает это предложение и требует, чтобы ему вернули жену и сына, а встретив отказ, в ярости убивает Аредэль и в итоге гибнет сам — его казнят за убийство жены.
И Эол, и Аредэль являются очень неоднозначными персонажами — каждый по-своему, — и эта неоднозначность в полной мере проявляется и в их сыне Маэглине. Его ближайшим родственником теперь становится родной дядя Тургон, но именно по приказу дяди был убит отец Маэглина, от рук которого, впрочем, погибла его мать. И вместе со всеми этими «но» неизбежно возникает вопрос о наследовании. Должен ли Маэглин наследовать своему дяде Тургону? По крови он нолдор даже не наполовину. В любом случае, что бы он ни думал о собственном отце, Маэглин, как и Эол, таит в душе обиду за тэлери, которых ограбили нолдоры. Самым лучшим решением для Маэглина стала бы женитьба на его двоюродной сестре и единственной дочери Тургона Идриль, но браки с двоюродными братьями и сестрами у эльфов были запрещены (в отличие от традиций того общества, в котором воспитывался Толкин). Когда Маэглин обнаружил, что его место занял смертный Туор, который женился на Идриль и стал отцом ее сына Эарендила, злоба подтолкнула его к предательству, и он выдал Морготу местонахождение Гондолина.
Кто же в таком случае несет ответственность за падение Гондолина? Предатель Маэглин? Эол, похитивший Аредэль? Аредэль, ослушавшаяся брата? Сыновья Феанора с их гордыней, пренебрежением по отношению к другим и поступками, которые служили для прочих дурным примером? Смешение кровей? Специалисты по эльфийской истории, если верить Толкину, полагали, что виной всему была тяга Маэглина к своего рода инцесту, которую они расценивали как «лихой плод Резни», имея в виду первое нападение нолдоров на тэлери в Амане. Таким образом, Маэглин словно хотел расквитаться с нолдорами за былое насилие, овладев дочерью этого народа.
Иными словами, вся сюжетная линия отличается сложностью и трагизмом, герои руководствуются разными смешанными мотивами, а некоторые эпизоды свидетельствуют о продолжении скрытых конфликтов. Однако уследить за логикой происходящего можно лишь в том случае, если помнить, кто кому кем приходится и кто как относится к своим родственникам. Как уже говорилось выше, с такой задачей могут справиться разве что поклонники древнескандинавских саг да еще хоббиты, если судить, например, по словам Жихаря Скромби о том, что «господин Фродо и тебе двоюродный, и тебе, пожалуйста, почти что прямой родственник [Бильбо] с той и с этой стороны, как говорится, куда ни кинь». Мало кто, впрочем, был в состоянии разобраться в этих хитросплетениях, и хотя хоббиты, как утверждал Толкин, были «большими любителями семейных историй», эту их страсть разделяют очень немногие. В этом смысле структура «Сильмариллиона» требует от читателей несопоставимо бóльших усилий, чем любое другое современное литературное произведение, включая «Властелина колец» со всем его сложным устройством.
Чтобы понять, как устроена третья часть «Сильмариллиона», стоит также обратить внимание на то, что центральными событиями, вокруг которых выстроен почти весь ее сюжет, являются падения трех Потаенных Королевств — Дориата, Нарготронда и Гондолина. Все они были созданы королями эльфов, чьи имена были соответственно Элу Тингол, Финрод Фелагунд и Тургон, причем последних двоих к такому шагу побудили сомнения в способности сыновей Феанора противостоять Морготу (Тингол принял это решение еще до возвращения нолдоров в Средиземье). Каждое из трех королевств какое-то, причем довольно длительное время успешно развивается и процветает, но затем туда находят дорогу смертные люди, соответственно Берен, Турин и Туор, которых там принимают — как добровольно, так и порой против своей воли.
Эти истории о дружбе людей с эльфами были особенно дороги Толкину. Кристофер Толкин ссылается на слова своего отца о том, что создание «Сильмариллиона» началось с истории Туора и падения Гондолина, которую он сочинил еще в конце 1916-го или в начале 1917 года, когда был отправлен из армии в тыл на лечение (см. «Книгу утраченных сказаний. Часть I»). Из нее впоследствии родилась история сына Туора, Эарендила, и как мы уже знаем, это имя впервые привлекло к себе внимание Толкина еще во время его учебы в Оксфорде: в результате в сентябре 1914 года появилось, вероятно, его самое первое произведение, с которого начался весь легендариум Толкина — поэма под названием «Странствие Эаренделя» (см. «Книгу утраченных сказаний. Часть II»). Но больше всего Толкин дорожил историей о Берене и Лютиэн, которую пронес с собой через всю жизнь: по его распоряжению, именно эти имена были выгравированы на надгробии их общей с женой могилы — все параллели напрашиваются сами собой. Эти истории действительно позволяют понять, что изначально двигало Толкином, когда он решился приступить к этой работе, и в чем заключалась самая главная тема как «Сильмариллиона», так и, возможно, вообще всех трудов Толкина.
В своем эссе «О волшебных сказках» (впервые опубликованном в 1947 году) Толкин пишет, что «есть еще желание самое древнее и глубокое», утолить которое помогают как раз волшебные сказки — это «Великое Бегство: Бегство от Смерти». Затем он добавляет фразу, которая в 1947 году выглядела как просто шутка, но в действительности была явной отсылкой к его собственному творчеству: «Эльфийские сказки про людей, вне всякого сомнения, насыщены Бегством от Бессмертия».
Такого рода сказки писал, разумеется, только сам Толкин, и нет ничего удивительного в том, что в них присутствуют обе эти темы. Берену удается убежать от смерти: он гибнет, но единственный из смертных восстает из мертвых благодаря песням Лютиэн, которые растопили даже суровое сердце Мандоса, владетеля Палат Мертвых. Лютиэн же, в свою очередь, бежит от бессмертия, потому что ей, как и Арвен в приложении А «Властелина колец», было дозволено выбрать смерть, чтобы отправиться со своим мужем в последний путь. Эарендил и его жена Эльвинг тоже по-своему ускользают от бренности бытия и достигают Бессмертных
