Элитные группы в «массовом обществе» - Сергей Владимирович Волков

Европейской России насчитывалось 1880 тыс. средних и 480 тыс. высших государственных служащих (вместо 576 тыс. до революции). Упадок экономики вызвал в 1918–1920 гг. сокращение административного аппарата на 20–50 %²⁵⁴, однако вскоре она вновь выросла. Перепись 1923 г. зафиксировала только в городах, без сельской местности, 1836 тыс. служащих. С 1923 по 1924 г. государственный аппарат был сокращен на 28,5 %, затем последовали и еще попытки в этом направлении. Однако, несмотря на сокращения, общая численность служащих государственного аппарата продолжала год от года увеличиваться и выросла с 1925 по 1928 г. с 1854,6 до 2230,2 тыс. чел. В ходе «чистки» 1929–1932 гг. также проводилось сокращение персонала; к середине 1931 г. через нее прошло 1,6 млн служащих, из них около 10 % было «вычищено»²⁵⁵. Но в 30—40-х гг. аппарат управления продолжал расти. После ряда кампаний конца 50-х гг. за сокращение государственного аппарата к 1960 г. по сравнению с 1958 г. численность его сократилась на 6–7 %, но уже в 1963 г. восстановилась, а со следующего года стала уверенно расти, увеличившись в 1968 г. на целую треть²⁵⁶, и в дальнейшем продолжала расти. Хотя, за исключением отдельных ведомств: МИД, прокуратура, юстиция (а в конце 40-х – начале 50-х гг. и более широкого их набора), рангов и степеней не существовало, но определенно представление о сравнительной значимости должностей можно было получить по утвержденной в 1967 г. «Единой номенклатуре должностей служащих», где высшая 9-я группа состояла из 20 типовых позиций руководителей предприятий и учреждений, а предшествующая ей 8-я – еще из 80 позиций руководителей служб и отделов предприятий и учреждений.

В странах Восточной Европы численность групп, равнозначных «профессионалам» и «чиновникам», составляла по нескольку тысяч человек (в Болгарии еще до войны, в 1936 г., насчитывалось 103,8 тыс. служащих и чиновников²⁵⁷). Развитие этих групп шло тем же путем, что в СССР: наряду с тем, что часть не имела должного образования, некоторое число имевших высшее образование занимала места рабочих. В Польше после потерь Второй мировой войны оставалось около 350 тыс. интеллигенции²⁵⁸, но в затем за 15–20 лет численность основных категорий специалистов выросла в 5–6 раз. К 1939 г. имелось 17 тыс. инженеров, 13 тыс. врачей (к 1946 г. осталось 7 тыс. и столько же инженеров), 89 тыс. учителей, но к 1960 г. имелось 28 тыс. врачей (к 1973 г. – 55 тыс.), к середине 60-х – около 110 тыс., к 1973 г. – 351,7 тыс. учителей²⁵⁹. Как и в СССР в 20—30-е гг., рост происходил во многом за счет «выдвиженчества». В 1956 г. из 84,2 тыс. руководителей промышленности, только 13,6 тыс. имели высшее образование, около 40,9 тыс. – среднее, а 7-летнее – около 30 тыс., т. е. до середины 50-х гг. было «выдвинуты» не менее 60–70 тыс. рабочих). Партийный аппарат в Польше (без аппарата ЦК ПОРП) насчитывал в 1963 г. 7179 человек, в 1965 г. – 7544, в 1967 г. – 7627, из которых 1050, 726 и 523 были рабочими без образования. В общей сложности к 1973 г. все руководящие кадры от мастера до министра насчитывали 600 тыс. (даже в государственной и администрации и правосудии высшее образование имели 23,5 % (в 1968 – 17,8 %)²⁶⁰.

В Китае институт «выдвиженчества» имел еще более широкие масштабы: в 1955 г. из 609 тыс. инженеров имелось 374 тыс. «практиков» – 61 %, из 50 тыс. врачей только 49 % окончило институты, из 1632 тыс. учителей – высшее образование имели 136 тыс., и среднее специальное – 714 тыс. Общая численность «специалистов» было весьма высока, увеличившись за 30 лет десятикратно; в частности, учителей в 1949 г. насчитывалось 0,93 млн, в 1957 г. 2 млн, в 1964 г. 3,09 млн, в 1975 г. 6,7 млн, в 1978 г. 9 млн²⁶¹. На конец 1981 г. в Китае в госсекторе имелось 5714 тыс. научно-технической интеллигенции, в т. ч. 43,7 % с высшим образованием (в здравоохранении высшее образование имели 25,7 %, в сельском хозяйстве – 35,1 %)²⁶². Особую роль в Китае играли т. н. кадры (ганьбу), к которым относились все лица, имеющие право принимать административные решения, вплоть до учетчика сельхозбригады. В 1949 г. ганьбу насчитывалось 720 тыс., в 1958 г. – 7920 тыс., к 1965 г. – 25–30 млн²⁶³. В начале 80-х гг. имелось уже около 40 млн ганьбу, из которых 20 млн – в непосредственном подчинении ЦК и Госсовета, а остальные обеспечивались за счет дохода народных коммун или бригад, в которых работали²⁶⁴. В Северной Корее к 1945 г. имелось всего 13408 учителей, 1009 врачей и фельдшеров, 964 инженера и 4721 техник (всего не более 16 тыс.), из которых многие не имели дипломов, а лиц с высшим образованием было не более 2,5–3 тысяч²⁶⁵. Но в 1970 г. было заявлено о наличии 497 тыс. в 1974 г. – 600 тыс., а к началу 1976 г. – 1 млн «специалистов»²⁶⁶.

Если в развитых западных странах странах и странах «социалистического лагеря» развитие массовых элитных групп до 80-х гг. протекало примерно сходным образом (за исключением, естественно, того, что в соцстранах группа «буржуазии» отсутствовала, а квалификационный состав «специалистов» не вполне совпадал с таковым «профессионалов» западных стран), то страны «третьего мира» существенно отличались и по составу массовых элитных групп, и по относительному статусу, и по доле в населении, хотя в большинстве стран «третьего мира» основную часть «верхних 10 %» составляли не крупные собственники, а чиновники и профессионалы²⁶⁷.

В странах «третьего мира» все социальные группы, стоявшие выше крестьянства и рядового городского населения, долгое время были весьма малочисленны, и их доля в населении находилась примерно на том же уровне, как в традиционных обществах. Примерно сходной была и разница в их благосостоянии. Например, даже в Египте, имеющем сравнительно давнюю традицию государственности под османским, а затем британским господством, все такие группы к 1958 г. составляли порядка 10 % населения: на 27 млн населения здесь насчитывалось 240 тыс. (0,9 %) крупной буржуазии и земельной аристократии, 614 тыс. (2,3 %) чиновников и лиц свободных профессий, 1117 тыс. (4,1 %) низших служащих, 730 тыс. (2,7 %) предпринимателей традиционного сектора и 150 тыс. (0,6 %) сельских капиталистов. При этом среднегодовой доход даже самой малообеспеченной из этих групп – низших служащих (105,6 фунтов в год), существенно превышал доходы самой богатой части крестьян (87,4 фунта), а доход самой высокообеспеченной – буржуазии и аристократии (845,8 фунтов) превышал этот показатель десятикратно²⁶⁸.

Значительное место в афро-азиатских странах занимали традиционные элитные группы. В Нигерии, например, к концу 50-х гг. городская элита на 35 % принадлежала к семьям вождей, а 12 % составляли предприниматели. В Кении в 1963–1964 гг. элита на 27 % состояла из чиновников и на 45 % из «политиков» (членов выборных органов). В Восточной Африке (Кении, Уганде, Танганьике и Занзибаре) буржуазия (торговцы и предприниматели) составляла 11–12 % элитных слоев, интеллигенция – 9 %, лица сельскохозяйственных профессий – 1 %²⁶⁹. В Афганистане еще в 1976 г. общая численность современной светской интеллигенции (85–90 тыс. человек и 25 тыс. студентов) значительно уступала традиционной мусульманской интеллигенции (около 260 тыс.)²⁷⁰.

Предпринимательская прослойка в ряде стран была