на одного пострадавшего от медикаментозных убийств станет больше: это будет запачканная совесть тех, кто отказывается принимать в них участие.
Эвтаназия как детоубийство
В 2012 году в журнале Journal of Medical Ethics была опубликована статья под названием «Аборт после рождения: зачем ребенку жить?» В данной статье ее авторами Альберто Джубилини и Франческой Минервой были подняты вопросы, о которых активисты в защиту жизни говорят уже многие годы: по сути, нет никакой разницы между абортом и детоубийством. Первое является убийством перед рождением, а второе – убийством после него. Разве вопрос местоположения с этической точки зрения играет какую-то роль?
С тех пор как аборты были узаконены, из абортной индустрии постоянно выходят в свет истории о выживших после аборта младенцах, которые потом были убиты. Поскольку это явление частое, и нерожденный младенец почти ничем не отличается от рожденного, вышеуказанные авторы статьи, так называемые специалисты по этике, предложили «считать «послеродовой аборт» (убийство новорожденного) позволительным во всех случаях абортов, включая даже те случаи, когда новорожденные не имеют увечий». Они сообщили, что уже были прецеденты убийств младенцев: «В Нидерландах, к примеру, согласно Гронингенскому протоколу от 2002 года, разрешено «активное прекращение жизни младенцев с безнадежным прогнозом и испытывающим, по мнению родителей и медицинских экспертов, невыносимые страдания». Авторы называют это «детской эвтаназией».
Специалист по этике Уэсли Дж. Смит имеет иное мнение. Он считает это убийством:
Поддержка детоубийства становится позитивной тенденцией. Там, где поддержка убийства младенцев с родовыми травмами когда-то считалась радикальным убеждением, сейчас стало делом респектабельным и даже популярным. Началось это после того, как в 2004 году врачи из Медицинского университета Гронингена в Нидерландах признались, что проводили эвтаназию в отношении умирающих детей и детей с большими увечьями на основании положений, ставших потом «Гронингенским протоколом».
Протокол позволяет врачам делать смертельные инъекции трем категориям новорожденных младенцев, которые больны или имеют увечья:
Дети без шансов на выживание (иногда данный диагноз не подтверждается).
Дети, которые находятся в реанимации, но имеют неблагоприятный прогноз.
Дети, которые не нуждаются в технических средствах для поддержания физиологической стабильности, однако имеют безнадежный прогноз и испытывают невыносимые, непрекращающиеся страдания, которые невозможно облегчить.
Это означает, что смертельную инъекцию вводят не только умирающим детям, но и детям с серьезными увечьями, которые не нуждаются в реанимации [136].
Новости, полученные из Нидерландов, не вызвали никаких протестов. А причина, по которой Смит использует слова «позитивная тенденция», следующая: когда в СМИ освещались меры, принятые голландским правительством в отношении детоубийства, они были преподнесены в благосклонном свете. В газете The New York Times была напечатана статья об одном из основных активистов в защиту движения детоубийства, враче по имени Эдвард Верхаген, где он восторженно назывался гуманистом. Гронингенский протокол в этой статье назвали «крестовым походом, рожденным плачем страдающего младенца». В журнале New England Journal of Medicine дали высказаться двум голландским врачам, позволив им предоставить пояснения в отношении «разработки норм» детоубийства. Это явилось серьезным вкладом в успех данного предприятия. А в одном крайне престижном журнале в сфере биоэтики под названием Hastings Center Report была опубликована статья под заголовком «Прекращение жизни новорожденного», в которой автор выступил в поддержку детоубийства.
Эвтаназия является естественным результатом деятельности общества, которое отвергло веру в Бога и в полной мере практикует принцип личной независимости.
То, о чем врачи и специалисты по этике заявляли в своих дебатах относительно эвтаназии, относится к праву на убийство. Когда пришли аборты, медики начали заявлять о своем праве забирать у человека жизнь. Однако многие не смогли выразить свой протест из-за лжи, поскольку так называемые активисты в защиту выбора утверждали, что аборт – это не убийство человека. В случае с эвтаназией все обстоит абсолютно иначе. Дебаты в большей степени направлены на пропагандирование «права на смерть». Это является естественным результатом деятельности общества, которое отвергло веру в Бога и в полной мере практикует принцип личной независимости. В реальности же это предоставление врачам права на убийство. Вот почему мы сейчас слышим о «принудительной эвтаназии», и труп за трупом в общество вползает детоубийство.
Парадоксальность ситуации в том, что распространяющаяся культура смерти создала общество, фундаментальные ценности которого основаны на самоубийстве. В результате абортирования миллионов детей в обществе возникнет недостаток налогоплательщиков, и далее не будет хватать средств для функционирования системы здравоохранения. В итоге, растущее количество пенсионеров не сможет получать эффективное медицинское обслуживание. А старуха Смерть, устроив ад и хаос на одной стороне жизненного пути, появится и на другой его стороне. Если мы не сможем позволить себе финансирование больниц и медицинского обслуживания для престарелых и слабых, то будем организовывать дешевые похороны тем, кому не повезло. Нам всего лишь придется подготовить медработников, которые будут определять, кому жить дальше, а кому пора умирать.
Те, кто выступают против «ассистируемого самоубийства», с самого начала говорили о том, что так называемая смерть с достоинством является ложью. Ее суть – откровенные заявления о том, что если людям со страшным диагнозом дали право умереть с достоинством, то умереть они должны побыстрее. Однако «ассистируемое врачом самоубийство» превратилось в эвтаназию по требованию и очень быстро становится «эвтаназией по принуждению» и детоубийством. Раньше это называлось убийством. Облегчение ухода из жизни в случае, когда человеку осталось жить пару часов, дней или недель, почти сразу привело к тому, что жизнь начали оканчивать практически по любой причине: из-за депрессии, деменции, слепоты, одиночества, инвалидности, аутизма и даже преклонного возраста.
Сторонники эвтаназии, по крайней мере в большинстве случаев, уже не затрудняют себя утверждениями о том, что намереваются ограничить эту практику. Если мы проведем быстрый обзор сфер жизни общества, в которых эвтаназия уже укоренилась, то увидим результаты деятельности индустрии, целью которой является популяризация самоубийств и евгеники. Возможно, что само слово «евгеника» и не употребляется, но все, к чему стремились евгенисты: отбраковке слабых, инвалидов, так называемых некачественных и ущербных, – тихо вернулось обратно под личиной «прав женщин», «репродуктивной свободы», «права на смерть» и «смерти с достоинством». Голоса людей, выступающих за предотвращение самоубийств, специалистов по психическим расстройствам и сторонников защиты прав инвалидов трагически игнорируются.
Страшно видеть, что каждое предсказание о дальнейшей деградации, сделанное теми, кто отказывается смириться с культурой смерти, сбываются одно за другим. Однако это совсем не волнует людей, пропагандирующих эти ценности. Самым видимым свидетельством целенаправленной лжи является даже не то, что каждый этап деградации предсказуемо
