а кого стоит настоятельно призывать держаться от этого подальше. Даже Джоанна Олсон-Кеннеди признала, что большинство людей, идентифицирующих себя как трансгендеров, не имеет нарушений полового развития.
Попытка представить ответы на вопросы о гормонах и хирургии в откровенно упрощенном свете однозначно убедит некоторое число людей в том, что проблемы в их жизни легко могут быть разрешены при помощи устранения этой фундаментальной ошибки. Это могло сработать для Джазз Дженнингс, и это могло сработать для Кейтлин Дженнер. Но это не помогло разрешить проблем Натана Верхелста – если что-то вообще могло. Современная проблема заключается не в неравенстве, а в уверенности – ложной уверенности, при помощи которой одна из самых загадочных проблем преподносится как одна из самых ясных и понятных вещей.
Поборники социальной справедливости, политики идентичности и интерсекциональности утверждают, что мы живем в расистском, сексистском, гомофобном и трансфобном обществе. Они утверждают, что эти виды угнетения взаимосвязаны, и что если мы сможем разглядеть эти паутину и устранить ее, мы наконец сможем избавиться от переплетенных видов угнетения нашего времени. После этого случится нечто. Что именно произойдет, остается неясно. Возможно, социальная справедливость – это то состояние, которое, однажды будучи достигнутым, остается неизменным. Возможно, ему требуется постоянное внимание. Вряд ли мы сможем узнать.
Во-первых, потому что взаимосвязанные виды угнетения не плотно сцепляются одно с другим, но отвратительно и шумно скрежещут как друг о друга, так и внутри себя. Они скорее порождают трение, чем уменьшают его, и больше повышают тревожность и безумие толп, чем приводят к душевному покою. В этой книге были рассмотрены четыре наиболее часто поднимаемых в нашем обществе проблемы: проблемы, которые стали не просто штампом в ежедневных новостях, но и основой новой общественной морали. Упоминание о бедственном положении женщин, геев, людей различного расового происхождения и трансгендеров стало не только способом проявить сострадание, но и демонстрацией формы нравственности. Вопрос в том, как практиковать эту новую религию. «Борьба» за эти вещи и превознесение их стали способами показать, что вы – хороший человек.
Конечно, в этом что-то есть. Позволять людям жить так, как они этого хотят – это идея, которая открывает одни из самых ценных достижений нашего общества, достижений, которые во всем мире все еще невероятно редки. В мире все еще есть 73 страны, в которых быть геем незаконно, и в восьми из них гомосексуальность карается смертью [265]. В странах на Среднем Востоке и в Африке женщинам отказывают в самых элементарных правах. Вспышки межрасового насилия случаются то в одной стране, то в другой. В 2008 году 20 000 человек бежали из ЮАР в Мозамбик после восстаний южно-африканцев против жителей Мозамбика в поселениях чернокожих – десятки людей были убиты, тысячи остались без крова. Нигде в мире права трансгендеров на то, чтобы жить той жизнью, которую они для себя хотят, не защищены законом так, как на развитом Западе. И все эти вещи воспринимаются как достижения, ставшие возможными благодаря законодательной системе и правовой культуре. Вот здесь кроется парадокс: страны, которые являются наиболее развитыми с точки зрения этих достижений, представлены в наше время как одни из худших. Возможно, это просто версия изречения Дэниэла Патрика Мойнихэна о правах человека: заявления о нарушениях прав человека происходят в точности обратно пропорционально отношению к количеству случаев нарушения прав человека в этих странах. Заявлений о нарушении прав нельзя услышать в несвободных странах. Только очень свободное общество могло бы позволить – и даже поощрить – подобные бесконечные заявления о собственном беззаконии. Аналогично, кто-то может представить гуманитарный колледж в Америке или ресторан в Портленде как находящийся на грани фашизма, если люди, которые жалуются на них, настолько далеки от фашистской системы, насколько это возможно.
Но этот дух обвинений, притязаний и недовольства распространился с удивительной быстротой. И это связано не только с появлением новых технологий, хотя прошло лишь одно десятилетие с начала эпохи смартфонов и Twitter. Даже до этого в определениях прав человека и практике либерализма что-то пошло не так. Выглядит так, будто один из аспектов либерализма, позволяющий задавать вопросы, был в какой-то момент заменен либеральным догматизмом – догматизмом, который настаивает на том, что нерешенные вопросы решены, что неизвестное известно и что у нас есть прекрасное понимание того, как строить общество вдоль неверно начерченных линий. Вот почему достижения борьбы за права теперь преподносятся как основы прав, несмотря на то, что эти основы представляют собой нечто нестабильное. Если бы только либерализм мог допустить некоторое количество смирения там, где преобладает уверенность! Ибо эта форма догматичного, мстительного либерализма может, среди прочего, в какой-то момент привести к подрыву и разрушению всей либеральной эпохи. В конце концов, неясно, будет ли большинство людей принимать утверждения, которые им велят принять, и продолжать бояться ругательств, которые будут сыпаться на них, если они откажутся.
Недостатки этой теории – и причины – требуют идентификации, потому что боль, которая будет продолжать причиняться, если этот поезд интерсекциональности поедет и дальше, неизмерима. Метафизика, которую новое поколение впитывает и которой насильственно пичкают всех остальных, имеет множество неустойчивых точек и основана на желании выразить уверенность по поводу вещей, о которых мы ничего не знаем, и отнестись пренебрежительно и преподнести как относительные те вещи, которые мы знаем хорошо. Основания ее таковы: кто угодно может стать гомосексуалом, женщины, возможно, лучше мужчин, люди могут стать белыми, но не чернокожими, и каждый может сменить пол. Любой, кто не вписывается в эту парадигму, является угнетателем. И все вокруг должно политизироваться.
Противоречий и путаницы хватит на всю жизнь. Не только в определенных моментах, но в самом основании. Что могут сказать гомосексуальные или гетеросексуальные мужчины и женщины о заявлениях тех, кто наделяет детей другим полом – вместо того, который был приписан им при рождении? Почему молодая девушка, ведущая себя неженственно, должна восприниматься как еще не прошедший операцию трансгендер, меняющий пол с женского на мужской? Почему маленький мальчик, которому нравится надевать платье принцессы, должен казаться ожидающим смены пола трансгендером, меняющим пол с мужского на женский? Утверждения гендерных экспертов о том, кто является «печеньем, попавшим не в ту коробку», могут касаться тех, кто и сам не умеет прочесть описание на коробке с печеньем. Было установлено, что примерно 80 % детей, которым диагностировали то, что сейчас называется гендерной дисфорией, обнаруживают, что эта проблема разрешается сама собой в период полового созревания. Это означает, что они будут комфортно себя чувствовать, будучи того биологического пола, который обнаружился у них при рождении. Большая часть этих детей, повзрослев, станет геями
