Открытки и стихи, которые шли в наш адрес, помогли мне понять, что – в духовном отношении – значил для людей Батиан до и после своей гибели. Чем была вызвана такая реакция на его смерть? Не тем ли, что в человеческой истории львы – больше чем просто животные? С древних времен до наших дней лев считался символом мужества, силы и многих других добродетелей. Человек примеряет к себе из природного мира то, что считает достойным восхищения, и немало таких качеств он видит во львах. «Они столь глубоко запечатлелись в человеческом сознании – если не в крови, – что их могучая грива стала считаться символом души» – это слова Эвлин Эймс. Джордж Адамсон верил, что кодекс поведения львов заслуживает нашего уважения: «Право же, иные заповеди, заложенные в их генетике, выглядят не хуже наших и соблюдаются львами чаще, чем людьми. Уверенность в себе и мужество, упорная и при этом трезвая защита своего владения, готовность позаботиться о младших и вообще о других, чувство братства, верность и преданность – вот семь заповедей, достойных похвалы».
Батиан принадлежал к числу последних из эпохи «рожденных свободными». А первой из «свободных» была львица по имени Эльса, повесть о которой оказала колоссальное воздействие на людей. Благодаря ей возродилось сознание того, что окружающая среда нуждается в защите, ее история внесла свой вклад в появление движения «зеленых». Распространение философии «рожденных свободными» пробудило в людях черты, дарованные самой природой: доброту и сочувствие всем формам жизни. Эти черты противостоят мифу о людском владычестве над окружающим миром – этому самообману, который обусловливает и наше хищническое поведение по отношению к животным и природе в целом, и нашу враждебность по отношению к себе подобным, но принадлежащим к другим расам. Поэтому не считаю случайным совпадением то, что запрет иа работорговлю, установленный Британией в 1807 году, совпал с первыми дебатами в парламенте по вопросу о жестоком обращении с животными.
Нельзя отрицать, что историческая связь человека со львами оказала на первого свое влияние. Сегодня символика «рожденных свободными» дает людям возможность развеять миф о своем господстве над природой, и чем быстрее это произойдет, тем скорее мы осознаем, откуда исходит угроза нашему собственному существованию. Вот, по моему мнению, главное, чему учат истории жизни Эльсы, Батиана и тех, кто придет после них. Картина гармоничной жизни человека и могучего архетипа – льва полна впечатляющей символики, пробуждающей в человеческом сердце осознание своего родства с иными формами жизни и вызывающей в нем раскаяние за причиненную другим боль. Это чувство шевелится в нас, когда мы, оглянувшись вокруг и увидев, как разрушается наша земля, понимаем, что мы – убийцы. Убийцы, сознающие себя таковыми.
«Давайте поплачем по львам», – сказал мой друг, гид по заповеднику Дэвид Марупан, когда узнал о судьбе Батиана и других погибших львов. Его профессия – возить любителей природы по заросшим кустарником землям, и успех этой деятельности в значительной степени зависит от того, как будут жить львиные прайды и львы-одиночки, которых он и другие гиды успели так хорошо изучить за годы работы.
«Давайте поплачем по львам!» – воскликнул он, когда мы однажды встретились на дороге, бегущей вдоль реки Лимпопо, на противоположном берегу которой Батиан и многие другие львы расстались с жизнью. Я спросил Дэвида, какие львы ему теперь встречаются, когда он ездит по дорогам заповедника. Он ответил, что никакие. Разве что изредка Фьюрейя или Рафики.
В начале этого оказавшегося столь трагичным года – 1991-го – мы с Джулией подсчитали, что за последние несколько лет популяция львов Тули на территории Ботсваны выросла до сорока четырех особей, из которых, по нашим оценкам, сорок процентов составляли детеныши. Мы чувствовали, что наша антибраконьерская работа и другие действия, предпринимаемые в этих краях, дают плоды. В какой-то момент даже показалось, что популяция львов достигла оптимального для данного региона уровня. Но последующие отстрелы львов, забежавших на чужую территорию, наглядно продемонстрировали, сколь хрупка и чувствительна к воздействию человеческого фактора оказалась львиная популяция Тули. При этом она была изолированной: окружавшие ее зоны интенсивной человеческой деятельности делали невозможными как миграцию львов извне, так и передвижение других животных.
Смерть Батиана знаменовала собой наступление тяжкого времени. Все наши попытки предотвратить гибель других львов наталкивались на противодействие бюрократов, политиканов и людей с корыстными интересами, что делало нас беспомощными. Точное число львов, погибших в Северном Трансваале, мы так никогда и не узнаем. Из группы, состоявшей из двух львиц и шестерых львят, – той самой, которая увлекла Батиана в Южную Африку, – назад вернулась только одна львица с единственным детенышем, причем мать была ранена из огнестрельного оружия. Мы с Джулией потом долго пытались отыскать их, но безуспешно. Впрочем, кто-то из гидов по заповеднику видел, как львица зарезала импалу, – прекрасно, значит, она по-прежнему могла добывать себе пищу. Наш друг-ветеринар отговорил нас от попыток отловить львицу с целью оперировать ей рану: это могло только навредить. Если она способна свободно передвигаться и даже охотиться, следовательно, у нее хороший шанс выжить. В течение последующих недель нам еще не раз сообщали, что видели эту львицу, а затем она исчезла вместе с детенышем. Какова ее дальнейшая судьба, доныне неизвестно.
Несколько львов, которых заманили в Северный Трансвааль, избежали смерти и оказались в относительной безопасности в созданном алмазной компанией «Де Бирс» заповеднике «Венеция», граничащем с частными владениями. Но им никогда не вернуться назад, на заросшие кустарником дикие земли, и их потеря драматическим образом сказалась на динамике структуры львиной популяции Тули.
В тот год эта популяция понесла колоссальные потери – вдобавок ко львам, погибшим в Северном Трансваале, на западной границе заповедника, соприкасавшейся с территорией скотоводческих ферм и не обнесенной непроницаемым для львов забором, погибли самец, а затем самка с двумя детенышами (позже я видел их шкуры, «украшавшие» стены усадьбы одного из фермеров). Затем нам сообщили, что застрелены еще две львицы. Близ отдаленной северозападной границы были найдены жалкие останки молодого самца. Судя по всему, он умирал долго и мучительно – то ли попавшись в капкан, то ли от пулевого ранения в ногу. И наконец, в том же году исчез легендарный лев Темный, возглавлявший прайд Нижней Маджале в течение десяти лет. Исчезновение его до сих пор окутано тайной.
Время от времени мы с Джулией наезжали в небольшой южноафриканский городок Мессину для закупки запчастей, горючего и продуктов. По дороге нам приходилось проезжать через ворота той самой фермы, где был застрелен Батиан. Когда мы в первый раз после его гибели оказались здесь, нам обоим сделалось тяжко, как никогда.
Предыдущие несколько недель были для нас настоящим кошмаром. Возвращаясь назад в лагерь, я по привычке искал его следы на тропах копытных животных, где он так любил охотиться. В первые дни после его смерти было странно и больно видеть старые следы, отпечатавшиеся на мягкой почве или на дне пересохшей реки. Батиан составлял такую важную часть нашей жизни, что мы были почти убеждены: он не мертв, он вот-вот появится в лагере – счастливый, добродушный и милый, как прежде. Да, ветер постепенно сотрет последние следы его лап на земле, но из нашей памяти этот золотой юный принц не изгладится никогда. Все пространство вокруг было заполнено напоминавшими о нем звуками и знаками – вот дерево, которое он так любил метить, вот лужайки, где он любил отдыхать, а когда по ночам я просыпался от доносившегося с севера львиного рева, мне представлялось, что это его голос.
В то время мы с Джулией часто обсуждали, как будут реагировать Фьюрейя и Рафики на исчезновение брата. Поймут ли они в какой-то момент, что он никогда больше не придет? Поначалу, посещая наш лагерь, они относились к его отсутствию спокойно: возможно, думали, что он в очередной раз ушел на север на свидание с возлюбленной. Львицы приходили, звали его на своем львином языке и какое-то время ждали ответа, затем обнюхивали дерево, которое он имел обыкновение метить, и шли к бочкам с водой пить. Потом с энтузиазмом приветствовали меня – и снова уходили вдаль. В дикую страну, которая принадлежит им и где каждую из них ждало родное гнездышко и детеныши.
Однажды по возвращении из Мессины мы увидели Рафики у лагерной ограды, и то, что за этим последовало, приподняло мое настроение. Въехав в лагерь, я вышел из машины и отправился за ворота позвать ее. И тут – поверите ли – львица подскочила ко мне, встала на задние лапы, а передние положила мне на плечи, словно заключая в объятия! Джулия не могла оторвать глаз от такого зрелища, но приветственная церемония на этом не закончилась: несколько секунд спустя Рафики встала на все четыре лапы, издала радостный рев и потерлась головой о мои ноги, я же ответил ей нежными словами. Потом я последовал за ней к бочке, где она попила воды, и мы уселись рядом в предвечерней тишине. Глядя на нее, я гадал, о чем она размышляет. Ее глаза сомкнула дрема, но чуткие уши ловили каждый звук, доносившийся издали. Джулия наблюдала за нами из-за ограды, и мне хотелось разгадать ее мысли не меньше, чем мысли львицы.
