Что испортило мне все это путешествие, так это плохая погода. Я-то отправилась в Южную Америку наслаждаться солнцем, а вместо этого, особенно в горах, над нами постоянно низко нависали тучи, дул холодный ветер и моросил дождь, так что мне не стоило большого труда убедить моих спутниц отступить в более теплые регионы. Даже в Буэнос-Айресе, обычно в феврале изнывающем от зноя, было сравнительно прохладно, чему, во всяком случае, я была только рада.
Затем мы поехали в Мендосу, там я рассчитывала связаться с одним аргентинским ученым, знакомым Даррела, чтобы расспросить его, есть ли шанс заполучить весьма редкого малого плащеносца. Даррел был буквально одержим мечтой добыть этого зверька. Позвонив тому ученому по телефону, я услышала, что он располагает несколькими экземплярами и они ждут, когда Даррел приедет за ними. Естественно, я пообещала передать Джерри приятную новость.
Мы задержались в Мендосе на два дня, любуясь городом и его окрестностями, посетили местный зоопарк. Осень не позволила мне насладиться великолепным зрелищем аллей с золотистыми тополями, которые так восхитили Даррела, когда он побывал в Мендосе в 1959 году, но все же город был очень хорош, с обилием зелени, красивыми парками и чудесным климатом.
Мы думали ехать обратно в Буэнос-Айрес не спеша, но миссис Плэтт получила телеграмму, требующую ее срочного возвращения в Англию, а потому пришлось нам сломя голову мчаться в столицу, чтобы она поспела на нужный самолет. Я собиралась немного задержаться в Аргентине, но добыть обратный билет на грузовое судно оказалось непросто, и, когда мне предложили места на отплывающем вскоре голландском пароходе, я согласилась, хотя это подразумевало пересадку в Роттердаме.
Все время, что я находилась в Аргентине, из Сьерра-Леоне не было никаких вестей. Меня это не особенно тревожило, хотелось только своевременно вернуться в Англию, чтобы в мае встретить прибывающую коллекцию. Итак, мы отплыли из Буэнос-Айреса, после чего начались непредусмотренные длительные заходы в разные бразильские порты, чему я была только рада, тем более что в Северной Европе, как мы услышали по радио, царили обычные для этого времени года холода.
Кэти Уэллер слала мне с Джерси телеграммы, в том числе с пожеланием от Джерри встретиться со мной в Фритауне. Начался продолжительный сложный обмен телеграммами с нашим лондонским банком: я просила организовать пересадку на судно, которое успело бы прийти в Фритаун до 1 мая, когда отряд Даррела должен был возвращаться домой. Выяснилось, что лишь один рейс позволял мне уложиться в срок, но попаду ли я вовремя в Англию, чтобы воспользоваться им? При темпах, с какими продвигался наш голландец, это казалось невозможным. И все же, ко всеобщему (включая, сдается мне, капитана) удивлению, мы прибыли в Роттердам 5 апреля. В моем распоряжении оставались сутки, чтобы вернуться в Лондон, организовать доставку домой лендровера, собраться с мыслями и ринуться в Ливерпуль, откуда отплывал пароход "Аккра". Не хотелось бы мне еще раз пережить такую гонку: после пяти недель на голландском грузовом судне я так мечтала немного пожить на суше.
Плавание до Фритауна было сплошным удовольствием, команда всячески старалась, чтобы я чувствовала себя хорошо. Даррел перед тем тоже плыл со своим отрядом на "Аккре" и должен был возвращаться на нем. Матросы и начальство заранее предвкушали, как повезут в Англию новую коллекцию, и никак не хотели поверить, что я не знаю, каким уловом может похвастать Даррел.
Странно было спустя пять дней снова очутиться в Лас-Пальмасе, но мы не задержались там надолго. Меня предупредили, что в Фритаун мы придем около шести утра, и чуть свет я уже стояла на носу, всматриваясь в окутанные утренней мглой очертания города и уповая на то, что мой супруг, зная, как я неслась к нему через весь земной шар, ждет меня на пристани. Увы... Всех прочих встречали друзья, знакомые, родные, только мой Джерри отсутствовал. В конце концов меня отыскал судовой агент и сообщил, что Даррел тщетно пытался пробиться на причал. Как всегда, он забыл получить положенное разрешение и теперь сражался где-то там с полицией и прочими чинами.
– Придется нам пойти спасать его, – сказал агент.
Мы спустились на пристань, поспешили к зданию таможни и увидели на балконе над нами обросшего густой бородой, замученного Даррела. Он отчаянно размахивал руками и громко жаловался нам, что ему не позволяют спуститься ко мне. Наконец все недоразумения были улажены, и мы встретились лицом к лицу, причем Джерри предупредил, чтобы я не очень бурно проявляла свою радость, ибо у него, похоже, сломано ребро. После чего он представил мне довольно странного, нескладного молодого человека, члена Американского корпуса мира, который любезно согласился подвезти Даррела от его базы за городом в порт для встречи со мной. Не успела я опомниться, как Джерри сунул мне небольшую картонную коробку.
– Она живая, так что ты уж открывай поосторожнее, – предупредил он.
Зная, что в коробках Даррела могут помещаться самые мерзкие твари, я предельно осторожно подняла крышку и увидела на подстилке из бумажных салфеток крохотную белочку, похожую на Малютку. Очаровательное, совершенно ручное создание...
– Ее родила одна из белок нашей новой коллекции, и я подумал, что это идеальный случай подарить тебе что-то взамен Малютки.
Не сомневаюсь, многие женщины с негодованием отнеслись бы к такому дару в честь воссоединения, но я привыкла по торжественным случаям получать в подарок животных и сама однажды попросила преподнести мне в день рождения пару восхитительных венценосных голубей. Это хотя бы спасает меня от необходимости хранить множество ненужных пузырьков с духами и прочих бесполезных вещей.
– А где все остальные? – спросила я.
– Они еще там, на базе. Завтра приедут со всей коллекцией. Я захватил только самые нежные экземпляры, они пока в доме посла.
Даррел был явно рад видеть меня и, похоже, испытывал в душе некоторое облегчение. Сломанное ребро сильно болело, а его угораздило забыть, что в аптечке экспедиции есть предусмотрительно положенные туда нашим врачом болеутоляющие снадобья. Я отыскала их на самом дне ящичка, и Даррелу стало полегче. Он рассказал, что сломал ребро в лендровере, когда нетерпеливый Крис рванул с места, не дожидаясь, когда Джерри толком усядется, так что бедняга грохнулся на задний борт. Причем случилось это еще в марте, однако он решительно отказывался бросить все и лететь домой.
Стало очевидно, что без дополнительной помощи нам не обойтись. Джерри нужно было побольше отдыхать, чтобы он смог сопровождать коллекцию до Англии и завершить на борту парохода съемки фильма. Его молодой ассистент Джон Хартли никогда не участвовал в морских перевозках животных, и, поскольку ему тоже предстояло фигурировать в сериале, я решила взять на себя основное бремя ухода за коллекцией, а для подстраховки послала телеграмму Энн Питере, которая ездила вместе со мной в Аргентину. Она прилетела через сутки с первым же самолетом, и, когда коллекция прибыла в Фритаун и была размещена в роскошном особняке Алмазной корпорации, где все мы остановились, я смогла оценить ситуацию в целом.
Освободить Даррела от ухода за животными не составляло труда, но ходить по разным министерствам и таможенным конторам должен был он сам. И мы составили нехитрый распорядок. Нашему американскому другу и Джону Хартли было вменено в обязанность совершать ежедневные покупки корма для животных. Крис и Даррел наведывались в различные департаменты и отвечали за срочную корреспонденцию, тогда как мы с Энн занимались животными, исключая таких крупных зверей, как леопарды, о них мы предоставили заботиться молодым мужчинам. Эта схема вполне себя оправдала, и за две недели, что оставались до отплытия из Фритауна, наши подопечные благополучно освоились с бытием в новых условиях.
Не так-то просто было отвезти зверей и снаряжение на пристань, но тут на помощь нам пришли вооруженные силы Сьерра-Леоне в лице майора Дженджера, с которым Джерри успел подружиться сразу по прибытии в Фритаун. Он пообещал предоставить в наше распоряжение три армейских грузовика – и в самом деле, в шесть утра 1 мая к нашему дому подъехали три мощных "бедфорда".
В порту нами лично занялся один очаровательный деятель из таможни, и очень скоро наши животные, два лендровера и мы сами расположились на палубе "Аккры". Нам отвели очень удобный полутрюм на самом носу. В плохую погоду животным там было достаточно тепло и уютно, а в жару мы преспокойно открывали люки, да и в бортах были иллюминаторы.
Два-три дня ушло на то, чтобы войти в колею. К счастью, поблизости от нашего зверинца находился камбуз с кипятильником, которым нам было позволено пользоваться. Даже Крис, оправившись от морской болезни, помогал с кормлением животных. Хотя море вело себя смирно, пароход был малоустойчивый и испытывал качку даже при самой слабой волне, что особенно ощущалось на носу. Джон и Джерри прогуливали наших двух леопардов, пока мы с Энн чистили клетку. Такой же распорядок действовал в отношении трех юных шимпанзе и маленького речного кабана. Остальные клетки можно было чистить, не удаляя их обитателей.
