немедленно, где наш мальчик, во сколько, как ведёт себя? Разве мы граждане древней рабовладельческой цивилизации? Разве нет у нас кнопки, чтобы лишь нажав, узнать, как далеко и как успешно «гог» ведёт наше дитя? Зачем раб кривляется перед нами, пересказывая всё это на ночь глядя?
Может, он хочет нас чему-то научить, как воспитывать наших мальчиков? — Ты не смеешь, раб! Мы взрослые люди, мы всё решаем сами и лучше, чем кто-либо, знаем, что для наших мальчиков хорошо.
Может, он хочет пожаловаться, что наш мальчик вёл себя не лучшим образом? — Ты не смеешь, раб! Все недоразумения могут быть лишь результатом твоей некомпетентности, а не скверного воспитания нашего незрелого отпрыска! Становись лучше сам, старайся усерднее!
Может, он хочет попросить помощи? Юные мальчики нерадивы, они не должным образом собираются в путь… может, у них нет даже тетради, а у раба нет мела и бумаги… — Ты не смеешь, раб! Даром ли тебе платятся драхмы?! Обеспечь свой труд сам! А мы на всякий случай напишем злобное письмо гоплитам из прокуратуры…
Отбросьте смартфоны и прочие гаджеты!
Раб наконец ведёт мальчиков. Постойте — вы же не отбросили ни смартфоны, ни гаджеты. Но ведь в правах раба записано, что вы должны!
— Ты не смеешь, раб, трогать меня! — без тени смущения заявляет мальчик, знающий свои права лучше обязанностей. Не видя ничего, спотыкается и падает.
— Глупый раб! — кричит мальчик в слезах.
— Глупый раб! — кричит родитель мальчика и пишет злобное письмо гоплитам из полиции.
На самом деле гоплиты из любой службы так пристально следят за всеми педагогами, что часто и жаловаться не нужно, чтобы они обратили на них внимание. Гоплиты будто бы всегда ждут от раба с высшим образованием какого-то преступления и всегда готовы покарать за провинность самым беспощадным образом. Или увидеть провинность в одном значении неблагозвучного слова «педагог»… Если на пути, разделяемом с педагогом, мальчик оскользнётся, поранится, сотрёт ноги — гоплит обвинит педагога. Если мальчик пристрастится к дурману — гоплит обвинит педагога. Если мальчик станет родителем — гоплит обвинит педагога. И педагог, глухой и согласный, не посмеет поднять голову и ответить гоплиту, что не причинял мальчику боли, предупреждал об опасностях на пути, а мальчик не слушал, что рассказывал о вреде дурмана и сам ничего мальчику в руки не всовывал, что и от разврата пытался уберечь… Всё, что будет прощено мальчику, демос не простит педагогу. Раб держит голову низко, раб молчит, как «п» из «педагога» — согласный отдать драхмы, чтобы только демос его простил и позволил дальше влачить рабское существование.
Педагог знает, что если мальчик не откажется от гаджетов и игрушек, его дорога будет утомительна, беспросветна, бесполезна, и никуда им по ней не дойти. Раб лишь надеется и ждёт, чтобы мальчик это понял.
Но часто мальчик говорит:
— Ты лишь раб. Ты ничего не смыслишь в жизни. Твои слова ничего не стоят.
И они идут по дороге, посторонние, которым нечего сказать, и ждут лишь конца пути, как избавления друг от друга. Возможно, когда-нибудь такой мальчик станет гоплитом, который всегда будет ждать от педагога преступления и будет находить это преступление в случайных словах, жестах, взглядах и безжалостно карать.
Случается и по-другому. Мальчик возвращается в дом своих родителей и сообщает, что педагог считает его неидеальным мальчиком.
— Не обращай внимания, — говорит своё слово мать, обнуляя мириады слов педагога, уже сказанных и должных прозвучать.
Педагог не может воспитывать через голову матери. Он лишь с грустью думает о тщете совершаемого с мальчиком пути, ведь мальчик превратился в стенку, от которой отлетают любые слова. Ведь жизнь состоит не из одной похвалы, на пути пригождается критика, но теперь мальчик никогда не поверит, что педагог хотел как лучше, не хотел уязвить. Педагог грустно смотрит на мать, выступая на никому ненужном офлайн форуме, и думает, что хоть и долог его путь с мальчиком и тщетен, её путь всё равно длиннее и горше. Педагог попрощается с мальчиком, добром ли, разочарованно ли, а мать — никогда. И если плод её в развитии выкажет изъян, страдать больше всего предстоит от этого ей, матери.
Однако высшее образование, дар и проклятие педагога, говорит, что мальчики не бывают одинаковыми. Есть не только мальчики, выпивающие из рабов энергию и жизнь. Есть мальчики, которые выходят в путь с интересом, с блестящими любопытством глазами. Сердце педагога согревается, если не было застужено пренебрежением прежде и разорвано в клочья суетой надуманной работы. Запуганный гоплитами педагог не смеет взять мальчика за руку, но с радостью показывает ему путь. Чем дальше идти, тем сложнее дорога. Учиться не бывает просто, учиться не должно быть просто.
— Не верь тем, кто обещает пройти путь за три месяца, — объясняет педагог. — Так не бывает, всё стОящее на этом пути достаётся трудом. Что легко приходит, так же легко и уйдёт.
— Мне тяжело, — жалуется мальчик.
— Я понимаю, — вздыхает раб. — Ох, как я тебя понимаю…
— От меня требуют всё больше, — жалуется мальчик.
— Знаю, — кивает раб. — Это из-за того, что приказали снизить учебную нагрузку. Такое всегда случается ещё, например, с драхмами. Если обещают дать больше драхм, это значит, что их дадут меньше… Давай я помогу тебе, сделаю часть за тебя…
Таким образом, педагог делает работу от имени ученика, рисует плакаты, пишет сочинения, клеит макеты, из одного желания облегчить груз на плечах ребёнка. Педагог понимает, что мальчика приучают к тому, что у него в будущем, у взрослого, постоянно будут красть самое главное в его жизни — время. И ему жалко мальчика, жальче, чем себя.
Мы, проклятые и благословлённые высшим образованием, понимаем, что в жизни не бывает всегда одинаково, что среди утомлённых, запуганных и замороченных суетой «педагогов», есть, наверное, и те, кто заслуживает недоверия гоплитов, а может, и внимания психиатров. Мы, «педагоги» 21 века, разные, но мы бы все чувствовали себя лучше, если бы в 21 веке перестали быть рабами.
Педагог — древнейшая на свете профессия, если вы полагаете иначе, задумайтесь — не нужно ли было и той профессии прежде научить? В 21 веке профессия обросла обязанностями, требованиями, нелестной репутацией, а те, кто мог бы повысить её престиж, скорее препятствуют истинным целям педагога — отвести наконец мальчиков в их светлое будущее. Ответственные-контролирующие любят поминать всуе слова «призвание», что такими как мы нужно родиться, «педагог», словно закрепляя за людьми привилегию на рабский труд. Все кругом, со сцен и больших экранов, осыпают нас пышными титулами и словами, заменяя речами
