Ознакомительная версия.
Фридл поздравляет Вилли Гроага с днем рождения и желает ему долгого и глубокого дыхания. «Это самое главное». А ее саму учил дышать Иттен. Дыхание, ритм, движение… Наш курс назывался «Движение образует форму».
Кто-то из семинаристов заметил, что это название не только про художественную форму, рождающуюся в движении, но про внутренние изменения, происходящие в каждом из нас, про оформление себя. «Занятия рисованием не призваны сделать всех детей художниками, их задача – освободить такие источники энергии детей, как творчество и самостоятельность, пробудить фантазию, усилить способности детей к наблюдению и оценке действительности», – так начинается лекция Фридл о детском рисунке.
«Единственное, что я могу сказать, эти занятия не настроены на то, чтобы превратить вас в художников. Посему художественный уровень ваших работ меня меньше всего волнует. Я не могу сделать слепых зрячими, как вы, наверное, уже догадались, но могу помочь им выразить то, что они чувствуют. Мне хочется вам дать основы, то, о чем можно думать всю жизнь, то, что универсально. Лишь универсальные вещи содержат в себе абсолютную свободу и посему имеют бесконечное число вариаций. Во время занятий вы знакомитесь с самими собой. Не то, чтобы вы до этого себя не знали, но одно дело знать, а другое – увидеть выявленным», – писала нам ЕГ в начале курса.
Знакомясь с самим собой, мы заново знакомились и с окружающим миром. «Представьте путешествие нитки в ткани, как она движется стежками туда-сюда, туда-сюда, смотрите на фактуру». «Представьте себе, что вещи сделаны из проволоки, так, что сквозь них все видно. Когда вы научитесь рисовать то, что видно, зная, что происходит внутри, вам будет гораздо проще, и рисунок выйдет убедительнее». Мы крутили спирали – и выходило всё что угодно: от глиняных горшков до балерин и ползающих младенцев. А заспиралив сидящую фигуру, кто-то из нас вдруг понял, что у человека, оказывается, есть колени.
Уроки Фридл помогали жить. «Для детей, травмированных, вывезенных в чужую страну, это была невероятно успешная терапия. Дети раскрывались, расцветали на наших глазах. Фридл была для них «центром вдохновения». (Эдит Крамер о детях-эмигрантах.) «Для меня самым важным было ощущение свободы. Это ощущение передавалось нам. Свобода думать и делать то, что чувствуешь». (Лилька Бобашова)
К счастью, у нас нет того ужасного опыта, который был у детей-беженцев и узников Терезина, но сказанное Эдит Крамер и Лилькой Бобашовой можно отнести и к каждому из нас. «Лена, Ваш семинар не про рисование. И не про творчество. Он – про свободу! Спасибо Вам за освобождение!» – напишет другая Лиля в отзывах о семинаре.
Освободиться от рутины, поверить в себя, почувствовать, что ты всё можешь. «Помню, на первом уроке я сидела и смотрела на чистый лист, как баран на новые ворота. Фридл подошла ко мне и говорит: «Нарисуй пару линий, и покрути лист, и увидишь, на что это похоже». (Марта Микулова)
Мы тоже крутили круги, восьмерки и спирали, рисовали пятна и линии. Вазы с закрытыми глазами (одно из баухаузовских упражнений на психомоторику). «Открыла глаза и увидела… кошку», – писал кто-то из нас в дневнике.
Поднаторев в кругах и спиралях, мы рисовали лунную ночь. Первые наши «осмысленные» пейзажи. Сколько радости: «у меня получилось!» Выставка с «лунными» заданиями становится самой большой и интересной в первом уроке.
«Лучше заниматься с большой группой детей, чем с маленькой или с одним ребенком. В большой группе дети зажигают друг друга, создается более стабильное настроение. Дети заражаются друг от друга полезными идеями. Не перегружая детей своим вниманием, преподаватель тем самым предоставляет им широкое поле воздействия друг на друга».
И это про нас. Общение участников семинара, обсуждение работ друг друга, ночные «балаганы» (специфика общения в сети такова, что большинство одновременно выходит на связь после полуночи, тут-то и начинается самое интересное!) – всё это действовало не менее сильно, чем сами задания. Сейчас каникулы, а общение не прекращается: приходят письма, приезжают гости. Как в студенческие годы.
Фридл не могла не стать педагогом. Искренность и глубина, тонкость восприятия и неподражаемое чувство юмора (чего стоит одна катушка черных ниток под носом – усы Гитлера!), интерес к жизни и желание жить несмотря ни на что, яркий холерический темперамент… Все это – черты идеального учителя, обычно упоминающиеся в учебниках для педвузов. А она была живая, не из учебника! Ее невозможно было не любить. «С первой секунды я полюбила ее и ждала уроков». (Хельга Поллак) «Каждое утро я бегу к компьютеру прочитать мнение Лены о своих рисунках. Если это похвала, значит, день удался», – пишет lubopyt.
«Урок кончался так же стремительно, как и начинался. Я панически боялась конца. Я готова была продолжать до ночи, но это было запрещено». (Хельга Кински)
«Елена Григорьевна, можно мне еще задание? Первый урок был длиннее, а сейчас я осознала, что мне осталось только одно задание… Спасите-помогите!» – пишет yanaelis.
«Помню установку Фридл на другом уроке: не думать, просто рисовать, просто вспоминать или мечтать, рисовать, не думая, как и что получится». (Эва Штихова-Бельдова)
«А ты не думай, рисуй!» – ЕГ мне в ответ на долгое нытье о том, что у меня не получается то, что задумано.
«Все пытались ввести нас в рамки, она нас из рамок выводила. Фридл внушила нам, что в любой ситуации можно что-то изобрести, при любых условиях что-то создать». (Лилька Бобашова)
«Теперь ты видишь: всё может быть всем!» – ЕГ в ответ на мои сосны из смятой бумаги.
«Фридл внушила веру в свои силы, она сказала: “Не обязательно учиться по книгам, твои руки любят учиться, а умные руки – это огромный дар”». (Марта Микулова)
В одном из дневников случайно обнаружила такое замечание ЕГ: «Твои руки помнят форму вещи. Дай им нарисовать то, что они уже рисовали, на следующий день, и ты это увидишь».
Вообще, это совершенно удивительная штука: перечитываю сейчас воспоминания учениц Фридл в «Вещности и вечности» – и буквально каждая фраза вызывает в памяти какой-нибудь момент семинара. Тот, кто верит в переселение душ, наверное, не удивился бы. «Мы открывали ее для себя, она открывала нас. Мы ей были интересны, и она наивнимательнейшим образом присматривалась к каждому». (Лилька Бобашова)
«Вы наблюдаете свойства предметов – я наблюдаю ваши свойства», – ЕГ.
«Фридл говорила, что у каждого свой мир, у всего, у всякой вещи на свете – свой мир… Она никогда не навязывала своего мнения. Граница, суверенитет, здесь я – здесь ты. Беседы с ней завораживали, в них было что-то магическое, мы не всегда понимали их смысл, и это, наверное, еще сильней притягивало».
Что это, воспоминания о Фридл или отзывы сегодняшних семинаристов? Какая разница? Моя почти пятилетняя дочь, например, не задается подобными вопросами и называет ЕГ «мамина учительница-Фридл».
«Нет такого человека на свете, который, нарисовав пятно и линию, не сможет нарисовать все, что захочет», – говорит ЕГ. Это вдруг ворвавшееся в тебя чувство “я могу рисовать!” переворачивает все внутри, не дает дышать. И незаметно превращается в “я не могу не рисовать”. “Как будто мне в глаза вставили акварельные краски. Хочу рисовать всё, что вижу”, – пишет Wisemary.
ЕГ пишет нам: “Я рада тому, что происходит. Не все безоблачно, разумеется. Некоторые задания вызывают отторжение, неприятие, нежелание их выполнять. На самом деле, и я это уже говорила не раз, задания – это палочка-выручалочка, не в них суть. Если представить себе цельность абстрактно, то любая ее точка является цельностью. Цельность – сплав, она не слагается из элементов. Исходя из этого, любое задание апеллирует к цельности в вас. Когда вы реагируете на что-то отрицанием или отворачиванием от задания (не по уважительной причине), у меня возникает вопрос, как попасть в эту точку в вас с другой стороны, с черного хода, скажем.
Но я не заморачиваюсь особо, не волнуйтесь. Время – это главный фактор. У всех по-разному происходят качественные изменения, ведущие к цельности, т. е. к тому, что в вас есть, тому, что есть вы. Каждый из нас – это творящий космос. К счастью, мы не роботы, и у нас все происходит очень индивидуально”.
Семинар заканчивается, при этом многие продолжают выставлять в дневниках новые работы. Практически каждый день. Получаю письма от однокурсниц, где после “Как дела?” неизменный вопрос: “Ты рисуешь?” А дальше рассказ о своих делах – своих рисунках. Пишу эти строки, а в комнате пахнет липой: на столе у меня большая ветка, вся в нежных желто-зеленых цветах. Мы принесли ее с прогулки, чтобы нарисовать».
Anya_LeЛуций Анней Сенека. Нравственные письма к Луцилию / Пер. и примеч. С. А. Ошерова. М.: Наука, 1977.
Ознакомительная версия.
