Любопытство свойственно душе человека: это невольное стремление ее к той сфере, где она думает найти для себя деятельность. Но любопытство может выработаться в любознательность и может остаться только любопытством.
Сначала человек только любопытен; но когда в душе его завяжется самостоятельная работа, а вследствие того и самостоятельные интересы, то он перестает уже быть любопытным ко всему безразлично, но только к тому, что может быть в какой-либо связи с его душевными интересами. Если же человек и в зрелом возрасте остается жадно любопытным ко всему безразлично, то это верный признак душевной пустоты.
Дети вообще любопытны, хотя и в разной степени, и это, конечно, драгоценное качество их души. Но воспитатель должен, с одной стороны, воспользоваться любопытством детей, чтобы переделать его в любознательность, а с другой – не дать развиться пустому любопытству и опасной склонности – пассивною переменою впечатлений избегать необходимости самостоятельной душевной деятельности. Удовлетворять как следует любопытству детей – одна из труднейших и важнейших задач воспитания.
Склонность к развлечениям всякого рода вообще – только видоизмененная форма того же бесцельного и безразличного любопытства, обратившегося в склонность или даже страсть. Когда потребность душевной деятельности с детства развита у человека только деятельностью пассивною, то понятно, что он жадно ищет этой пассивной деятельности в перемене впечатлений, в отыскании все новых и новых. Но так как эти новые впечатления собственно ни на что не нужны такой душе, не имеющей собственных серьезных интересов, так как она не может привязать этих новых впечатлений к своей собственной работе, то она и стремится или поскорее переменить их, или искусственно раздуть их силу. Этим последним стремлением объясняется страсть, замечаемая у людей, ничем серьезно не занятых, раздувать значение каждого нового явления, превозносить до небес новый посредственный талант, о котором завтра же забудут, выискивать скандалы всякого рода и раздувать их значение или даже и придумывать.
Дети, избалованные восторгами, сюрпризами, изысканными подарками, угодливостью окружающих, – самые жалкие дети. Как ни велик запас способности радоваться в детской душе, но ее уже успели истощить и, все увеличивая и увеличивая приемы, чтобы достичь желаемого действия, т. е. привести в восторг дитя, совершенно испортили у него душевное пищеварение.
Этим драгоценным указанием самой природы должен руководиться воспитатель и устраивать по возможности дело так, чтобы дитя более находило счастье в деятельности, чем стремилось к наслаждениям, причем не надобно забывать, что игра, в которой самостоятельно работает детская душа, есть тоже деятельность для ребенка и чтобы он более наслаждался тем, что им самим сделано, чем тем, что ему подарено.
Если мы ожидаем чего-нибудь приятного для нас, то и само чувство ожидания бывает то приятно, то неприятно, смотря по тому, как мы отнесемся к ожидаемому нами явлению. Если мы думаем о самом явлении, то испытываем удовольствие, предвкушение удовольствия, хотя и сознаем в то же время, что оно еще не наступило; если же мы думаем об отдаленности ожидаемого явления, то испытываем неудовольствие или гнев, смотря по тому, как мы отнесемся не к предмету ожидания, а уже к самому чувству ожидания. Если мы пассивно поддаемся ему, то страдаем; если же пытаемся бороться с ним и кидаемся на него вновь и вновь всякий раз, как оно нас одолевает, то испытываем гнев. То же самое совершается в обратном порядке, если ожидаемое явление грозит нам неудовольствием.
Дети особенно нетерпеливы при ожидании и в то же время всего более живут ожиданием. Явление это объясняется тем, что дитя мало еще находит пищи своему стремлению к сознательной деятельности в готовом уже содержании души своей. Если дитя оглянется назад и сравнит ожидание какого-нибудь удовольствия с самим удовольствием, то нередко чувствует, что ожидание его обмануло, и это чувство, как мы увидим в своем месте, играет очень важную роль в истории детской души.
Теперь же заметим только вскользь, что вообще воспитатель не должен слишком возбуждать ожиданий в душе дитяти, и без того склонной к этой форме чувства; а, возбуждая ожидания, должен всегда иметь в виду, насколько удовлетворение может им соответствовать. Дети всегда нетерпеливы, потому что и воля их слаба, и в голове еще мало содержания, и наконец, стремления, возникающие в них, мало находят себе противовеса в постоянных наклонностях и страстях. Воспитать разумное терпение в человеке есть одна из самых сложных и самых важных задач воспитания, которое в своих ошибках чаще воспитывает вредную выносливость, чем полезное терпение.
Глава 17
От легкой зависти к черной ненависти
История эта началась буднично и просто: в школе объявили конкурс красоты. Кому в голову взбрела эта дичь, потом долго разбирались и в роно, и в городском комитете по образованию, но так виновных и не нашли; инициатива была всеобщей. Участвовали, разумеется, только старшие классы, но страсти разгорелись среди девочек, которым едва исполнилось двенадцать. Страсти бушевали так, что родительницы рыдающих двенадцатилеток отправили депутацию к директору и добились пересмотра нижней возрастной границы – как раз с двенадцати. Восторг был неописуемый. По всей школе носились двенадцатилетние кандидатки в мисски и готовились к демонстрации талантов так, словно от этого зависела их жизнь.
Кандидаток отбирали со строгостью. На первом месте стояла почему-то успеваемость, с тройками уже не брали, с половиной четверок – тоже. Только с перевесом пятерок. Так что отсеялось большинство претенденток и без всякого конкурса. Зато показ талантов укладывался всего в тричаса. Все были довольны – только не отсеянные кандидатки.
В списке допущенных к участию оказалось, к неудовольствию всех, всего восемь старшеклассниц, зато шестнадцать двенадцатилеток. И почти все они были круглыми отличницами, только одной девочке удалось пройти почти условно – у нее имелось пять четверок. И вот начался кошмар, который задумывался как праздник.
На удивление всем, «условная» девочка практически превратилась уже в победительницу. Ей оставалось сделать последнее задание, что-то станцевать. Выступать она должна была самой последней. Комиссия уже пришла к соглашению – что поделать, девочка лучше всех. Она оттанцевала свой номер, но все заметили, что без улыбки, со стиснутыми зубами, а когда музыка кончилась и она поклонилась, как учили, то не удержалась и упала прямо на сцене. Все ступни у нее были в крови. Из школьного зала ее увезли в больницу. Кто-то из конкурсанток подложил в ее туфельки битое стекло.
Пока она залечивала раны, в школе шел разбор полетов. Сначала искали виновницу из однолеток, потом стали таскать к директору старших девочек. Никто не признавался. О случае узнали в вышестоящих инстанциях, в школу стали ездить чиновницы и снова допрашивать девочек. И неожиданно выплыло имя старшеклассницы, которую вообще никто не подозревал. Гордость школы, спортсменка, победительница олимпиад и к тому же красавица.
Когда ее спросили – почему – у нее, даже спустя неделю после конкурса, лицо пошло красными пятнами, а с губ сорвалось только одно: ненавижу. Случай, конечно, замяли. И было отчего: младшая девочка приходилась ей сестрой!
Вот так неожиданный успех младшей сестры заставил старшую испытать такую зависть и такую злобу, что она была готова искалечить сестренку, которую прежде никогда не обижала.
История, конечно, чудовищная, но не исключительная. В той или иной форме все дети испытывают и зависть, и злобу, и ненависть. Особенно это характерно для замкнутых детских коллективов вроде интернатов, где они изначально поставлены в условия соперничества и борьбы за место в школьной стае. Но и в обычных школах детских обид и претензий вполне достаточно для мести соперникам. Немецкие педагоги, современники Ушинского, отлично понимали, что такое детская стая. Они считали, что дух соперничества нужно вообще из школ изгнать и, если один ребенок рисует или пишет лучше другого, не ставить этого вундеркинда в пример неумехам. А у нас? С чего начинается у нас начальная школа? С демонстрации неумехам творений отличников. Зачем? Чтобы отстающие тянулись за успевающими. Кто прав: мы с наглядной демонстрацией успехов тем, кто их не достиг, или те немцы, которые боялись заронить в детских душах неуверенность в своих силах и зависть? А то и лютую ненависть, толкающую на самые непредсказуемые детские поступки? Что вообще формирует характер ребенка? Какие сильные чувства его переполняют? Как помочь ребенку избавиться от вредных для него черт? Когда оставить его в покое? Как найти ту воспитательную границу, за которую нельзя переходить? И почему?
