«Перестаньте, — кричат родители, — вы не можете так обращаться с нами, у нас тоже есть собственные права в жизни». А я говорю — нет. Не в первые два года. Или, может быть, в первые четыре года жизни ребенка. В первые годы необходимо проявлять наибольшую осторожность, потому что все окружение направлено против саморегуляции, за ребенка приходится осознанно бороться, причем весьма интенсивно.
У меня есть еще несколько советов родителям, которые жаждут дать своим детям хороший старт в направлении саморегуляции и свободы.
Оставлять ребенка в коляске в саду на целые часы — опасная практика. Никто не знает, какие ужасные чувства страха и одиночества может испытать ребенок, внезапно проснувшись и обнаружив себя одного в необычном месте. Все, кому приходилось слышать вопли ребенка в такой ситуации, имеют некоторое представление о жестокости этого идиотского обычая.
Если вы хотите, чтобы ребенок вырос без неврозов, вы не должны — не смеете — стоять от него в стороне. Вы обязаны играть с ним. Не только играть в его игры, но играть вместе с ним, как если бы вы тоже были ребенком, способным участвовать в его жизни и принимать его интересы. А вы не сможете это сделать из-за дурацкого чувства собственного достоинства или чего-нибудь еще в этом роде.
Всегда лучше, если это возможно, чтобы дедушки и бабушки жили отдельно, а не вместе с детьми. Обычно происходит так, что дедушки и бабушки настаивают на установлении жестких правил воспитания детей или же портят их другим образом, видя в них либо только хорошее, либо только плохое. В неправильных семьях у детей четыре начальника вместо двух. Даже в хороших семьях существует некоторое напряжение, потому что дедушки и бабушки большую часть времени не оставляют попыток внедрить свои собственные устарелые взгляды на детство. Дедушкам и бабушкам часто свойственно проявлять чересчур собственническую любовь к внукам. Обычно это случается, когда у бабушки нет настоящего интереса в жизни после того, как ее собственные дети выросли. Третье поколение предоставляет ей случай взяться за единственную знакомую ей работу. Под предлогом того, что ее дочь или невестка некомпетентны в качестве матери, бабушка берет дело в свои руки, и ребенка тащат в разные стороны. В результате он отдаляется от обеих сторон. Для ребенка ссоры означают отсутствие любви в доме, будь то ссоры между мамой и бабушкой или родителями. И даже если ссоры тщательно скрываются от ребенка, это никогда его не обманывает. Он неосознанно чувствует, что в доме нет любви.
Вопрос о школе тоже может быть трудным. Ваша жена, например, стремится отправить ребенка в совместную прогрессивную школу, а вы желаете поместить его в закрытую частную школу. В связи с этим может возникнуть конфликт. Вероятно, наихудших результатов следует ожидать в том случае, если кто-то из супругов принадлежит к католической церкви. Для таких ситуаций у меня нет совета. Идеологические или религиозные расхождения слишком часто бывают непреодолимыми. Могу лишь сказать, что некоторые из моих наиболее трудных учеников стали таковыми в результате разногласий в мнениях родителей о школе. Ребенок, чей отец был против Саммерхилла, но сдался ради мира в семье, никогда здесь существенно не менялся к лучшему, потому что знал, что отец на самом деле не одобряет эту школу. Подобная ситуация трагична для любого ребенка. Он никогда не чувствует постоянства в жизни, боясь, что отец в любой момент может перевести его в строгую школу.
Тем не менее определенного антагонизма между родителем и учителем всегда следует ожидать. Учителя это осознают, и некоторые из них много работают, стремясь установить между персоналом и родителями более тесный контакт. Учителя встречаются с родителями в школе. Отлично! Это следует делать повсеместно. Учителя должны понимать, что они не могут столь же существенно влиять на детей, как родители. Именно поэтому безнадежно пытаться излечить трудного ребенка, если в семье сохраняется та самая атмосфера, которая и сделала его трудным.
Родители должны понимать, что рано или поздно детям необходимо оторваться от них. Естественно, я не имею в виду, что дети должны покинуть своих родителей в том смысле, чтобы никогда больше их не видеть. Я подразумеваю психологический отрыв, избавление от инфантильной зависимости от дома. Для матери естественно пытаться сохранить исключительную привязанность детей. Я знаю много семей, где дочь осталась дома, чтобы ухаживать за престарелыми родителями. В большинстве случаев, как мне кажется, это несчастливые семьи.
Одна часть души дочери побуждает ее выйти в мир и жить своей собственной жизнью. Другая часть, которая отвечает за чувство долга, принуждает ее остаться с родителями. У нее не может не быть постоянного внутреннего конфликта, который проявляется обычно в раздражении: Конечно, я люблю маму, но она порой так меня утомляет!
Сегодня тысячи женщин имеют самую скучную работу на земле — готовить еду, мыть посуду, стирать одежду, гладить, делать уборку. Это бесплатные домработницы, и жизнь их бесцветна. Когда дети покидают гнездо, материнская служба кончается. Гнездо, из которого улетели птенцы, становится одиноким, и следует скорее посочувствовать матери, чем осуждать ее. Материнская тенденция состоит в том, чтобы сохранить свою работу на как можно более долгий срок, даже если она неумышленно причинит этим страдание ребенку. Все это указывает на тот очевидный факт, что замужняя женщина должна бы иметь ремесло или профессию, к которым могла бы снова вернуться, когда ее материнские обязанности будут выполнены.
Родитель — это бог, и к тому же ревнивый бог. Родитель имеет законное право сказать: «Я сделаю из своего ребенка то-то и то-то». Мать и отец могут бить ребенка, терроризировать его, делать его жизнь несчастной. Закон имеет право вмешаться только в том случае, если ребенку нанесены слишком уж большие телесные увечья. Однако он не вправе вмешиваться, какой бы вред ни был причинен душе ребенка. Трагедия заключается в том, что родитель считает, что он всегда действует во благо ребенка.
Великая надежда человечества состоит в том, что родители и впрямь станут действовать во имя добра. Они смогут это сделать, если осознанно примут сторону ребенка в его развитии в направлении к свободе, свободе во всем — в работе, знаниях и любви. Если эта книга помогла хотя бы одному родителю понять, какое огромное влияние, доброе или злое, оказывает родитель, она была написана не напрасно.
Часть 7. ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ
Вы называете все человечество жизнеотрицающим. Что, собственно, вы имеете в виду? Я лично не отрицаю жизнь, и мои друзья тоже.
Мне довелось увидеть две ужасные войны, и я вполне могу дожить до еще более чудовищной третьей. Многие миллионы молодых людей полегли на полях этих двух войн. Когда я был мальчиком, мужчины погибали в Южной Африке за Империю. С 1914 по 1916 год они отдавали свои жизни на «войне, которая покончит с войнами». С 1939 по 1945 год они гибли, чтобы уничтожить фашизм. Завтра многие могут умереть, чтобы уничтожить или, наоборот, распространить идеи коммунизма. Это значит, что есть масса людей, готовых сложить собственную голову и головы своих детей по приказу властей за то, что не имеет никакого отношения к их личной жизни. Мы выступаем против жизни и за смерть, если остаемся рабами политиков, торговцев или эксплуататоров. Мы — рабы, потому что нас учили отрицательно относиться к жизни: тупо приспосабливаться к авторитарному обществу и быть готовыми умереть за идеалы наших хозяев. Это только в романтических книжках люди умирают за любовь, в действительности они умирают за ненависть.
Я говорил о том, что касается поведения толпы, но и отдельный человек в своем повседневном существовании отрицает жизнь. Занятия любовью по большей части не приносят ему удовлетворения, его удовольствия в основном вульгарны и убоги, с их помощью он пытается уйти от действительности. Он — моралист, т. е. человек, который считает естественную жизнь неправильной или — в лучшем случае — недостойной высшего образца, и соответственно этому он воспитывает своих детей. Ни одному жизнеутверждающему ребенку не нужны правила, касающиеся секса, уроков, бога или хорошего поведения. Ни один жизнеутверждающий родитель или учитель никогда бы не ударил ребенка. Ни один жизнеутверждающий гражданин не стал бы терпеть наше уголовное право, наши повешения, наказания за гомосексуализм, отношение к незаконнорожденным. Ни один жизнеутверждающий человек не стал бы сидеть в церкви и утверждать, что он — несчастный грешник.
Хотелось бы подчеркнуть, что я вовсе не сторонник распущенности. А тестом на жизнеотрицание может служить такой вопрос: приносит ли кому-нибудь вред то, что делает мистер X? Если ответ — «нет», всякий, кто возражает против того, что делает мистер X, и есть жизнеотрицатель.
