Ознакомительная версия.
Глава 13. Прощение
В конце 40-х годов прошлого века Индия была вовлечена в религиозные войны. Для страны это был период становления на путь независимости от Великобритании. В один из дней к Махатме Ганди подошел индиец, чей сын был убит мусульманами во время резни. Его мучил вопрос: «Как я могу простить мусульман? Как вернуть сердцу мир и покой, когда в нем столько ненависти к тем, кто убил моего единственного сына?»
Ганди предложил этому человеку усыновить ребенка из мусульманской семьи и растить его как собственного.
Нужно уметь прощать; прощение – это исцеление сердца; способ, которым можно соединиться с другими людьми и с самими собой. Каждый из нас когда-то причинил боль другому. Проблема не в том, что боль существует, а в том, что мы не можем или не хотим ее забыть. Идем по жизни, копя обиды, не имея ни опыта, ни знаний, чтобы избавиться от них.
Всегда есть выбор – жить в прощении или в непрощении. Не прощая, мы крепко держимся за старые раны и боль; становимся заложниками самих себя.
Прощение дает многое, в первую очередь – свободу вновь стать самими собой. В день, когда мы простим других или себя, возродимся и возвратимся к благоденствию. Люди, подошедшие «к краю», могут многому научить в отношении истинного прощения. Они думают: «Вы совершали ошибки – так же, как и я. Кто не ошибался? Но теперь я не хочу мерить себя вашими ошибками. Дайте мне быть собой».
На этом пути есть множество препятствий. Главное – нежелание прощать обидчика. Но простить – не значит сказать: «Ничего, что ты ранил меня, все в порядке». Простить – это «отпустить» боль. Люди, которые копят и культивируют обиды, должны помнить, что наказывают только себя.
Мы помним, что люди – больше, чем их заблуждения. Они просто люди: допустили ошибку и сами были ранены, как и мы. В конечном счете мы прощаем их, чтобы излечить себя. Прощаем не поведение, но человека.
Жажда мести – еще одна преграда для прощения. Давая выход этому чувству, мы получаем только временное облегчение или удовлетворение. Потом виним себя за то, что унизились до такого. Нам хочется, чтобы человек, обидевший нас, знал, насколько это больно, поэтому нападаем на него. Но на самом деле наносим еще бóльшую рану самим себе.
Простить бывает очень трудно. Иногда проще проигнорировать. Множество раз мы призывали себя к прощению, но откладывали, позволяя потоку страданий и невзгод проходить сквозь наши жизни. Непрощение держит нас в застывшем состоянии. Мы хорошо изучили старую местность и, возможно, стало настолько комфортно в ней, что прощение может восприниматься как вторжение неизвестного. Намного проще обвинять кого-то, чем работать над отношениями. Концентрируясь на чужих ошибках, не видим своих проблем. Прощая, получаем силу, становимся выше обидчика, преодолеваем собственную боль.
Подчас прощение может ощущаться как выворачивание наизнанку: иногда кажется, будто вы спасаете мир. Между прочим, так оно и есть: вы спасаете мир.
Когда в детстве нас обижали или мы обижали других, кто-то обычно говорил «прости». Для взрослых извинения становятся непростым делом, и мы часто решаем, что их недостаточно. Если дети что-то натворят, они смущаются и пытаются загладить вину. Мы легко прощаем их – они же дети! Но во взрослом мире мы не видим оступившихся людей – только боль, которую нам нанесли. Поэтому первый шаг в прощении – снова увидеть людей, которые совершили ошибку, потому что были слабы, растерянны или больны.
Однажды, когда мы поймем это, сможем начать прощать. Надо ощутить свою злость и дать ей выход. Затем – отпустить все негативные чувства. Так убирается крючок, который держал взаперти вашу свободу.
ДЭВИД
Иногда прощение кажется невозможным. В качестве примера Элизабет Манн могла бы преподать урок любви и ненависти, терпимости и прощения.
В Элизабет было слишком много ненависти. Когда она была подростком, ее семью схватили нацисты и отправили в концлагерь Аушвиц, где жизнь была недолгой. Сразу после прибытия туда она спросила у охранника, где ее семья? Он показал на дым, поднимавшийся от гигантской трубы: «Вон там…»
После освобождения союзническими войсками Элизабет оказалась на вокзале в Дании, где ожидала отправки поезда, идущего в Швецию. Там же ждали поезда несколько спасенных узников, но никого из ее семьи уже не было в живых. «Мне дали чашку кофе, великолепный вкус которого ни с чем невозможно было сравнить, – рассказывала она. – Дежурная привела двух женщин и одного мужчину, сказав, что они – пленники лагеря. Я догадалась, что это не так, ведь у них с собой были чемоданы. Ни у кого из бывших узников не было багажа, у нас не было лишнего клочка одежды. Те трое начали расспрашивать нас, из какого мы лагеря, как там очутились. Попутчики подробно делились с ними своими историями.
На следующее утро прибыл поезд, чтобы перебросить нас в Швецию. Я оказалась в одном купе с теми двумя женщинами, которые расспрашивали; были еще трое других. В поезде было мало свободного места, особенно для чемоданов, которые женщины везли с собой. Двое устроились на полу, трое других на полке, я забралась наверх, где обычно размещается багаж. Ночью, когда все спали, я услышала шум. Посмотрев вниз, увидела, что те две женщины открыли свои чемоданы, внутри которых находились фото людей в форме СС. Женщины рвали эти фото и выбрасывали в окно. Понятно, что никто из заключенных в лагере не мог хранить фото охранников.
На одной из станций в вагон вошли служащие с проверкой и попросили ответить на некоторые вопросы. Когда очередь дошла до тех двух женщин и мужчины, то на вопросы, в каком лагере они находились, они пересказали истории, услышанные накануне. Я могла бы вмешаться, но меня переполняло счастье, что закончилась война. Я подумала, что это не мое дело – наказывать людей. Если Бог захочет наказать их, он это сделает. Мы прибыли в Швецию, и больше я их никогда не видела.
То, как я поступила, не было попустительством. Это было доверием Богу, в руках которого находится прощение. Не мне вершить их судьбу».
Для меня было очень важно не таить мщения в своем сердце. Вспоминаю, как в лагере каждое утро мы шли убирать улицу, и наш путь пролегал мимо хлебопекарни. Мы всегда были голодны, и аромат свежеиспеченного хлеба сводил с ума. Мы пообещали себе, что когда нас освободят, то первым делом побежим в пекарню и съедим все, что там есть. Но в мыслях никогда не было убивать булочника.
Большинство происходящего в жизни не так страшно, как трагедия Холокоста. Но есть вещи, которые мы не в силах простить. В таких случаях можно сделать то, что выбрала Элизабет Манн: довериться Богу. Хотя она была очень юной, одинокой и уязвимой, но признала, что правосудие – дело Бога, если на то будет Его воля. В случаях, когда мы действительно желаем простить, но не в силах преодолеть себя, обратимся за помощью: «Я хотел бы простить, но не могу. Прошу Тебя, Господи, помоги мне!»
ЭЛИЗАБЕТ
Прощать всех и вся – сложная задача. Пока существует человечество, остаются непрощенными те или иные вещи. И в моей жизни существует проблема непрощения. Но если и не прощу всех – ничего страшного: не хочу умереть святой.
Когда я была очень слабой и зависимой, ко мне приходили сиделки. Я обратила внимание, что они выносят слишком много мусора. Большие пластиковые мешки каждый день. Тогда я была прикована к постели и думала: «У меня нет столько мусора!»
Я спросила, и мне ответили, что они выбрасывают только мусор. Но когда мне стало лучше, и я смогла ходить, то поняла, что каждый день меня просто обворовывали. Они выносили не только ценные вещи, но и… память. Картины, дипломы, награды. У меня было крепкое сердце, поэтому обошлось без инфаркта. Надо бы простить их, но я не хотела тогда – и до сих пор не хочу. И даже не пытаюсь. Очевидно, еще не готова.
ДЭВИД
Элизабет Манн должна простить и саму себя – за ежедневные вопросы «а что, если?», бесконечно задаваемые в той трагической ситуации, в которую она попала, будучи совсем юной.
Когда ее семья прибыла в Аушвиц, охранник спросил, сколько лет ее брату. Она ответила, что тринадцать. И сказала это с гордостью, добавив, что в иудейской традиции он уже стал мужчиной. Позже она узнала, что большинство молодых людей и их матерей немедленно отправляли в газовые камеры, в то время как других щадили, и ужаснулась, что своими словами приговорила брата к смерти.
«Возможно, если бы я не назвала его истинный возраст, он бы остался в живых; если бы не болтнула лишнего, он бы спасся. Я чувствую себя так, будто сама отправила его на смерть». До настоящего времени Элизабет тосковала по своему маленькому брату и казнила себя бесконечными «что, если?». И была обречена всю жизнь искать прощения в своем сердце.
Большинство из нас не имеет дело с такими ситуациями, с которыми столкнулась Элизабет Манн. Но часто мы судим себя, как не соответствующих требованиям или откровенно плохих. Ключ к прощению себя – в понимании, что мы поступили бы по-другому, имея выбор. Мы думали, что действовали правильно, и должны простить себя. И даже если ранили кого-то, это случалось потому, что сами находились в стрессе. Если бы могли сделать лучший выбор, возможно, этого бы не произошло.
Ознакомительная версия.
