жить с чувством вины. Их было так мало, но они успели нанести такой урон! Должно быть, за свою историю они совершили нечто настолько плохое, что над ними нависло вечное проклятие или наказание. По крайней мере, такова была позиция общества. Для нас, отдававших свои жизни за жизнь, это казалось чем-то немыслимым. Ведь никто не согласился бы на такое, если бы имел выбор, верно?
Погрузившись в глубокие размышления о несчастной жизни животных и их жестоких решениях, согретый теплом позднего весеннего солнца и убаюканный непрерывным золотым потоком энергии, я скоро погрузился в долгий, глубокий, спокойный сон. Как раз то, что мне нужно, чтобы прийти на памятный праздник в наилучшей форме.
Однако сон этот был беспокойным: как вы уже знаете, в это время мы, товарищи, обмениваемся сокровенными чувствами, базовыми потребностями, впечатлениями и предчувствиями, которые во время бодрствования ощущаем лишь частично. Когда мы отдыхаем, наше индивидуальное сознание растворяется в коллективном разуме Эдревии. Подобно единому и могущественному существу, он с безошибочной точностью воспринимает не только все, что происходит внутри него – ни одна травинка не шелохнется, чтобы не почувствовала вся Эдревия, – но и многое из происходящего вдали от нашего любимого племени.
Вот так, погрузившись в глубочайший сон, в тот самый день, когда должен был измениться ход жизни, моей и всей долины, я почувствовал, как на краю сознания слепые и неостановимые силы (о природе которых я тогда даже не догадывался) меняют фундамент, на котором с незапамятных времен строилась история нашего сообщества.
Я проснулся бодрым и полным сил, но с растущим осознанием: что-то не так. Невозможно допустить, чтобы опасность, настолько большая, что даже такой юнец, как я, мог ее воспринять, не была уже известна Юэну Мудрому Отцу или Верховному Летописцу. Они никогда ничего не упускали. Так почему же не обсудили это со всеми, как всегда?
Воспоминания об угрозах, явившихся во сне, словно густой охристый туман, и молчание старейшин наводили на мысль, что ситуация гораздо серьезнее, чем я могу представить. И что вечеринка в тот вечер организована, чтобы объявить о происходящем. Я был уверен, что у Летописцев есть план, как все исправить, и что мне предстоит сыграть в нем главную роль.
За те несколько часов, пока я спал, вся поляна оказалась охвачена безбрежным пестрым покрывалом анютиных глазок, занятых производством алоиса. Жидкость под пение и смех обильно стекала в большие емкости, расставленные через равные промежутки по обоим берегам ручья. Восхитительное зрелище – остановиться и созерцать этих миниатюрных спутниц, изящных и тонких, обычно таких незаметных, что они считались символом скромности, неустанно работающих над производством нашего любимого напитка. Они устроили своего рода сборочный конвейер.
Сок глубокого синего цвета, вырабатываемый железами у основания пестиков, капля за каплей собирался внутри великолепных цветков, пока те не наполнялись до краев. Когда чашечка заполнялась алоисом, содержимое выливалось в один из множества длинных бледно-зеленых каналов, образованных тысячами соединенных вместе молодых листьев, и стекало вниз к емкостям. Чтобы все шло гладко, каждое движение должно было следовать идеальному и абсолютно синхронному ритму.
Зрелище, открывающееся с высоты наших крон, завораживало. Представьте себе великолепное покрывало, сплетенное мириадами оттенков всех цветов радуги. Со всех сторон к бассейнам движутся зеленые каналы, по ним непредсказуемыми траекториями течет голубая жидкость, ее струи переплетаются, изгибаются, закручиваются, чтобы пройти над другими каналами или под ними, но при этом ни одна драгоценная капля не падает на землю.
Аромат алоиса распространялся по Пьян-ди-Меццо, перенося нас в мир без страдания, полный обещаний любви и счастья. Раз вдохнешь – и достаточно, чтобы забыть обо всех заботах. Я глубоко вдохнул, и как по волшебству, все мрачные предчувствия исчезли. Наконец-то я пришел в правильное расположение духа и мог принять участие в незабываемом празднике.
Аромат алоиса, одновременно экзотический и знакомый, вскоре пропитал всю Эдревию, погрузив жителей в состояние блаженства. Между тем на Пьян-ди-Меццо, привлеченные мелодией изысканного напитка, уже сходились различные кланы.
Первыми прибыли Крепкоспины. Я никогда прежде не наблюдал их прибытия на поляну из далеких и одиноких мест. Их клан не занимал определенный регион Эдревии, как все остальные. Конечно, у них были излюбленные территории, но за свою историю Крепкоспины успели расселиться повсюду. Их было не так уж много, и, поскольку они не имели особых потребностей и довольствовались весьма скудными ресурсами, то с радостью селились везде, где случалось оказаться, лишь бы это место было одиноким и тихим.
Привыкшие надолго погружаться в изучение самых запутанных научных теорий, Крепкоспины не принимали активного участия в общественной жизни. Больше всего им нравилось выяснять, как что-то устроено, и этой цели они посвящали большую часть своего существования. Кроме книг, над которыми они проводили бесчисленные часы, все остальное не имело для одиноких мыслителей большого значения. Как и все ученые, привыкшие к одиночеству, они не отличались покладистым характером. Прежде всего они не любили находиться среди своих. Когда случалось – редко – встретиться двум или нескольким Крепкоспинам, можно было быть уверенным: начнутся долгие и утомительные дискуссии на темы, в которых никто ничего не понимает. И которые никому не интересны.
То, что они прибыли все вместе, было удивительно: вот они сходятся на Пьян-ди-Меццо, дружески беседуют, без ссор и непоправимых обид, мешающих им быть вместе, – отчасти благодаря чудесному действию алоиса, отчасти из-за основополагающей роли, которую Черноземы отвели им в организации праздника. Если что и может привести Крепкоспина в полный восторг, так это осознание того, что его знания важны для племени. В данном случае Черноземы нуждались в необычных знаниях Крепкоспинов в области химии.
Каждый товарищ в Эдревии знает, как обращаться с молекулой, преобразовывать ее или выращивать новую; это, так сказать, часть нашего основного багажа знаний. Но Крепкоспины – совсем другое дело. Они усовершенствовали это искусство до высочайшего уровня. Взяв за основу горстку элементов, полученных из земли, и еще несколько, добытых из воздуха, они могут произвести все что угодно. Еда, духи, лекарства, топливо, яды, краски, ткани, медикаменты: стоит только попросить, и, как джинны из лампы – только без ограничения по количеству желаний – Крепкоспины способны материализовать любую вашу потребность.
Однако в этот вечер им предстояло сделать нечто гораздо большее: только совместными усилиями можно бы добиться результата, необходимого Черноземам. Поэтому сразу по прибытии на поляну Крепкоспинов разделили на небольшие группы по двое-трое и отправили на позиции, которые им предстояло занять в течение вечера.
Лизетта вместе с Аспеном, Палмером и Везой – тремя молодыми Черноземами, помогавшими ей в
