Видимо, что-то роднит наше время с временем Платона: и сейчас, как и тогда, человек обостренно ощущает свое единство с природой. И вот с этих позиций то, о чем мы собираемся писать в данной книге, действительно не имеет нравственных оснований. Так что приходится согласиться — в какой-то степени животноводство действительно безнравственно. И, вероятно, будущее должно…
Впрочем, это будущее начинается уже сегодня. Конечно, вовсе не моральные побуждения заставляют человека заменить овечью шерсть нейлоновым волокном, но после того как отпадет необходимость сдирать с овцы шкуру для того, чтобы пришить воротник к пальто, многое изменится и в морально-психологическом облике человека. Известный советский географ И. Забелин полагает, что этот грядущий перелом «выразится в ином, более уважительном, чем сейчас, отношении ко всему сущему, в признании права на существование за всеми живыми организмами. Такое понимание и такое восприятие природы чрезвычайно обогатят человека внутренне, они сделают внешний мир прекрасней, ближе, позволят обрести новых друзей среди животных и растений, откроют ему сложность всякой жизни, в том числе сложность психических проявлений у животных и психо-физиологических у растений. Совсем немаловажно, наконец, то, что, избавившись от повседневной необходимости уничтожать живое, человек обнаружит гораздо больше внутренних связей с природой, чем обнаруживаем мы сегодня».
— Прекрасно, вы меня убедили: есть колбасы и сосиски действительно безнравственно. Я готов стать вегетарианцем. Но… это не вредно?
— Другими словами, вы предлагаете оставить вопросы морали? И в самом деле, разве волк поступает аморально, закусывая свежей бараниной? Для волка это занятие вполне естественное.
— Вот именно. А для нас?
Накануне XX века берлинское вегетарианское общество устроило состязание по спортивной ходьбе на изрядную дистанцию — 112 километров. Как и в наши дни, ход борьбы комментировали спортивные обозреватели и корреспонденты столичных и провинциальных газет. Был среди них и спецкор «растительноядных петербуржцев» — увлечение вегетарианством только что достигло берегов Невы, и в «обществе» быть «трупоедом» считалось крайне неприличным. В опубликованном им отчете радостно извещалось, что из 8 участвовавших в соревнованиях вегетарианцев к финишу все пришли «в блестящем состоянии». Лишь спустя час, после того как финишную прямую под овации публики пересек последний любитель фрикаделек из спаржи, вдали появился первый «мясоед». Тяжело дыша, он приблизился к судейскому столику и «потребовал водки», дабы поддержать свое плачевное состояние. Остальных «пожирателей трупов» собравшиеся так и не дождались: они сошли с дистанции на полдороге и, как полагал спецкор, осели в придорожной корчме за кружкой пива и шницелем по-гамбургски.
Впрочем, проблема, нужно или не нужно есть мясо и другие продукты животноводства, всегда была проблемой лишь для ничтожной доли человечества, объединенной в светские клубы и различные общества. Для двух третей населения земного шара мясо и поныне является роскошью, которую оно позволяет себе по великим праздникам либо, в лучшем случае, по воскресеньям. Так что упомянутые две трети действительно вегетарианцы, хотя и не по убеждению, а по необходимости. Да и многие из оставшейся одной трети также употребляют мясные продукты достаточно умеренно. Надо сказать, что из не едящих мясо никто в общем нисколько от этого не страдает, если только не умирает от голода.
В своих попытках «научно обосновать» вегетарианство его адепты неоднократно ссылались на тот факт, что сингапурскому кули «для жизни» достаточно нескольких горстей риса в день, что русский мужик привык «исстари веков» обходиться кашей, квасом да «пустыми щами», обладая при всем том завидным здоровьем в отличие от своего страдающего колитом барина.
Так, быть может, любовь к шашлыку действительно от лукавого?
Первым наше родство с обезьянами, как известно, обнаружил Ч. Дарвин. Подавляющее большинство этих милых хвостатых родственников и в самом деле вегетарианцы. Правду сказать, между ними встречаются и очень крупные злобные особы, не брезгающие позавтракать различными пташками, их детенышами или насекомыми и червями. Во времена сэра Чарлза именно таковыми считали горилл, которые, по тогдашним убеждениям, даже нападают на людей. Ч. Дарвин, однако, полагал, что мы с вами никак от горилл произойти не могли: неукротимый нрав этих существ быстро привел бы, по его мнению, к распаду общества. Скорее всего, думал великий естествоиспытатель, наши предки не обладали слишком развитой мускулатурой и большим самолюбием. Логичнее предположить, что это были существа, склонные к тихим, мирным занятиям и размышлениям и не увлекавшиеся, следовательно, охотой на своих соседей. Поэтому Ч. Дарвин отнес человека и всех приматов не к хищникам, а к фруктоядным, питающимся плодами.
Это обстоятельство очень укрепило позиции сторонников растительной диеты. Потребление мяса было незамедлительно объявлено не только не гуманным, но и противоестественным актом. Ну а раз так, то очевидным казалось и отрицательное воздействие мясного питания на физическое и психическое состояние человека.
Английское законодательство в XIX веке запретило избрание мясников в присяжные заседатели, подтвердив тем самым, что оно не признает даже возможности в мяснике ума или добродетели. Действительно, рассуждали законодатели, каким интеллектом может обладать человек, ежедневно обагряющий руки в крови невинных жертв и иногда даже спешащий насытиться ею, пока она еще не остыла!
Нельзя, правда, гарантировать, что никто из членов палаты лордов, голосовавших за этот проект, ни разу в жизни не соблазнился аппетитным видом традиционного блюда английских мясников — ростбифа (как известно, он готовится из говяжьей грудинки, хорошо отбитой и не до конца прожаренной, так что на стол подается целым сочным куском, слегка розовым внутри). Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что уже упоминавшаяся выше мадам А. Бурчер при всем своем отвращении к обычаю есть трупы животных дозволяла (только мужчинам!) изредка есть баранину. Почему? — спросите вы.
Современники великого английского актера Э. Кина свидетельствуют, что когда он готовился играть роль любовника, то целую неделю питался исключительно бараниной. Когда же ему предстояло изображать разбойника — он предпочитал говядину, в роли тирана — свинину. Убеждение, что характер пищи очень сильно влияет на человека, было настолько широко распространено, что одна из героинь русского писателя Г. Данилевского считала совершенно необходимым заставлять упорных холостяков питаться только бараниной. Она полагала, что месяца подобной диеты достаточно, чтобы самый закоренелый женоненавистник сделал предложение.
Как видите, ничто человеческое не чуждо даже самым крайним вегетарианцам. И не зря над жилищем Эпикура, по преданию питавшегося исключительно хлебом и водой (когда он хотел устроить пир, то добавлял к этому кусочек сыру), красовалась надпись: «Добро пожаловать, путник: высоко здесь ценятся все радости жизни!»
Однако кто же мы все-таки — травоядные, плотоядные или, быть может, плодоядные?
Безусловно, наиболее остроумно ответил на этот вопрос в 20-х годах нашего столетия видный американский физиолог Мак-Коллум. Возражая своим оппонентам из лагеря «растительноядных», он сказал примерно так: «Господа, я буду краток. Некоторые из ваших доводов являются, безусловно, показательными относительно умственной полноценности их творцов. Я не буду подробно разбирать вопрос — кто мы по строению зубов и кишечника — травоядные или плодоядные. Вы говорите, мы происходим от плодоядных обезьян? Возможно. Однако следует полагать, что обезьянам столь же мало следует позволять руководить нами в вопросах питания, как и в некоторых других вопросах образа жизни!»
Современная наука отвечает на поднятый вопрос с меньшим остроумием, но с большей определенностью: все говорит о том, что мы всеядные. Начнем хотя бы с зубов. Сопоставление челюсти травоядного и человека убеждает в громадной разнице между ними. Нижняя челюсть коровы совершает при жевании сложное движение вперед-назад и вправо-влево. Мы, конечно, отчасти тоже можем так, но для нас это трудно. Трудно, потому что ненужно. Корове же совершенно необходимо: большая поверхность жевательного аппарата и сложное движение челюстей позволяет перетирать, перемалывать траву до кашицеобразного состояния. У хищника челюсть очень стеснена в движении, а клыки предназначены для разрывания и разрезания мяса. Клыков у нас нет. Зато есть резцы. Таким образом, жевательный аппарат наш — нечто среднее между соответствующими устройствами тигра и коровы.
