После тяжелой работы, когда все уже было на своих местах, мы уселись за заслуженный обед. В ту минуту, когда перед нами торжественно ставили приготовленное на пальмовом масле жаркое, до нас донесся громкий выстрел откуда-то с высоты дальних гор, с которых мы спустились в тот день, как из иного мира. Мы отметили, что он очень громкий, но вскоре ароматное благоухание отлично наперченного жаркбго вытеснило из наших мыслей одинокий звук. Мы ели в полном безмолвии и лишь после того, как не осталось ни еды, ни места в наших желудках, молча закурили. Когда мы почувствовали, что можем наконец пошевелиться, мы достали свои книги и погрузились в блаженные волны полного довольства, знакомого только тем, кто тяжело поработал и до отвала наелся. Африканцы на своей половине дома впали в такое же состояние. Во всем мире воцарился великий покой.
Затем вечернюю тишь, не нарушаемую даже перекличкой лесь!ых животных, вдруг взорвали крики толпы, с каждой минутой становившиеся громче. Через дыру в глинобитной стене хижины я видел множество огоньков, которые быстро приближались. Наши шимпанзе — Мэри и Дубина — принялись жаловаться и хныкать в темной клетке, водруженной на глиняную террасу за домом; во владениях повара люди зашевелились, но это шумное шествие прокатилось мимо, к деревне, лежащей ниже, и там началось настоящее вавилонское столпотворение. Вскоре к нашему дому со стороны деревни уже подступала небольшая армия.
— Бен, Фауги! — рявкнул я. — Веди сильные люди нести хозяев!
Признаться, сами мы и шагу бы не сделали после жаркбго на пальмовом масле. Дело вовсе не в том, что пища была тяжелая, просто мы наелись до безобразия — стыд и позор!
Нас подняли прямо вместе со стульями, к великому удовольствию наших помощников, которые и сами едва дышали, и расставили аккуратно рядком лицом к двери, ведущей во двор, — туда вскоре хлынула из ворот армия гостей. Я был поражен, увидев в их рядах величественного вождя Икумо, окруженного множеством статных, мускулистых воинов, одетых лишь в кожаные набедренные повязки и вооруженных непомерно длинными мушкетами. Были там и люди в диковинных масках.
— Они что, неси лекарство? — осведомился я у переводчика Этьи. Это слово означает и музыку, и танцы, и колдовство. Все это вместе с лекарством как таковым в сознании африканца сливается воедино.
— Нет, хозяин, — отвечал Этьи, сопровождая свои слова целым фейерверком жестов. Тут все принялись кричать одновременно, и мы постепенно пришли в такое же возбуждение.
— Бен, какого черта им тут надо?
— Так... Эээ... Я не знай, как они говори, хозяин.
— Тогда спроси Этьи.
— Он говори, они неси рассказ про большой мясо.
— Давай ищи человек, годный рассказать, ищи, живо!
— Хозяин, этот старик говори по-английски лучше Этьи.
— Пусть этот человек и говорит, — приказал я, и он заговорил.
— Эта человек, — старик показал на высокого мускулистого африканца с жестоким и наглым лицом, — иди-иди в лес. Там на высота, — и он махнул рукой в сторону холмов за домом, — он слышишь много звери говори. Он великий охотник на эти места. — Кругом послышались громкие подтверждения. — Так он иди тихо-тихо на сторона маленькая банановая ферма, и — ух! — там через свой собственный глаз он видит громадный мясо.
В этом месте старый джентльмен, который, как мы позже узнали, был уже прапрадедушкой, пришел в такой экстаз, что подскочил как можно выше в воздух, стараясь показать рост животного, которое он представлял. Продолжая рассказ, он прыгал из стороны в сторону, стонал, завывал, гримасничал и до малейшей детали проигрывал все импровизированные вариации, которым не было числа.
— Что за мясо там было? — задал я наводящий вопрос. Но это оказалось излишне. Взглянув на меня широко раскрытыми глазами, старик через секунду снова взял с места в карьер.
— Это не мясо, он мапо-мапо человек, но не человек, много большой чересчур. — И он широко раскинул руки. — Он черный весь, он сильный, как много-много люди. — Здесь он перешел к наглядному показу вида и повадок этого фантастического чудовища.
— Ладно, а что охотник делай? — настаивал я.
— Ах-хаааа, — поддержали меня все остальные.
— Арррр! — возопил патриарх и птичкой метнулся в дальний угол двора. — Мясо, он реви, реви громко чересчур — блююу, блюуу! — и он беги так! — тут он с ревом устремился на нас, загребая раскинутыми руками все, что попадалось на пути. — Охотник, он стреляй — бах, потом беги, беги домой — говори вождю! — выпалив все это, наш сказитель свалился без сил.
Мы поспешно держали совет. Может быть, это горилла? Переглянулись и снова приступили к расспросам местных жителей. Да, они знают «человека-мясо», тут их много водится. Это такое животное, верно. Я послал за фотографией гориллы и показал ее вождю. Послышались громкие «ах-ха» — все узнали ее.
— Что, мясо уже убито? — спросили мы. Охотник не знал. Он не стал задерживаться и разузнавать — ай да «мудрец»! А если оно не убито, разве его там найдешь? А другие там были? Можно пойти и посмотреть? А далеко отсюда? Мы задали еще сотню вопросов. В конце концов все пришли к выводу, что животное, должно быть, ранено, а так как это был отец семейства, остальные, вернее всего, держатся неподалеку, поэтому лучше всего отправиться на поиски, не дожидаясь рассвета. Поговорив еще немного, все ушли в деревню.
Мы стали тщательно готовиться — нам были нужны фотографии горилл. Все это мы разъяснили нашим людям с предельной ясностью. Каждый из нас взял две камеры и двух африканцев для переноски пленок, прочего снаряжения, ружья или винтовки и еще какого-нибудь запасного оружия — револьвера или винтовки — на тот случай, если громадной обезьяне камера придется не по вкусу. Затем мы улеглись спать, распорядившись разбудить нас еще в темноте — в безбожную рань.
Мне казалось, что не успел я опустить голову на подушку, как Бен уже стоял у меня над душой с фонарем в руке. Мне удалось встать, но остальные лежали как бревна под своими противомоскитными сетками, только тяжелое дыхание слышалось в темноте. Мне пришлось вытащить граммофон, запустить одну из самых оглушительных пластинок Луи Армстронга и поставить его между койками — только после этого они стали подавать признаки жизни. К тому времени, как мы позавтракали и разобрали ружья, снаружи нас уже ждали охотники. Когда забрезжил рассвет, мы взобрались уже довольно далеко вверх по склону горы.
С этой минуты мир становился все мрачнее, по крайней мере для нас. Хотя я полагал, что мы лезем на гору, чтобы увидеть гориллу, служивший нам проводником охотник, физиономия которого с самого начала внушала мне подозрения, видимо, имел другие намерения. Судя по всему, он задался целью показать нам, какое в Ассумбо множество гор и какие они отвесные, высокие и великолепные. Вначале мы пошли по дороге, по которой спустились сюда, а когда взобрались на самый верх, где кончался высокий лес, охотник неожиданно юркнул в заросли подроста, стеной стоявшего слева от нас. Мы нырнули за ним и тут же уперлись в его пятки. Затем начался подъем по вертикали, на котором он и другие африканцы выдерживали одинаковую скорость — четыре мили в час — точно в таком же темпе они идут и по ровной местности. Мы карабкались следом, выбиваясь из сил и цепляясь за все, что попадалось на пути, — руками, ногами, а то и подбородком и даже зубами, лишь бы удержаться.
Вскоре мы оказались безнадежно погребенными в жесткой массе замысловато переплетенных и запутанных лиан, поросших густым мхом, и бородатых, обрамленных седым лишайником сучьев.
Еще целую вечность все с той же лихорадочной поспешностью мы пробивались вверх, в область холодных туманов. Я обливался потом; холодный, как лед, он пропитал мою одежду изнутри, а снаружи я намок под душем капель, скатывавшихся с листвы.
Потом стало еще хуже. Громадный клубок перевитых друг с другом жестких, будто проволока, лиан оторвался и свалился прямо на землю — тут даже охотники встали как вкопанные. Мы легли и начали пробираться вперед ползком. Само собой, двигались мы очень медленно, потому что в этой части леса лианы были вооружены длинными шипами. Наконец охотник, за которым я шел, поманил меня и показал на кучку невысоких растений высотой не больше пятнадцати сантиметров. Они смахивали на крохотные саженцы с тонким стволиком и полудюжиной крупных листьев. Из некоторых листьев, на которые он показывал, были аккуратно выгрызены полукруглые куски.
— Горилла! — возвестил он, тыча пальцем в свой рот и делая вид, что жует. Затем мы все сразу остановились.
Земля уходила круто вниз. Наконец-то мы выбрались наверх! Главный охотник сообщил нам, что на этом самом месте он впервые заметил гориллу. Он показывал пальцем вперед, и мы осторожно стали протискиваться поближе. Перед нами стояла непробиваемая стена подроста, сквозь которую мы и попытались осторожно пробраться.
