Опыты, проведенные нами со стервятниками в разных местообитаниях, показали, что эти птицы везде отличаются умением бросать камни. В случаях когда мы подкладывали им более мелкие яйца, они предпочитали взять само яйцо в клюв и бросить его на землю. Возможно, именно это и привело к развитию способа «метания камня».
Нас вообще очень интересовало использование орудий дикими животными, и мы решили узнать, могут ли другие животные, которым яйцо страуса оказывается «не по зубам», справиться с ним. Из всех животных, перед которыми мы ставили эту задачу, с ней справилась только полосатая виверра мунго. Но провести опыты с мунго в естественных условиях нам так и не удалось — возможно, их отпугивал запах, который оставляли наши руки на скорлупе яйца. Две ручные мунго, пойманные еще малышами, сразу же попробовали уронить яйцо на камень себе под ноги (так они обычно разбивают маленькие яйца), а потом стали бросать в яйцо камни. Как и стервятники, мунго использовали прием, генетически заложенный в их поведении.
То новое, что открылось нам в поведении стервятников, еще раз доказало, как мало еще известно о жизни многих диких животных Африки. Правда, в Восточной Африке изучение животных двинулось вперед семимильными шагами, охватывая все большее и большее число видов. Однако эти исследования в основном касаются экологии популяций, и речь идет о громадных количествах животных на необозримых пространствах. Эти работы проводятся в Научно-исследовательском институте национального парка Серенгети в Серонера, и начало им положено благодаря содействию Джона Оуэна, директора национальных парков Танзании. Объединенными усилиями всех работающих там ученых в ближайшие годы будет создана наиболее полная картина экологических взаимоотношений в одном из наиболее известных национальных парков Восточной Африки, и значение этой работы трудно переоценить.
Но нас с Гуго с самого начала интересовало поведение отдельных особей внутри вида. Для того чтобы получить достоверные данные о жизни и взаимоотношениях животных, необходимо подолгу наблюдать за одним семейством или группой животных. И само собой разумеется, что прежде всего надо постараться приучить их к присутствию человека, а это совсем не так просто, как кажется. Если вы хотите добиться успеха, вы должны в какой-то мере научиться понимать чувства животных, за которыми наблюдаете. Я уже столкнулась с этим во время работы в Гомбе-Стрим — ведь то, что шимпанзе терпели мое присутствие, еще не означало, что я могла постоянно ходить за ними по пятам. Проходил час — другой, иногда больше — в зависимости от характера шимпанзе, — и обезьяна вдруг, то и дело оглядываясь, пускалась наутек. Для меня это было сигналом: пора оставить животное в покое.
Случай, который произошел с одним студентом, — прекрасный пример того, к чему может привести неосторожное навязывание животным своего общества. Животные, которых он изучал, поначалу отнеслись к его присутствию очень спокойно, так что недели через две он уже мог подходить к ним на расстояние нескольких метров. Преисполнившись уверенности, студент стал сопровождать животных, часами неотвязно следуя за ними, куда бы они ни двинулись. Животные начали проявлять беспокойство, и месяца через два уже видеть его не могли. Понадобилось еще три-четыре месяца бесконечного терпения, чтобы они снова подпустили его так же близко, как на второй неделе наблюдений.
Мы с Гуго несколько месяцев наблюдали за большеухими лисицами, маленькими изящными зверьками песочного цвета. У них большие темные глаза, темные лапки, темный кончик мордочки и хвоста. Эти лисички могут подпустить машину близко к своей норе, но сразу же начинать длительные наблюдения за ними нельзя. Если вы нарушите это правило, они попросту свернутся в клубок и заснут. Многие из вас сочтут это поведение доказательством полнейшей непринужденности, а дело обстоит как раз наоборот: лисицы скованы и напряжены. Вспомните прием страуса, ставший притчей во языцех: в момент опасности он прячет голову в песок; подобное поведение вовсе не так уж редко встречается в мире животных. Находящийся в неволе молодой шимпанзе, если ему дать задачу, с которой он не в силах справиться, или напугать незнакомой обстановкой, сворачивается клубком и засыпает на голом полу. Гэвин Максвелл в своей книге «Кольцо блестящих вод» тоже описывает это явление. Его ручная выдра, когда ей приходилось путешествовать в ненавистных для нее автомобилях, несколько минут выражала бурный протест, а потом, «свернувшись в тугой клубок, полностью отключалась от этого отвратительного мира». Максвелл в разное время наблюдал песца, барсука и обыкновенную домовую мышь — все они впадали в похожий на обморок глубокий сон, когда оказывались в ловушке. Известны случаи, когда солдаты во время войны засыпали глубоким сном в самый разгар боя — среди свиста пуль и разрывов снарядов. В совершенно иной обстановке — но это тоже был рефлекс «отключения» — мне самой случалось сворачиваться и проводить в полудремоте то время, когда меня застигала гроза на равнинах Гомбе, а резкий ветер с заснеженных вершин превращал тропический ливень в ледяной душ.
Нам с Гуго удалось довольно близко познакомиться с семейкой большеухих лисиц. В норе было трое взрослых — две самки и один самец — и пятеро детенышей. Все члены этой семьи сначала показались нам «на одно лицо», но вскоре я научилась различать их по распределению темных пятен на мордочке, и тут выяснилось, что лисята — потомство обеих самок. Насосавшись молока у одной, они всем скопом бросались сосать другую. Подрастая, малыши стали все дальше и дальше отходить от норы, сопровождая взрослых на охоту за насекомыми. Однажды мы застали всю семью — и старших и младших, когда они играли со взрослым самцом газели Томсона. Лисицы молнией бросались к газели, начинали носиться то кругами у самых ее копыт, то где-то в стороне, то виляя хвостами, то распушив их, — они напоминали нам стайку юрких рыбешек. Газель, казалось, самозабвенно наслаждалась игрой — крутилась, трясла острыми рожками, выделывала пируэты на месте, оборачиваясь то к одному, то к другому зверьку в этой лисьей карусели. Несколько раз она делала вид, что гонится за каким-нибудь лисенком, а тот удирал от нее во все лопатки, но тут же поворачивалась и снова принималась носиться кругами. Нам не раз приходилось видеть, как лисицы играли с другими газелями, но такого увлеченного товарища по играм им встречать уже не приходилось.
Газели Томсона, тысячами бродящие по Серенгети, — одни из самых любимых нами животных. Ростом они чуть более полуметра, но как же хороши собой — золотисто-бурые сверху, с белым брюшком и с яркой черной полосой по бокам! Когда газели пасутся, их короткие хвостики непрерывно подергиваются из стороны в сторону; молодые животные то и дело перестают щипать траву и принимаются играть, носясь вокруг стада с невообразимой скоростью, а молодые самцы устраивают турниры, «фехтуя» изящно изогнутыми рожками. Нам порой кажется, что газели Томсона стремятся вовлечь в игру даже машину: несутся вдоль дороги, не отставая, а потом вдруг развивают бешеную скорость и, обогнав машину, громадным прыжком перелетают через дорогу прямо у водителя под носом.
Когда вы видите, как взрослый самец мчится за ветреной самочкой, вам кажется что они летят, не касаясь земли; газели меняют направление так быстро, что глаза не успевают следить за ними — все еще глядишь туда, где они только что были. Кажется, даже самому быстроногому хищнику нипочем не угнаться за ними. И все же газели — излюбленная добыча гиеновых собак и гепардов на открытых равнинах, а львов и леопардов — в кустарнике или среди деревьев, где хищникам удается незаметно подкрасться и схватить намеченную жертву. А когда приходит пора размножения, жертв становится особенно много — в основном за счет беременных самок во время отела и новорожденных малышей.
Детеныш газели Томсона в первые дни своей жизни старается остаться незамеченным: при приближении возможного врага он припадает к земле, а мать уносится прочь и возвращается, когда опасность проходит. Шкурка у малыша гораздо темнее, чем у взрослых, и камуфляж у него — лучше не придумаешь: не раз нам случалось поспешно объезжать крохотного газеленка, чуть не наехав на него, — настолько он сливается с землей. И все же тысячи этих прелестных маленьких существ, напоминающих миниатюрных Бэмби, обречены на гибель, едва они появляются на свет. Главные их истребители — леопарды, гиеновые собаки, гепарды, гиены и шакалы, но и лев не откажется от лакомого кусочка, если ему подвернется такой малыш; нападают на них и павианы, крупные хищные птицы, сервалы и каракалы — небольшие, ростом с шакала, восточноафриканские кошки.
Мать готова постоять за своего детеныша и настойчиво отгоняет этих мелких хищников. Мы видели, как одна газель гналась за павианом, схватившим ее малыша, добрых двести метров, пока он не вспрыгнул на дерево, где ей уже было до него не добраться. Другая газель снова и снова бросалась на огромного воинственного орла, как только он снижался над ее затаившимся детенышем, так что хищник наконец признал свое поражение и улетел. В другой раз мы видели, как газель прогоняла длинноногого секретаря — она гналась за низко летящей птицей, а когда та спускалась на землю, бросалась в бой, и птице приходилось поспешно взлетать. Достается и более мелким хищным птицам: газели почти всегда отгоняют их от своих детенышей — должно быть, один вид загнутого клюва и когтей вызывает у них реакцию защиты.
