на роли нарратива в познании. Его самого и его исследования часто цитировали. Вот, например, Гайя Винс:
«Информация, передаваемая посредством историй, запоминается гораздо эффективнее (примерно в 22 раза). Это происходит, поскольку истории активируют различные области мозга».
Интерпретатор
О каких же различных областях мозга идет речь? Многие ученые работают над пониманием неврологической основы обработки нарративов. Тот факт, что здесь так часто фигурирует память, дает им определенные наводки. Но чтобы их правильно понять, нужно разобраться, каким образом мозг производит определенные типы воспоминаний.
Обратите внимание, что я намеренно использовал фразу «определенные типы воспоминаний» вместо более абстрактного слова «память». А все потому, что в нашем мозге имеется множество систем памяти, и большинство из них функционируют в полунезависимом режиме. Удивлены? Мысль о том, что Джордж Вашингтон был президентом, обрабатывается не в тех же областях, где хранятся воспоминания о боли от прикосновения к горячей плите. В свою очередь оба этих воспоминания обрабатываются не теми же зонами, которые ответственны за навык езды на велосипеде.
Какие же системы мозга участвуют в обработке и интерпретации нарративов? По мнению ученых, здесь необходимы как минимум два их типа. Первый – семантическая память, или концептуально-фактологическая. Это ваша способность помнить о том, что мероприятие, где вы присутствовали вчера, было свадьбой вашего лучшего друга. И еще то, что там подавали шоколадный торт. Другой тип, о котором мы уже говорили – эпизодическая память. Это память о конкретных событиях и персонажах и взаимодействии с ними в конкретном пространстве-времени. Это ваша способность вспомнить, кто первым пошел к алтарю на свадьбе, когда священник читал проповедь, а также дату и время мероприятия.
Эти два типа систем дают нам ключ к пониманию того, каким образом мозг работает с нарративами. По крайней мере с позиций памяти. Однако это мало что дает в понимании того, где этот процесс протекает физически. Для того чтобы это выяснить, обратимся к идеям Майкла Газзаниги. Он особенно известен своими работами по изучению когнитивных функций, происходящих в специфических отделах мозга, а также того, что называется функциональной латерализацией (например, за способность воспринимать речь отвечают зоны в левом полушарии, а за эмоции – в правом).
Газзанига считает, что в мозгу имеется своего рода нарративная «фабрика» – своеобразный генератор историй, латерализованный с левой стороны. Ученый называет этот механизм интерпретатором. Он выполняет агрегирующую функцию, объединяя небольшие наборы фактов с большими фрагментами временно́й ткани, чтобы создать нарратив.
Как ни странно, все это порождает в конечном счете некий ключевой нарратив, который делает нас нами и создает нашу личную историю. И хотя это похоже на самосознание (чем бы оно на самом деле ни было), многие механизмы интерпретации нарративов укоренены именно в этом ключевом метанарративе. Писатель-фантаст Тед Чианг прекрасно доносит эту идею:
«Люди – это истории. Наши воспоминания – это не беспристрастное накопление прожитых секунд; это повествование, которое мы собрали из отдельных моментов».
И нет никого, кто учит нас создавать эти нарративы. Кажется, что мы сами и создаем их и впоследствии на них же и опираемся. И, вероятно, делаем это бессознательно.
Эволюционные соображения
Способность мозга автоматически создавать нарративы и впоследствии от них же и зависеть – это просто кошачья мята для теоретиков эволюции, ведь она предполагает присутствие селективных и неселективных факторов влияния последней на определенные когнитивные навыки.
Но здесь же и загадка: какие преимущества в отношении выживания нашим слаборазвитым и грубым мозгам могла давать способность создавать воображаемые сцены и персонажей вокруг, скажем, «Властелина колец»?
У исследователей есть свои объяснения. Одно из них – уже знакомый нам тезис об энергоэффективности (мы помним, как сильно мозг ее любит). Если информация, переданная посредством нарративов, усваивается в 22 раза эффективнее, то за ее удержание и извлечение мозг «платит по счету за электричество» в 22 раза меньше.
Второе объяснение касается негенетических механизмов передачи информации между поколениями. Древние истории, как и их современные аналоги, передавали социальные знания об обычаях, ритуалах, создании семей, объясняли правила охоты и добычи пропитания, а также учили, как побеждать врагов. Все эти знания можно было передать, просто сидя у костра и рассказывая их. Это особенно удобно и полезно, учитывая то, что единственной альтернативой тогда было подождать пару миллионов лет, когда ДНК выполнит эту работу, и притом с гораздо меньшей точностью.
Возможно, одна из самых убедительных причин, почему мозг так активно цепляется за нарративы, связана с тем, о чем мы говорили в первой главе. Помните про теорию разума? Это механизм, который позволяет нам понимать и предугадывать мотивы и намерения других особей нашего вида. Так вот, одной из самых интригующих ее сторон является способность воспринимать то, что выходит за рамки наших пяти чувств, то, у чего нет выраженного внешнего проявления. Для этого требуется воображение и способность к визуализации. Поскольку герои повествования поступают так, как должны поступать мы, то мы как бы ставим себя на их место, смотрим их глазами и мыслим их категориями. Таким образом возникает нарративный перенос, благодаря которому мы можем представить прошлое героев, понять их нынешнее поведение, предсказать, как они поведут себя в будущем, и даже представить, как бы действовали мы сами в подобных обстоятельствах.
Однажды я получил ценный урок о связи нарративов и воображения. Это было радиоинтервью с писателем Робертом Суортвудом, который предложил всем желающим посоревноваться в написании законченного литературного произведения, состоящего не более чем из 25 слов. Затем он собрал все присланные варианты в антологию под названием «Hint fiction» [22]. Вот пример из раздела «Жизнь и смерть»:
«Золотые годы» (Эдит Перлман) «У нее – макулярная атрофия. У него – Паркинсон. Она толкает, он направляет. Они спускаются по пандусу и двигаются по траве к воротам. Колеса катятся к реке».
Этот небольшой текст воспринимается нами вследствие способности мозга заполнять пробелы между словами и достраивать картину. Теория разума в действии.
Исследователи полагают, что данная способность выходила далеко за рамки простого пробуждения интереса поклонников художественной литературы. С эволюционной точки зрения она позволяла нам практиковаться в социальных взаимодействиях до того, как они становились реальностью. Таким образом, мы могли использовать эти столь необходимые нам для выживания навыки с гораздо меньшими рисками совершить ошибку. Перефразируя исследователя Кита Оутли, можно сказать, что нарративы – своего рода симулятор социальных отношений, который позволяет нам отточить навыки общения и взаимодействия друг с другом.
Если все на самом деле так, то использование нарратива после десяти минут ненарративного контента
