Все это проблемы, которых не знало поколение Лаверана, Росса и других зачинателей маляриологического исследования сто лет назад, но с которыми нам сегодня необходимо постоянно считаться.
Комары, вирусы и желтая лихорадка
О природе арбовирусов — большой экологической группы вирусов, передающихся членистоногими переносчиками, — уже говорилось в разделе, посвященном клещам. Сказанное там справедливо и для вирусов, переносимых комарами, а кое-что из этого необходимо еще подчеркнуть. И в первую очередь — колоссальное разнообразие арбовирусов. Если во всем мире науке известно около 360 различных арбовирусов, то свыше 180 из них переносят комары. Почти половину от этого числа обнаружили у человека: либо были прямо выделены вирусы от больных, либо в крови были найдены антитела. Как видим, доля переносимых комарами арбовирусов, к которым восприимчивы люди, очень велика, особенно если сравнить с числом всех арбовирусов, диагностированных у человека: их насчитывается меньше сотни — и более трех четвертей на счету именно у комаров.
Было бы бессмысленно пытаться упомянуть о всех вирусах, передающихся комарами. Получилось бы что-то вроде телефонного справочника, в котором многие названия скорее всего привлекли бы внимание экзотикой своего звучания, отражающего большей частью географические данные о месте первого открытия. В одних случаях это будет название целой области, реки, озера, долины или города, в других — совершенно несущественное местное, туземное наименование болота или захолустного селения в тропическом лесу. Попытка проследить все эти арбовирусы сопряжена была бы также с риском блуждания в терминологических джунглях, где бы мы местами теряли — образно говоря — не только тропу под ногами, но и красную нить и главный смысл рассказа. Не станем рисковать и констатируем лишь, что комариные арбовирусы распределены на отдельных континентах или в зоогеографических областях крайне неравномерно. Больше всего их открыто в Центральной и Южной Америке и далее в Африке — к югу от Сахары. Просто напрашивается вывод, что арбовирусы наиболее разнообразны в тропиках, но ему не соответствуют сведения, например, по тропической Азии: там арбовирусов вроде бы мало. Подчеркиваем слова «вроде бы». Дело в том, что данные о распространении арбовирусов в общем масштабе слишком зависят от того, где и насколько интенсивно проводились исследования. Например, пока в Энтеббе работала вирусологическая лаборатория с великолепными специалистами, могло показаться, что Уганда — исключительный вирусологический сад: так быстро прибавлялись новые вирусы и сведения о них. Разумеется, это справедливо и для других частей света.
Большинство инфекций человека, вызываемых комариными арбовирусами, с точки зрения циркуляции патогенного начала в природе является чисто случайным. В природных очагах вирусы циркулируют между комарами и их хозяевами — позвоночными животными, а человек заражается этими вирусами, попадая на территорию природного очага. Это строго соответствует классическому представлению о природной очаговости. Однако существуют и такие арбовирусы, обычным хозяином которых служит человек, — к ним относятся вирус желтой лихорадки и вирус лихорадки денге. Резервуарами вируса желтой лихорадки бывают и животные, а вот животных — резервуаров вируса лихорадки денге пока не выявлено. Эта инфекция свойственна только комарам и человеку, или же ее партнер среди животных нам до сих пор неизвестен. Более подробно об этих заболеваниях мы еще расскажем. Из других болезнетворных для человека вирусов упомянем лишь о тех, открытия которых — знаменательные этапы в мировой истории изучения комариных арбовирусов.
Как и в любой истории, начало здесь теряется в далеких мифических временах. По крайней мере такое представление дает статья, опубликованная не так давно в Англии. Автор размышляет в ней о волне инфекции, вызванной вирусом Rift valley. Болезнь, свирепствовавшая в 1977–1978 гг. в Египте среди крупного скота, коз, верблюдов и людей, причинила тяжелый урон животным и унесла много человеческих жизней. Автор сравнивает ее с пятой казнью египетской из библейского рассказа: «О, рука Господня будет на скоте твоем, который на поле, на лошадях, на ослах, на верблюдах, на волах и на овцах, мор тяжелый весьма» (Исход 2, 3) — и задается вопросом, не была ли сия кара отражением какого-то реального события, каким явилась недавняя эпизоотия заболевания, вызванного вирусом Rift valley.
Вопрос о карах, постигших Египет, — спорный, а вот картины, подобные только что описанной, мы еще увидим, когда, перескочив через бездны тысячелетий в XVI–XVII вв. нового времени, окажемся на Американском континенте в разгар эпидемий желтой лихорадки. С наибольшей вероятностью можно предположить, что первый выделенный человеком арбовирус (и добавим, что это был вирус, переносимый именно комарами) являлся возбудителем австралийской болезни «X», известной ныне под названием «энцефалит долины Муррей». Во время сильной эпидемии, бушевавшей в Австралии в 1917–1918 гг., его открыли исследователи Клиленд (Cleland) и Кемпбелл (Campbell), которые вводили материал, взятый из головного мозга трех умерших людей, и спинномозговую жидкость больного в мозг обезьян из рода макак.
К сожалению, этот тип вируса не сохранился до периода расцвета арбовирусологии, когда были введены точные лабораторные диагностические методы. В распоряжении мировой контрольной лаборатории имеются типы, происшедшие от австралийских эпидемий 50-х годов.
В 1924 г. на Японию обрушилась страшная эпидемия энцефалита, унесшая 3800 человеческих жизней (общее количество больных достигало 6000). Японским микробиологам удалось выделить возбудителя болезни, он вошел в литературу под названием «вирус японского энцефалита В». Этот вирус переносится комарами из рода кулекс и вызывает тяжелые заболевания человека во всей Юго-Восточной Азии, включая южную часть советского Дальнего Востока.
Из истории открытия комариных арбовирусов отметим в хронологическом порядке еще те, которые каким-то образом касаются этой проблематики в ЧССР или же встретятся в нашем дальнейшем рассказе. К ним относятся вирусы восточного и западного энцефаломиелитов лошадей, открытые в США в 1931 и 1933 гг., вирус Западного Нила (выделен в Уганде в 1940 г., в ЧССР обнаружен у комаров и птиц в Словакии в 1974 г.), вирус калифорнийского энцефалита (выявлен в 1942 г.) и вирус Sindbis, найденный в Египте в 1955 г. (в Словакии был определен у птиц, полевого хомяка и квакающей лягушки). Для Центральной Европы особенно знаменателен год 1958-й, когда именно в ЧССР был выделен первый комариный вирус на этом материке.
Обширная и систематическая работа по изучению арбовирусов стала возможна главным образом благодаря сделанным в 1928–1930 гг. открытиям, показавшим, что макаки и белые лабораторные мыши восприимчивы к вирусу желтой лихорадки, введенному в их головной мозг. Так желтая лихорадка — эта гроза тропиков — послужила развитию целой научной дисциплины, поэтому познакомимся с нею поближе.
* * *
У желтой лихорадки много общего с малярией. Не только то, что и она подчас не на шутку ввязывалась в историю человеческого общества и отчасти сходна с малярией по эпидемиологии, но и то, что сходна с нею в некоторых клинических признаках; и не случайно из древнейших исторических сведений очень трудно заключить, о какой из двух болезней шла речь в том или ином случае и не шла ли речь о комбинации обеих.
Вот почему авторы расходятся и в определении самого старого источника. Некоторые склонны считать таковым запись от 1598 г. о гибели воинов Георга Клиффорда, графа из Камберленда, на острове Пуэрто-Рико. Однако обычно счет ведут от описания эпидемии на полуострове Юкатан в 1648 г.
В то время население Центральной Америки и островов Карибской области страдало от тяжелых, повторяющихся эпидемий, и именно тогда на острове Барбадос родилось и название болезни: yellow fever, или «желтая горячка»; так именовали болезнь английские врачи, а испанцы употребляли название vomito negro («черная рвота»). Среди английских моряков и солдат, больше всего и болевших ею, в обращении было название «желтый Джек».
Оба медицинских названия болезни выражают два главных внешних проявления ее. После тяжелого лихорадочного начала она переходит во вторую фазу: у больного появляются желтуха, кровоизлияния, и, если состояние не улучшится, наступает смертельный шок. К этому упрощенному описанию можно было бы добавить еще ряд сопутствующих признаков. Впрочем, так и делали до середины прошлого века, пока в 1848 г. д-р Нотт (Josiah С. Nott) в Алабаме не различил их, отделив таким образом желтую лихорадку от сходных болезней. Д-р Нотт вообще показал себя человеком прозорливого ума, он писал тогда: «У меня есть основания полагать, что в жизни насекомых существует в определенной форме специфическая причина желтой лихорадки». Жаль, что его идея, хотя в сущности своей и правильная, была весьма неопределенна и неясно выражена. Поэтому не удивительно, что она была предана забвению.
