полученные от рыболовных хозяйств, и все они говорят об одном: головоногих становится больше.
Не существует одного-единственного объяснения этому явлению: скорее всего, действует несколько факторов. Один из них — высокая пластичность, позволяющая приспосабливаться к изменениям окружающей среды, которую Якобуччи обнаружила у аммоноидов. Если представить себе эволюционный процесс, используя метафорический образ скульптора, то разные организмы можно считать разными материалами. Некоторые существа медленно меняют форму, как мрамор под резцом скульптора. Следуя этой аналогии, можно сравнить головоногих с мокрой глиной — отчасти из-за стремительного роста. Колеоидные головоногие, которые и без того быстро взрослеют, могут расти еще быстрее благодаря глобальному потеплению.
Человеческая деятельность может дать головоногим еще одно преимущество. Позвоночные охотились на них, пожирали и побеждали их в конкурентной борьбе со времен появления первых рыб, но теперь крупные позвоночные хищники больше всего страдают от чрезмерного вылова. Например, голубой тунец и акула-молот продаются за баснословные деньги, а потому стремительно исчезают из морей. Вполне возможно, головоногие еще поблагодарят нас за непреднамеренное избавление от хищников и соперников. «Всего хорошего, и спасибо за то, что убрали рыбу!» {27}
Бум головоногих — отличная новость для всех хищников и падальщиков (в том числе человека), которые ими питаются. Но не такая уж хорошая для животных, достаточно мелких, чтобы попасть к головоногим на обед. А люди, к сожалению, настолько прожорливы и всеядны, что не пренебрегают и этими мелкими видами, например сардинами и креветками. «Эй, кальмары! — вероятно, думают некоторые рыбаки. — Щупальца прочь от нашего „куска хлеба“!»
Даблдей пишет, фантастически преуменьшая: «…динамику численности популяций головоногих крайне сложно предсказать». Головоногие настолько пластичны и так легко приспосабливаются, что постоянно сбивают нас с толку. В Калифорнии мне приходилось наблюдать, как за двумя годами мегабума опалесцирующего кальмара следовал год, когда улов был совсем незначительным. А после пяти лет переполоха из-за нашествия кальмара Гумбольдта наблюдалось полное отсутствие этих созданий в калифорнийских водах и заметное уменьшение их физических размеров в мексиканских прибрежных водах.
Мы говорили о головоногих вообще, однако популяционный бум — это исключительная особенность колеоидов. Наутилоиды, увы, вытащили короткую спичку. И хотя пока из-за деятельности человека ни один вид наутилусов не вымер полностью, некоторые локальные популяции все же исчезли, а другие слишком изолированы, чтобы у них была возможность восстановить свою численность, так что, по всей видимости, этот вид обречен на полное вымирание. И даже если включение в список СИТЕС, как мы надеемся, все же будет защищать наутилусов от чрезмерного вылова, эти головоногие сталкиваются с угрозами не только со стороны людей. Одни из самых злостных их преследователей — это осьминоги, которые пробивают раковины острым клювом и плюются ядом. Процветающие колеоиды едва ли испытывают угрызения совести, продолжая пожирать наутилусов независимо от их статуса исчезающего вида так же, как и выедать сардины из наших рыболовных сетей.
Так что возможное наводнение океана головоногими, как это было в старые добрые времена ордовика, таит в себе опасности. Возникающая в связи с этим обеспокоенность напоминает страхи перед нашествием медуз, когда море буквально превращается в желе, подогреваемые слухами о невиданном размножении медуз по всему миру. У медуз есть некоторые общие черты с колеоидами: они живут недолго, хорошо приспосабливаются, ведут хищнический образ жизни, производят на свет множество детенышей, а потому могут быстро воспользоваться любыми благоприятными для них изменениями окружающей среды. Но ни одно научное исследование, подобное изысканиям Даблдей, не нашло доказательств роста численности популяций медуз в мире — в основном из-за недостатка данных [226]. Вполне возможно, что медузы вместе с колеоидными головоногими присоединятся к списку видов-сорняков, которые пышным цветом расцветают там, где наблюдается человеческое вмешательство в природу. Наш вид стремительно меняет Землю, как ее меняли когда-то только метеориты и вулканы, и возможное выживание кальмаров и медуз, а также крыс и комаров — слабое утешение на фоне массового исчезновения менее стойких форм жизни [227].
Я с содроганием думаю о количестве жертв, накопившихся на счету человека за его короткую жизнь как биологического вида. Но самоотверженность многих из нас, стремящихся поправить положение, вызывает во мне гордость. В конце концов, международный комитет СИТЕС совсем недавно взялся за решение такой сложной задачи, как сохранение наутилусов. Может быть, уже слишком поздно, чтобы обратить изменения вспять, но, по крайней мере, мы сможем помочь восстановлению хотя бы некоторых видов.
Подопытные кролики и библиотека видов
Даблдей и ее коллеги первыми взялись за количественную оценку «бума головоногих», однако его предсказывали и многие другие исследователи. Так, Хосе Хавьер из университета Коимбры в Португалии в статье 2014 г. пророчески отметил:
Головоногие произошли от кембрийского предка-моллюска. Они пережили массовые вымирания в конце палеозоя и в конце мезозоя и процветают, несмотря на конкуренцию со стороны рыб. Некоторые группы головоногих, такие как аммониты и белемниты, вымерли, но колеоиды выжили и увеличили свое разнообразие. Особенности их жизненного цикла помогли им приспособиться к изменениям экологических условий и обеспечили им возможность быстро эволюционировать в ответ на новое давление отбора. Следовательно, есть все основания предполагать, что эти особенности также позволят головоногим успешно эволюционировать и в эпоху глобального изменения климата, избежать вымирания и в конечном итоге породить новые формы жизни, приспособленные к новому «парниковому миру» [228].
Хавьер и его коллеги провели семинар «Будущие задачи науки о головоногих»; процитированная выше статья, которую они написали по итогам этого семинара, предлагает вопросы на любой вкус, которые только и ждут исследователей, готовых ими заняться. Среди указанных задач выделяются две первоочередные, особенно необходимые для изучения современных головоногих, которые можно обозначить как «подопытные кролики» и библиотека видов.
Чтобы понять, почему важны именно эти задачи, начнем с загадки, которой почти столько же лет, сколько и мне, а именно с парадокса крупного кальмара. Когда в 1988 г. биолог Дэниел Поли взялся точно рассчитать, сколько энергии нужно было бы потребить кальмару, чтобы вырасти до действительно больших размеров, он убедился, что такой рост занял бы много времени. И тем не менее результаты вычисления возраста кальмаров по слоям в статолитах — тем самым камешкам у них в ушах — свидетельствуют о стремительном росте. Например, кальмар Гумбольдта может менее чем за год достичь длины, равной моему росту (мне же потребовалось 20 лет, чтобы вырасти до 1,5 м). Так, может быть, в вычисления Поли вкралась ошибка? Вполне вероятно, но обнаружить ее никто не смог.
Если бы можно было выращивать крупных кальмаров в лаборатории, мы могли бы измерить, сколько они съедают и как
