же стали наиболее успешными травоядными своего времени. Изначально синапсиды, протовеганы, могли выкапывать коренья и перетирать во рту пищу, загрязненную, но в данном случае не пеплом, а землей. Так как наши предки в силу влаголюбивости были склонны к созданию подземных сооружений, познакомиться с подземными растениями им ничего не стоило. Именно для выкапывания кореньев дицинодонты как раз и могли использовать свои мощные клыки и когти.
Привычка перерабатывать загрязненный корм могла сослужить добрую службу одним из них — листрозаврам. Большинство групп дицинодонтов не переживет пермско-триасового вымирания, но те, кто пережил, торжествуют. Листрозавры испытывают в раннем триасе неимоверный, хотя и кратковременный рост численности — их останки встречаются по всей Пангее (на всех современных материках) в огромном количестве, ничего подобного не происходило позднее ни с одним крупным позвоночным. И, быть может, именно навык переработки пищи в ротовой полости здесь им и пригодился. Конец перми — время сильной вулканической активности, может быть, сильнейшей за всю историю Земли — тогда значительная часть современной Сибири была залита магмой. Тогда образовались сибирские магматические трапы, а несколькими миллионами лет ранее появились магматические трапы на территории современного Китая (их образование сейчас также связывают с волной вымирания). В это время, естественно, в атмосферу попадает огромное количество вулканического пепла. Листрозавры, чьи высоко посаженные ноздри и глаза сейчас интерпретируются как приспособление к копанию, возможно, были к этому времени существами, наиболее успешно питавшимися загрязненными почвой кореньями. Они оказались идеально приспособлены к новым условиям — кроме них есть растительную массу, обильно покрытую вулканическим пеплом, не мог почти никто. Помимо того, вулканы выжгли растительный покров на огромном пространстве, чем могли вызвать усиление эрозии со всеми ее прелестями — временным опустыниванием и пылевыми вихрями (также увеличивавшими загрязнение). В общем, для листрозавров наступил краткий век благоденствия. Однако вулканическая активность прекратилась. Растительный покров восстановился, на смену листрозаврам пришли травоядные новой эпохи, лучше приспособленные к другим, хотя также специфичным кормам.
Вернемся к хищникам мезозоя. В эпоху расцвета динозавров, в юрский период, в середине мезозоя добычу не приходилось отыскивать, выслеживать — взрослые зауроподы, в общем, ни от кого и не убегали (да у них при всем желании это и не получилось бы). Главной их формой защиты был гигантизм. Травоядным, как уже сказано, в первой половине мезозоя приходилось очень туго в плане питания малоэффективными кормами (гинкговыми, чекановскиевыми, хвойными). Так как жевать динозавры еще не умели (да и бессмысленно это было в раннемезозойских условиях), основную работу по переработке пищи исполняли у них гастролиты и живущие в кишечнике симбионты. Чтобы эффективно справляться с растительной пищей юрского периода, этих симбионтов должны быть просто армии. Кишечники у юрских и позднетриасовых травоядных были огромны, переносить их раздутые животы на двух ногах было сложно — они возвращались к опоре на четыре конечности, но это автоматически приводило и к потере скорости. Единственный способ скоростного передвижения, широко распространенный в диномире, — бег на двух ногах. На первых порах увеличение в размере было отличным выходом — оно позволяло более эффективно переваривать малопитательный растительный корм и защищало от хищников. Быстрых «ланей» среди мезозойских травоядных так и не появилось. Слишком груб тогда был корм, слишком долгого и тягостного переваривания он требовал. Аналогичную ситуацию в отношении пассивной защиты и переваривания мы видим у современных организмов с рептильной организацией. Из-за медленного (сравнительно с млекопитающими и птицами) метаболизма им сложнее освоить питание растительными кормами, приходится выбирать: или быстрый бег, или раздутое от симбионтов брюшко. Наиболее эффективными из таких растительноядных оказались сухопутные черепахи, которые, еще будучи водными хищниками, обзавелись эффективной пассивной защитой — панцирем. У первых динозавров в связи с тенденцией к появлению птичьих легких и ходьбой на двух ногах уже начинала развиваться пневматизация скелета, что позволило им быстрее и легче увеличиваться в размерах (кости их были достаточно легки).
Наиболее эффективны оказались зауроподы, уравновесившие сверхэффективную дыхательную систему, возникшую в результате усиленной пневматизации, длинной шеей, удобной для сбора еды откуда угодно, а удлинять шею им было также легко (черепа и челюсти их были легки), мускулатура, необходимая для жевания, отсутствовала: жевать они не умели (или почти не умели), да это было и не особо нужно. Шея сделала их особенно уязвимыми и неспособными к быстрому перемещению и маневрированию, единственным способом защиты для них был гигантизм (показательно, что исследователи Зандер и Клаус отмечают удлинившуюся шею в числе факторов, обусловивших их невероятные размеры). Опять же до огромных размеров, когда корм усваивать становилось особенно легко, а смерть не ждала за каждым кустом, надо было дорасти. Заботиться же о потомстве эффективно в силу огромных размеров было невозможно (напомню, даже следы, оставленные зауроподами, становились смертельными ловушками для существ малых размеров). Выход был — чем больше потомков, тем лучше. Нельзя сказать, что хищников это не радовало — они получали много, очень много мелкой и сравнительно неуклюжей добычи, на такое можно было охотиться сколько угодно. Это тоже делало освоение способов охоты (вернее, разделки) на крупных, сравнимых с хищными динозаврами существ не столь насущным: зачем охотиться на столь трудную в разделке добычу, когда много существ меньшего размера, прессинг хищников возрастал. У мелюзги был выход — расти быстрее, но хищники вслед за ней также увеличивались в размерах.
В меловой период ситуация изменилась: появились цветковые, но и в меловой период пассивную защиту никто не отменял. С относительным уменьшением размеров (точнее, с распространением существ не столь гигантских, как зауроподы) эти организмы развивают и новые формы пассивной защиты — теперь все чаще это рога, шипы, булавы или венцы вокруг шеи (как у цератопсид). И чем прочнее был панцирь у динозавра, тем мощнее должны были быть челюсти для того, чтобы его прокусить (явления с положительной обратной связью), а чем больше челюсти динохищника, тем меньше была вероятность, что у него появятся клыки или что-то подобное. Казалось бы, наоборот: мощные панцири легче прокусить мощными клыками, но у динозавров все же были изначально легкие диапсидные черепа, и им выгоднее было распределять давление по всей ротовой полости по разным зубам, а не концентрировать его в двух точках.
Итак, хищные динозавры так и не создали ничего похожего на сложный арсенал зубов синапсид и их предков. При этом растительноядные динозавры все-таки обрели что-то подобное. Я имею в виду не только жевательные батареи гадрозавров. Гетеродонтозавры, точнее гетеродонтозавриды (Heterodontosauridae), вообще еще в начале юрского периода обзавелись
