В то время как сенатский курьер Захар Лупандин вёз подследственного в Иркутск, в Сенат дошли документы иркутской канцелярии, свидетельствующие о невиновности Стеллера. Вновь снаряжённый курьер догнал Стеллера в Таре. Можно было возвращаться назад в Санкт–Петербург, где его ждала — или, может, уже не ждала — молодая жена. Но на обратном пути 12 ноября 1746 года в Тюмени Стеллер скончался от горячки.
Мы не можем уверенно сказать, от чего же умер талантливый, но не реализовавшийся естествоиспытатель? Его первый биограф, некий Шерер, выдвинул версию, что его, пьяного, ямщики забыли в санях, где он и замёрз. Но эта версия не оправдана, поскольку Стеллер перед смертью успел распорядиться своим имуществом. Да и памятуя характеристику Гмелина, вряд ли убедительно такое объяснение. Было ли это воспаление легких, которое нетрудно было получить, путешествуя поздней осенью, или, может, он не оправился от обвинений и оправданий, и его хватил «нервный удар»? На какой ямщицкой станции закрыли ему глаза? Всё это тоже тайна.
Несмотря на трудности пути, горячность характера и некоторую неакадемическую несдержанность и заносчивость, сделал Стеллер немало. Благодаря стеллеровой корове, его чаще всего вспоминают как зоолога, но прежде всего, он был ботаником. Только вот занятия ботаникой были в то время очень затратными. Бумаги не было, поэтому и везли растения как придётся — или семенами, или живыми экземплярами.
В последнем донесении в сенат Стеллер с горечью докладывал: «Великое множество редких моих растущих вещей и кустов, которые я по указу с великим трудом собирал на дороге, растаяли, и я весною принуждён был их либо всё выбросить, либо в Соликамске оставить».
Действительно, в Соликамске, в ботаническом саду Демидова прижились 80 наиболее ценных экзотов. После смерти Стеллера Григорий Демидов позаботился о его коллекции.
Собранные растения Стеллер отправил в Упсалу к Линнею с просьбой определить их и прислать ему список. Таким образом, в последний момент осуществилась связь двух великих учёных–натуралистов XVIII века. О том, что Cтеллер был изрядным ботаником, говорит реестр его рукописей, в числе которых «Флора Перми с описанием многих трав», «Дополнение к флоре р. Лены доктора Гмелина», «Флора иркутская» на 90 листах, «Описание трав, растущих между Якутском и Охотском», «Описание и реестр камчатским травам» и так далее.
Так оборвалась яркая, но короткая ниточка ботанической судьбы одного из самых таинственных и вместе с тем ярких натуралистов России. Но не прервалась великая связь судеб. В это время в покорённой Россией Финляндии девятилетний Эрик Лаксман получал первые уроки ботаники. Он ещё не знал о том, что ему суждено стать «славным господином профессором» и сам Линней будет писать ему в далёкий Барнаул длинные письма с просьбой прислать ему немного сибирских растений.
Портрет, приписываемый Г.–В. Стеллеру (1709–1746)
Криптограмма Стеллера — Cryptogramma stelleri (S.G. Gmel.) Prantl
КРУГ ТРЕТИЙ. КРАШЕНИННИКОВ, ЛИННЕЙК Степану Крашенинникову судьба была более благосклонна. Он вернулся из 2-й Камчатской экспедиции, которая унесла жизни Беринга и Стеллера. Но вся его жизнь и научная карьера были тяжёлой борьбой с обстоятельствами. Кто бы мог подумать, что сын солдата Преображенского полка дорастет до звания академика. Одному Богу известно, чего ему это стоило. Русская нация, уже давшая миру «Слово о полку Игореве», великих полководцев и мыслителей, осталась в XVIII веке без языка. В то время западно-европейская культура приватизировала право на научно-технический прогресс. Мировая наука требовала латыни или хотя бы знания немецкого языка. Острому пытливому русскому уму противостояла тяжеловесная схоластика и метафизическая ограниченность европейского мышления. Уже тогда закладывалось противостояние между Западом и Востоком, уже тогда делалась попытка «одурачивания» и «онемечивания» русской науки, свободного русского мышления, принижения открытий, сделанных русскими учёными.
Двести лет в русской науке главенствовали иностранцы и большинство из них не испытывало к России ни малейшей любви, а тех, которые служили честно, было мало. Их так же, как Гмелина, тянуло на родину. Объяснение засилья иностранцев в Академии историки видят в «благородной деятельности» нерусских царей. Дескать, Романовы из самых лучших побуждений «призвали на Русь» просвещённых немцев и голландцев, дабы с их помощью вытащить страну из мрачного болота отсталости, косности и невежества. Среди учёных, приглашённых из Западной Европы, были действительно выдающиеся мыслители, к примеру гениальный математик Леонард Эйлер, который, кстати, очень быстро уехал из России. Однако при этом обычно обходят молчанием тот факт, что все члены Петербургской Академии наук до 1742 года — сплошь иностранцы, за исключением лишь одного — Василия Евдокимовича Адодурова, избранного в Академию в 1733 году.
Достаточно посмотреть перечень академиков «просвещённого» XVIII века, чтобы убедиться, что русским в Петербурской Академии не было места. Иностранцы, и только иностранцы представляли науку в России. И как же обидно видеть в одной колонке малообразованного, бывшего истопника графа К.Г. Разумовского — Теплова и гордость русской науки М.В. Ломоносова.
1725 год:
1) Герман Якоб (Hermann Jacob) — первый академик Петербургской Академии наук,
2) Мартини Христиан (Martini Christian),
3) Коль Иоганн–Петр (Kohl Johann–Peter),
4) Бюльфингер Георг–Бернхард (Bulfinger Georg–Bernhard),
5) Гросс Христофор (Gross Christian Friedrich),
6) Майер Фридрих Христофор (Mayer Friedrich Christoph),
7) Бернулли Даниил (Bernoulli Daniel),
8) Делиль Жозеф–Никола (Delile Joseph–Nikolas),
9) Буксбаум Иоаганн–Христиан (Buxbaum Johann–Christian), ботаник,
10) Гольдбах Христиан (Goldbach Christian),
11) Бюргер Михаил (Burger Michael),
12) Бернулли Николай (Bernoulli Nicolas),
13) Дювернуа Иоганн–Георг (Du Vernoi или Duvernoy Johann–Georg),
14) Миллер Фёдор Иванович (Muller Gerard–Friedrich),
15) Байер Готлиб–Зигфрид–Теофил (Bayer Gottlieb–Siegfried–Teophil),
16) Беккенштейн Иоганн–Симон (Beckenstein Johann–Simon),
17) Вейтбрехт Иосия (Weitbrecht Iosias),
1726 год:
18) Лейтман Иоганн–Георг (Leutmann Johann–Georg),
19) Эйлер Леонард (Euler Leonhard),
1727 год:
20) Делиль де ля Кройер Луи (Delile de la Croyere Louis),
21) Крафт Георг–Вольфганг (Kraft Georg–Wolfgang),
22) Гмелин Иоганн–Георг (Gmelin Johann–Georg), ботаник,
1731 год:
23) Винсгейм Христиан–Никола фон (Winsheim Christian–Nicolas von),
24) Юнкер Готлоб–Фридрих–Вильгельм (Juncker Gottlob–Friedrich–Wilhelm),
1732 год:
25) Фишер Иоганн–Эберхард (Fischer Johann–Eberhard),
26) Крамер Адольф–Бернхард (Cramer Adolf–Bernhard),
1734 год:
27) Амман Иоганн (Amman Johann), ботаник,
28) Лоттер Иоганн–Георг (Lotter Johann–Georg),
29) Адодуров Василий Евдокимович,
1735 год:
30) Штелин Яков Яковлевич (Stahlin Jacob),
31) Леруа Пьер–Людовик (Le Roy Pierre–Louis),
1736 год:
32) Мула Фредерик (Moulac Frederic),
33) Вильде Иоганн–Христиан (Wilde Johann–Christian),
34) Либерт или Либертус Иоганн–Христофор (Libert или Liebertus Johann–Christophor),
35) Гейнзиус Готфрид (Heinsius Gottfried),
36) Геллерт Христиан–Эреготт (Gellert Christian–Ehregott),
37) Мерлинг Георг (Moerling или Morling Georg),
38) Мигинд Франциск (Mygind Franciscus),
39) Малярд Михаил Андреевич,
1737 год:
40) Стеллер Георг–Вильгельм (Steller Georg–Wilhelm), ботаник,
41) Брем или Брэме Иоганн–Фридрих (Brehm или Brehme Johann–Friedrich),
1738 год:
42) Тауберт Иван Иванович или Иоганн Каспар (Taubert Johann Caspar),
43) Штрубе де Пирмонт Фридрих–Генрих (Strube de Piermont Freidrich–Heinrich),
1740 год:
44) Крузиус Христиан–Готфрид (Crusius Christian–Gottfried),
45) Рихман Георг–Вильгельм (Richmann Georg–Wilhelm),
1742 год:
46) Теплов Григорий Николаевич,
47) Ломоносов Михаил Васильевич,
48) Сигезбек Иоганн–Георг (Siegesbeck Johann–Georg), ботаник,
49) Трускотт Иван Фомич или Иоганн (Truscott Johann),
1745 год:
50) Крашенинников Степан Петрович, ботаник,
51) Тредиаковский Василий Кириллович.
С.П. Крашенинников (1713–1755)
Вряд ли иностранцам было выгодно учить русских «студентов». И очень горько, что из тридцати молодых людей, отобранных для 2-й Камчатской экспедиции, в науке прижился только Степан Крашенинников, который сам, без помощи профессоров Академии, изучил огромные пространства Сибири и Камчатки. А остальные 29 молодых талантов сгинули, не найдя поддержки и места под небом науки. Ни у кого из «просвещённых» академиков не осталось русских учеников, которые могли бы продолжать научные исследования своих учителей. Здесь и в самом деле в пору задуматься об интеллектуальном порабощении России, которое продолжалось почти 200 лет.
