Александр Соловьев - Знаковые люди

Маменькин сынок

Эндрю Карнеги носил яркие твидовые костюмы в очень крупную клетку, специально заказывал себе стулья с высокими ножками, чтобы скрыть малый рост (меньше 160 см), и потратил кучу денег на покупку, восстановление и обустройство по образцу французского Версаля шотландского средневекового замка Скибо на побережье. Он проводил там по нескольку месяцев в году, осваивая аристократические забавы вроде гольфа и наслаждаясь роскошью и вниманием важных особ: короля Эдварда VII, Чемберлена, Киплинга. Весьма характерная для Карнеги деталь: на званых вечерах он любил кого-нибудь из таких персон (к примеру, архиепископа Кентерберийского) посадить за стол рядом с местным работягой, скажем плотником. Эндрю Карнеги мог себе такое позволить.

В судьбе Карнеги есть два темных пятна – классовая борьба и личная жизнь. Последняя вращалась вокруг матери Карнеги, Маргарет, на редкость властной и ревнивой особы. В Нью-Йорке она жила с Эндрю в одном номере отеля «Виндзор» и старалась не отпускать его от себя надолго – на деловые встречи Карнеги часто являлся в сопровождении матушки. Эндрю ее обожал, боялся и называл не иначе как «моя королева» и «моя святая». Как-то, уже будучи богачом, Карнеги привез Маргарет на родину, в Данфермлин, и устроил триумфальную акцию – катал ее по улицам в карете.

Маргарет придерживалась радикальных взглядов не только в политике (она была убежденной чартисткой). «Нет такой женщины, которая была бы достойна стать женой моего Энди», – говорила она. Неудивительно, что Эндрю осмелился жениться только после ее смерти, хотя его роман с будущей женой, 30-летней Луизой Уитфилд, начался за семь лет до этого (Карнеги было 45). После кончины матери он долго опасался, что сообщение о помолвке нарушит траур – покажется дурным тоном. Свадьба состоялась через полгода, все прошло очень тихо, в доме невесты – пригласили только тех, без кого совсем уж нельзя было обойтись. Многие восхищались сыновней преданностью Карнеги, но были и те, кто считал, что он просто ужасный трус. А Луиза уже после смерти Маргарет не удержалась и назвала ее «самой неприятной женщиной из всех, кого знала».

Карнеги не хотел заводить детей, возможно, чтобы не заботиться потом о наследниках, и только благодаря докторам, которые в качестве средства от депрессии посоветовали Луизе родить, у них появилась дочь. Проблемы выбора имени для Эндрю Карнеги не существовало – девочка стала Маргарет Карнеги-младшей.

«Пролетарское» происхождение и решительные публичные выступления в поддержку профсоюзов создали Карнеги репутацию социалиста. Однако, когда дело касалось тех, кто работал на его предприятиях, ни о каких правах не могло быть и речи. Рабочие трудились по 12 часов шесть дней в неделю, получали гроши и потому роптали. Во время депрессии 1892 года Карнеги резко сократил зарплаты и ужесточил условия труда. Когда стало ясно, что вот-вот разразится массовая забастовка, он просто улизнул в свой шотландский замок. Наивные рабочие надеялись, что стоит «маленькому боссу» узнать об их бедственном положении, как все сразу наладится.

А тот тем временем слал своему управляющему Фрику телеграммы, требуя сломить сопротивление при помощи вооруженных полицейских и штрейкбрехеров. Фрик послушался: заводской профсоюз разогнали, в стычках рабочих с полицейскими погибли 12 человек. Когда все было кончено, Карнеги как ни в чем не бывало вернулся из Европы и коварно заявил, что во всем виноват Фрик, а сам он ни при чем. В итоге управляющий был уволен, несмотря на его неоднократные протесты и обращения в суд.

Человеческих привязанностей вне семьи Эндрю Карнеги, похоже, не имел. История с Фриком – не единственный пример. В какой-то момент Томас Скотт, который фактически вывел Карнеги в люди, оказавшись на мели, попросил его о помощи. И получил вежливый, но твердый отказ.

В 1868 году Эндрю Карнеги писал: «Чем бы я ни занимался, я должен отдаваться этому без остатка, так что мне следует проявить осмотрительность и выбрать жизнь, которая будет воздействовать на меня наиболее правильным образом». Спустя 20 лет Карнеги вернулся к подобным размышлениям – в результате в журнале The North American Review появилась программная статья, известная как «Евангелие богатства». Карнеги решил увековечить свое имя, объяснив богатым, в чем состоит их высшее предназначение. Главных постулатов было два: «Богатство означает ответственность» и «Кто умрет богатым, умрет позорно». Далее Карнеги предлагал богачам жить скромно, без излишеств, обеспечить в разумных пределах своих близких, оставить немного наследникам мужского пола, а остальное еще при жизни раздать «для улучшения участи бедных собратьев».

С тем же рвением, с которым Карнеги собирал свое гигантское состояние, он принялся его раздавать (и получил очередное прозвище – Санта-Клаус – за внешность гнома и филантропические склонности). При этом приоритет отдавался строительству публичных библиотек и органов в храмах, а также поддержке преподавателей, студентов, университетов и вообще всего, что связано с образованием (видимо, нереализованная мечта об Оксфорде не давала покоя). Пунктами благотворительной программы стали также забота о родной Шотландии и борьба за мир. К достижениям Карнеги на последнем поприще можно отнести строительство здания Международного трибунала в Гааге и идею Лиги наций.

О библиотеках стоит сказать особо. При жизни Карнеги на 43 млн выделенных им тогдашних долларов было возведено около 3 тыс. (!) библиотек в Америке и Европе. Самоучка Карнеги хотел дать возможность «систематически заниматься чтением и самообразованием» как можно большему количеству людей – он понимал, что в новом веке образование станет ключом к успеху. Через сто лет в построенных на деньги Карнеги библиотеках Билл Гейтс поставил компьютеры, приняв эстафету благотворительности у первопроходца.

Какие причины побуждали Карнеги столь энергично расставаться с деньгами? Об одной он упомянул сам: благотворительность «служит убежищем от мыслей». Видимо, мысли его посещали не самые приятные. Злые языки, разумеется, утверждали, что Карнеги замаливает грехи перед теми самыми бедняками, из которых он выжал все соки на своих заводах. Впрочем, по меркам того времени отношения труда и капитала на его предприятиях были вполне заурядными. Критики с более развитой фантазией говорили, что Карнеги хочет на свои миллионы скомпрометировать университеты и вообще науку. Братья по классу не могли простить ему социалистические замашки – где это видано, чтобы капиталист при жизни добровольно уничтожал свое богатство? В общем, оказалось, что облагодетельствовать человечество, не нажив врагов, гораздо труднее, чем нажить капитал.

Задним числом публика всегда более снисходительна. К тому же фонды, созданные Карнеги, оказались на редкость живучими и продуктивными: за десятилетия своего существования они потратили на нужды человечества около $2 млрд и внесли неоценимый вклад во многие выдающиеся достижения цивилизации. Кроме того, в эпоху «баронов-грабителей» эти самые бароны не признавали за обществом права судить о своей благотворительной деятельности. Они считали себя элитой, чье предназначение состояло не только в создании богатств, но и в справедливом их распределении. Филантропия была для них альтернативой социальной политике государства, причем альтернативой гораздо более эффективной – расточительность бюрократов, бездарно растрачивающих казенные средства на недостойных бездельников, хорошо известна. Принципы филантропии у Карнеги напоминают требования к соискателям грантов: «Основной целью должна быть помощь тем, кто будет помогать себе сам. Ни отдельные личности, ни народ не станут лучше благодаря милостыне».

В первой половине ХХ века примеру Эндрю Карнеги последовали богатейшие семьи Америки. К 1940 году собственные благотворительные фонды имели 12 династий – Рокфеллеры, Форды, Рейнольдсы, Меллоны, Маккормики, Дюпоны и т. д. Президент Карнеги-корпорации Вартан Грегорян, вдохновивший Билла Гейтса заняться благотворительностью, на все каверзные вопросы о филантропах отвечает просто: «Не важно, почему они это делают, важно, чтобы они продолжали это делать». Эндрю Карнеги наверняка бы с ним согласился.

Однажды нам в редакцию позвонил человек, представился князем Олегом и пожелал рассказать о своих изобретениях. На вопрос, чем именно его сиятельство хотело бы удивить потенциальных инвесторов, князь ответил: «У меня три миллиона патентов. И все они заслуживают внимания».

В сравнении с князем Олегом Томас Алва Эдисон выглядит мальчишкой из кружка «Умелые руки»: ОН ПОЛУЧИЛ ВСЕГО-НАВСЕГО 1098 ПАТЕНТОВ. Но мальчишкой довольно оборотистым: ПОЧТИ ВСЕ СВОИ ИЗОБРЕТЕНИЯ ТОМАС ЭДИСОН СУМЕЛ ПРОДАТЬ, а на основе тех, что не продал, наладить собственное производство.