В этом подземном мире, изображенном на барельефе, украшающем надгробие родосского философа Иеронима, вокруг Аида и Персефоны находится много беспокойных человеческих душ, желающих найти свой путь с помощью проводника или талисмана. На это были направлены мистерии, о которых мы уже говорили, и некоторые учения, гипотетически связанные с орфикой и известные еще в классическую эпоху: золотые диски, обнаруженные в эллинистических могилах в Петелии (в Южной Италии) или в Элевтерне (на Крите), были «паспортами в загробный мир»; на них был начертан тот же мистериальный текст, что и на фарсальском золотом диске середины IV века до н. э. В других местах ожидалась помощь от божества загробного мира, защиты которого искал каждый умерший. На могилах в Кирене установлена вырезанная из мрамора статуя женщины по пояс — так, словно бы она появлялась из земли. Хотя ни в одной надписи нет на это указания, вероятно, это изображение Персефоны, царицы теней, хозяйки подземного царства, которая открывает свой лик тому, кто отправляется к ней. Иногда жест снятия покровов только намечен, и черты богини обозначены нечетко. Иногда вместо лица над торсом делали просто гладкую округлось, увенчанную покрывалом и волосами, как бы охраняя от глаз живущих тайну загробного мира. Странный обычай, совершавшийся в Кирене на протяжении веков с удивительным постоянством.
Последний приют умерших обустраивали с неменьшей тщательностью, чем раньше. Важные персоны, следуя примеру Мавсола, династа Галикарнаса, возводили многоярусные надгробия с богатыми архитектурными украшениями: четырехугольный мавзолей Белеви (III век до н. э.) возле Эфеса или памятник возле Агригента, называемый ошибочно Тероном и датируемый I веком до н. э., предвещают высокие композиции вроде мавзолея, который в эпоху Августа возведет галльский род в Глануме (Сен-Реми-де-Прованс). В разнообразных рельефах, украшающих мавзолей в Сен-Реми, можно узнать излюбленные темы эллинистического искусства — в этом нет ничего удивительного: они достигли долины Роны через Рим и Массалию. Эти многоярусные сооружения должны были быть достаточно распространены, поскольку Филон из Византия, как мы видели, советовал защитникам осажденного города использовать их в качестве малых фортов. Другой тип пышного надгробия, в большом количестве встречающийся в Македонии, — это тумулус, земляной курган, который скрывает усыпальницу, вестибюль и внешний двор. Фасад, выходящий во двор, хотя и должен был быть скрытым от глаз, зачастую был богато украшен архитектурными мотивами из камня или крашеного гипса, как, например, господские надгробия в Верджине или Лангаде. Внутри усыпальницы тоже могли быть фрески, как в Казанлыке (во Фракии). Надгробия сооружали также в форме часовен с каменными дверями, охраняющими помещение, где хранились останки покойных: например, в Кирене, где подобных коллективных помятников было много в некрополях, окружающих город. В Кирене также делали могилы, углубленные в скалистых утесах или в вертикальных склонах карьеров: череда залов иногда уходила глубоко внутрь породы, тогда как внешний фасад, прекрасно просматриваемый, обычно украшался фронтоном, антамблементом, колоннами или пилястрами, высеченными прямо в скале. Такие же сооружения встречаются в некоторых некрополях Александрии.
Внутри погребальных сооружений тело помещалось на ложе, часто высеченное в скале, или в саркофаг, иногда украшенный рельефом, как знаменитый саркофаг Александра, изготовленный в Сидоне (в Финикее) в конце IV века д н. э. для местного царя. Но также очень распространено было кремирование; в этом случае пепел собирали в металлический или глиняный сосуд или в оловянную урну без ножки. В могилы обычно помещали пожертвования: предметы мебели, оружие, украшения, вазы, глиняные статуэтки. Эти предметы, изобилие которых зависело от благостостояния покойного, сопровождали его в последнем местопребывании одновременно как дань уважения живых и как свидетельство того, что в загробном мире так или иначе продолжается существование, которое он вел на земле. Таким образом, в обрядах эллинистических греков выражались очень распространенные среди них взгляды на жизнь после смерти и на достойную участь умерших: эту мысль сформулировал Аристотель в своем диалоге «Эвдем», а Платон сообщил ее нам, процитировав этот отрывок в «Утешении Аполлонию» (глава 27): «Мы не только полагаем умерших счастливыми, но считаем также святотатством лгать на их счет или говорить о них плохо, потому что они становятся лучшими и более могущественными существами. И эта вера средь нас так крепка и так давно возникла, что никто не может сказать, ни когда она началась, ни кто ее ввел первым; таким образом, она передается из поколения в поколение от века». В ту эпоху это было самое стойкое верование.
* * *
Обзор, который вы только что прочитали, коснулся лишь самых важных направлений эллинистической религии. Обилие документов и крайнее разнообразие культов создают трудности для какого-либо синтеза, который бы учитывал всю массу любопытных деталей и заслуживающих внимания нюансов. Тем не менее относителльно этой области, как и сферы политической жизни полиса, хотелось бы отметить факт преемственности с предыдущими эпохами, преемственности, которая как раз и объясняется континуумом полиса. И здесь и там взгляды большинства практически не изменились: народ оставался верен своим богам, так как он по-прежнему был привязан к своим рамкам жизни, к городу, в котором он родился и институты которого (как до, так и после Александра) он уважал. Антропоморфический политеизм предков был прекрасно приспособлен к этим узким рамкам, которые были соразмерны человеку и, по существу, отвечали его потребностям. Эта религия обогащалась новыми элементами, если они уподоблялись представлениям греков. Ей было за счет чего обновляться и обогащаться, в том числе за счет потрясающей способности персонифицировать абстракции, оживляя их и делая доступными. Показателен пример с Судьбой, но были и другие: многие эллинистические полисы устанавливали культ Демоса (народа) и Полиса (города) и даже культ Рима и римского народа, которые добавлялись к культам традиционных божеств совершенно естественным и органическим образом. Обожествление людей, унаследованное от героизации древних времен, было еще одним источником обогащения религии: помимо культа государей, который не вызывал возмущения, существовал культ эвергетов, которого удостаивались благодетели полисов. Это не было абсолютным нововведением, как может показаться: оно находилось в соответствии с очень древней традицией, которая формировала представление, допускающее любые формы новых культов, если только их ритуалы сообразовывались с принятыми обычаями. Здесь обнаруживается фундаментальная идея о том, что для греков ритуал значил больше, чем теологическое содержание культа. Религия была для них по преимуществу социальным феноменом; она осуществляется через определенные акты. Если эти акты согласуются с обычаями, общество не чувствует необходимости противиться проникновению новых сакральных форм.
Это не значит, что в эллинистическую эпоху в религиозной сфере не появлялись новые формы мысли. Три века — долгий период, во время которого, естественно, происходит развитие понятий и институтов, особенно в столь богатую драматическими событиями и всякого рода испытаниями для народа эпоху. Но в действительности подлинные нововведения были второстепенными и полностью проявились уже позже. Это прежде всего влияние философов, эпикурейцев и стоиков, которые пытались изменить традиционное мировоззрение: это влияние начало распространяться только после римского завоевания, особенно в эпоху империи; но оно все равно оставалось ограничено кругом интеллигенции, не изменяя серьезно взгляды народных масс. Такова же проявившаяся под влиянием усовершенствованных астрономических знаний и, отчасти, некоторых восточных культов тенденция отдавать предпочтение тем богам, которых предания или теологические изыскания связывали со звездами. Действительно, в эллинистическую эпоху появляется скрытая форма астральной религии, что мы видели на примере Исиды, но были и другие симптомы: например, в одном из святилищ Сараписа на Делосе обнаружена стела с эпиграммой, начало которой выглядит таким образом: «Так поэт Менедем, сын Аполлония, воспел Бессмертных небесной Вселенной…» Поскольку фронтон этой стелы украшен говорящей символикой: звезда, солярный диск, полумесяц, — ясно, что этот поэт II века до н. э., родом из долины Каистра, возле Эфеса (как он говорит об этом далее), сочинил стихотворение про астрономию, в котором прославил светила как богов. Но подлинная солярная теология установилась только в эпоху империи. Наконец, массовое проникновение в средиземноморский мир восточных монотеистических религий, таких как христианство, или тяготеющих к монотеизму, как культ Митры, могло осуществиться только вследствие великого смешения народов, которому способствовали римская политика и администрирование.
