день: «При возвращении из божницы на праздник
Hoszana-raba увидеть свою тень без головы – к смерти в этом году» (Lilientalowa 1898: 238).
Такова основная схема сюжета, которая реализуется во множестве вариантов, бытующих на территории Подолии, Волыни, витебской и могилевской Белоруссии, Подлясья и украинско-белорусского Полесья. В наиболее лаконичных версиях легенды говорится лишь о факте похищения евреев в Судную ночь. Более развернутые варианты упоминают об участии христиан в еврейском молении в Судную ночь. Присутствие «чужого» (в имеющихся в нашем распоряжении текстах упоминается «христианин», «наш мужик, украинец», «русская женщина») обеспечивает дополнительную безопасность.
«Суднэй ночью называют свой праздник евреи; она <…> бывает перед Чудом [день воспоминания чуда Архистратига Михаила – 6/19.IX]. В эту ночь собираются еврэйски кучкы и молюцца богу за свое шчастье. И там должэн присутствовать одын наш мужык, украинэц… еврэи ўжэ увэрэны, шо ўжэ их хопун нэ возьмэ. Це у нас ў сили было. Мою маты приглашалы ночовать. Це я увэрэнно говору, шо то нэ казка» (Рясно Емильчинского р-на Житомирской обл., ПА 1981, зап. А.Л. Топорков). Рассказчик уверяет, что в качестве живого «оберега» от «хопуна» на еврейской молитве присутствовала его мать. Что касается упоминания о том, что «собираются еврейские кучки», то в данном случае так образно описывается совместное моление евреев. Однако случается, и об этом мы еще скажем, что события с похищением чертом евреев действительно приходятся на праздник «Кучки» (Кущи, Суккот).
Рассмотрим подробнее полесские варианты народных рассказов о «хапуне». В житомирском Полесье рассказывали, что жидиўска судна ноч с грозой, дождем, сверканием молний бывает в сентябре и именно в эту ночь «ворожыли жиды. Выбирают соби одну хату; ў эту ноч оны молюцца. Як идэ дошч, то воны остаюцца довольные. Оны лякaлысь (боялись. – О.Б., В.П.) за то, шо кого-то нэ ставало, шо хапун жыдка ухопиў!» (Рясно, зап. А.Л. Топорков).
Что касается грозы, которая обязательно случается в «жидиўску судню ноч», отметим, что в других регионах Полесья и на территории России такая ночь со страшной грозой или со вспышками молний без дождя называется воробьиной или рябиновой ночью. В верованиях славян «воробьиные», «рябиновые» ночи связаны с различными событиями, имеющими отношение к потустороннему миру: в эти ночи цветет папоротник или «гуляют черти» (см.: Агапкина, Топорков 1989); совпадение еврейского праздника с таким опасным периодом народного календаря еще раз подтверждает, что в фольклорном сознании существует устойчивая связь между иноверцами и нечистой силой.
В некоторых местах Полесья рябиновая ночь приходится на еврейский праздник Кущей, который, таким образом, тоже становится в глазах славянского населения неким «страшным праздником», и именно к нему приурочивает местная традиция похищение евреев. И название этой ночи тоже связывается с евреями: ночь именуется «рaбиновой», от слова рaбин: «от у нас поп, а у них рабин» (Рясно). Вот еще один рассказ, записанный в гомельском Полесье: «Рабинная ночь – у Спасоўку, одна у году; эта рабинна ночь припадае з еврейским празником Кучка (в осень). Жиды ж не хрищеные, их чорт хапаў; идуть [в эту ночь] в воду ўглядаютца, когда ж нема стени, значит, пропадае той жид – хопит его чорт. Поэтому они молятца ўсю ночь Богу, ой крепко ж молятца, вельми кричат» (Стодоличи Лельчицкого р-на Гомельской обл., ПА 1984, зап. Ж.В. Куганова). В этом рассказе, во-первых, устанавливается последовательность праздников: «Спасовка» (Успенский пост) – «Кучки», чтобы прояснить приуроченность подвижных еврейских праздников по отношению к христианскому календарю. Во-вторых, описывается ритуал смотрения в воду: потенциальная жертва черта, как уже отмечалось, не видит в воде своего отражения.
Поверье о «хапуне» (в довольно стертом виде) было зафиксировано и на северо-западе волынского Полесья во время полевых исследований в августе 2000 г. В с. Речица Ратновского р-на считают, что когда наступает еврейский праздник «Кучки», «так йих ў той празник хто-то хапае, ну и йих не стае… Так вони наливають ў бочку воды, вот, и заглядають: як шо тины [тени. – О.Б., В.П.] нэма, так того ўжэ той нэдобрый ухватыть. Вот и побачыть, и ўсё. И ўжэ вони знають, шо ага-а…» (зап. О.В. Белова).
В рассказе с упоминанием «хапуна», записанном в ровенском Полесье, действие приурочено (как следует из примечания собирателя к архивной записи) ко времени «какого-то еврейского праздника, который информантка назвала стояны» (отметим, что в витебской Белоруссии словом сты(о)яны обозначаются дни моления над водой и сам ритуал – Никифоровский 1897: 107): «Евреи збиралиса ў школу молитса Богу. Они молилиса Богу, брали собе женщину рускую, и вона их водила на воду. Ето есть у йих, называетса стояны. Они ходили на воду. Коды пришли, и на воду глядели ў воду. Которы своего теня не увидит, того забирае той хапун. А хто его видел? То нихто не знае. Но так, так оно и есть, шо той лесной хозяин. [“Хопун” относил людей куда-то “ў сторону”, и их больше никогда никто не видел.]» (Сварицевичи Дубровицкого р-на Ровенской обл., ПА 1978, зап. Е.Н. Дудко). В этой версии также сохраняются все основные составляющие традиционной легенды (общее моление; приглашение «чужого»; смотрение в воду, предсказывающее судьбу; похищение). Характерной чертой этой полесской легенды является попытка рассказчицы сопоставить неведомого «хапуна» с каким-либо демонологическим персонажем местной славянской традиции: она сравнивает его с лешим («той лесной хозяин»).
Размыванием традиционных представлений обусловлено «глухое» свидетельство о хопуне, записанное в гомельском Полесье, – ритуал Судной ночи переносится на канун еврейской Пасхи: «[Евреи гадали перед Пасхой.] Ставили цебер [бак] воды, и уся семья окружае и глядять. Каждый свою тень бачит. Чьей тени нема, того хопун схватит» (Барбаров Мозырского р-на Гомельской обл., ПА 1983, зап. Е. Крапивская).
В 2001 г. в п. Сатанов (Городокский р-н Хмельницкой обл.) нам удалось записать еще одно свидетельство о «хапуне», где в отличие от других рассказов, в которых «хапун» предстает в виде ветра или вихря и не имеет видимого материального воплощения, содержатся намеки на внешность этого демонологического персонажа. Здесь похититель являлся в виде огромного орла и «хапал» исключительно любопытных украинских детей, подглядывавших в окна синагоги за еврейским богослужением. Орел появлялся в самый «страшный» момент ритуального действа, когда евреи, согласно наблюдениям этнических соседей, начинали особенно громко кричать и бить палками в подушки: «Батьки нас не пускалы, бо, кажуть, орэл прыходыть и забирае руских, руску кроў у мацю… орэл приходи и хапнэ дытыну. [ «Орэл» – это птица?] Да-да. Нас так лякалы, а то й неправда. [Орел «хапал» только украинских детей или еврейских тоже?] Украинских. То-то они нас так лякалы, так казали – орёл. То мы дуже боялыся» (А.А. Скибинская,
