Ознакомительная версия.
– Да, хорошим мастером был неуязвимый мастер Цзи Ши и, хотя знатным даосом не был, но в даосских штучках хорошо разбирался.
А Великий Будда на небе в такие минуты был в недоумении. Потому что думал: «Все, что ни есть, все дао. А я кто?»
Тут к нему какой-нибудь ассур бестелесный с полным рогом небесного вина подлетел. Великий Будда отхлебнет пару глотков и хлоп себя рукой по лбу: «Вот я забываю (если можно так выразиться). Я ведь тоже в дао. Значит, тоже даос знатный. А люди все как бы по моему образу сотворены. Значит, тоже даосы. Их много, а я тут один». И зовет духов мастера Ли Цзы и неуязвимого мастера Цзи Ши, чтобы не скучно было. Мастер Ли Цзы нальет себе небесного вина и говорит:
– Знаешь что, Великий Будда, вино у тебя что-то некрепкое.
А неуязвимый мастер Цзи Ши на землю с облаков посматривает. Понимает тут Великий Будда, что мастера по земле соскучились, и говорит:
– Что, вам в раю у меня плохо, что ли? Самые комфортабельные места для вас.
– Ну что тебе ответить, чтобы не обидеть? – отвечает на это обычно неуязвимый мастер Цзи Ши Великому Будде.
– Даосизм, он ведь, как ты знаешь, на земле только даосизм. А на небе он как сон даоса.
Жалко Великому Будде друзей-даосов на землю отпускать, да делать нечего. Потому в тот раз, когда мастер Ли Цзы к неуязвимому мастеру Цзи Ши зашел, они и Будде Великому чашку вина земного налили. Великий Будда в тот раз так надаосился, что наутро луну забыл загасить, так она целый день и прогорела на небосводе.
Однажды мастер Ли Цзы встретился с неуязвимым мастером Цзи Ши.
У мастера Ли Цзы рука перевязанная.
– Ты принимал участие в поединках? – поинтересовался неуязвимый мастер Цзи Ши.
– Нет, – говорит мастер Ли Цзы. – Я играл с прирученным тигром.
– Он, что же, тебя укусил?
– Нет, просто с ним происходит что-то неладное.
– Что, болеет?
– Нет, он просто начинает забывать, что я с ним играю.
– А как ты с ним играешь?
– Хлопаю палкой по голове для дрессировки.
– Наверное, он все же у тебя болеет, что забывает, когда надо играть, а когда кусаться.
Через неделю мастер Ли Цзы продавал на базаре шкуру тигра.
Неуязвимый мастер Цзи Ши тоже на рынок за покупками пришел. Увидел он мастера Ли Цзы и спрашивает:
– Ну, как дела у тигра? Не болеет?
– Нет, нет. Правда, он убежал куда-то, – ответил мастер Ли Цзы, несколько смущенно.
– А это что за шкура?
– А это просто так, бутафория.
– Лукавишь, я вижу, ты со мной, мастер Ли Цзы. Тигр-то ведь у тебя ручной был?
– Это ты лукавишь, неуязвимый мастер Цзи Ши. Тигр, oн ведь просто тигр, а то ручной тигр, не ручной тигр. Есть только опасный тигр или неопасный тигр, в смысле – шкура тигра.
Как известно, неуязвимый мастер Цзи Ши был знатным даосом. Кроме того, он был с Великим Буддой на короткой ноге. Поэтому он все очень хорошо понимал. Ну, то есть, конфуцианцев и прочих умных мужей. Конфуцианцы, правда, неуязвимого мастера Цзи Ши не миловали, как всех даосов, и тех мастеров, которые с Буддой Великим были действительно на короткой ноге. Ну потому что почтенные мужи-конфуцианцы воспитывались вдали от природы, в душных помещениях, они были бледны, начитаны и суровы. Да еще вдобавок они любили еду по распорядку и говорили обычно:
– Гм, гм, как-то непристойно сказал тот даос или тот даос.
Но конфуцианцы конфуцианцами. А неуязвимый мастер Цзи Ши в силу своей любви к миру конфуцианцев тоже по-своему любил. И мастер Ли Цзы их тоже любил. А конфуцианцы далеко не все неуязвимого мастера Цзи Ши любили. Поэтому порой неуязвимый мастер Цзи Ши говорил мастеру Ли Цзы:
– Что-то конфуцианцев в округе много развелось. Пора бы сократить их поголовье.
Грубовато, конечно, сказано, но так ведь в шутку. И отправлялись мастера на охоту. У каждого свои методы, свои приемы. Неуязвимый мастер Цзи Ши арбалет берет, пыль с него сдувает, как женщину любимую, арбалет нежно гладит. Стрелы берет. Но, правда, не больше девяти. Конфуцианцы ведь тоже не желуди на дороге осенней порой. И, одним словом, в путь.
А мастер Ли Цзы ничего с собой не брал. У него просто хитроумный метод был пo отлову живых конфуцианцев. Ну, то есть, идет себе мастер Ли Цзы по дороге, песенки насвистывает, вроде как повеса.
А впереди конфуцианец на проповедь или собрание ученое спешит. Весь такой с иголочки, манерный. Ну мастер Ли Цзы его догоняет и говорит вежливо:
А не могли бы вы, уважаемый, на руках на свое собрание поспешить?
Конфуцианец удивляется:
– Зачем же на руках? Конфуций-то ведь не велел на руках. В такой-то строке, на такой-то странице конфуцианского закона. Да и вообще почтенному мужу это не к лицу.
– Ах, извините, – говорит тогда мастер Ли Цзы лукаво, – я и не знал, что вы конфуцианец. А, вообще, когда-то ваша конфуцианская, гм, гм, извините. И Конфуций тоже, гм, гм, извините.
Конфуцианца после таких слов сразу удар срубает. Бери его и засовывай в авоську, только бы влез. Да только мастеру Ли Цзы неживые конфуцианцы к чему? Не мариновать же их, в самом деле.
Когда Конфуций был жив, конфуцианцы смотрели на него с радостью. Но вот он умер, и сразу конфуцианцы разделились. Ну, то есть, народились левые конфуцианцы, правые конфуцианцы, средние конфуцианцы и прочие конфуцианцы.
Левые конфуцианцы говорили: «Вот в этой строфе Конфуций сказал, что левая сторона – слева, поэтому мы левые конфуцианцы».
А правые конфуцианцы говорили: «Нет, он ведь сказал, что правая сторона – справа, поэтому настоящие конфуцианцы – только правые конфуцианцы».
А средние говорили: «Нет, он сказал, что середина посредине, поэтому есть только средние конфуцианцы».
А прочие конфуцианцы говорили: «Левые, правые и средние заблуждаются, поэтому правы прочие конфуцианцы».
И еще конфуцианцы не считали настоящими конфуцианцами тех, кто был правым для левого, левым для правого, левым и правым для среднего, не говоря уже о прочих. Конечно, даосам, буддистам и мастерам ушу казалось, что конфуцианцы – дураки, не потому что, так оно и было, а потому, что те действительно поступали как-то иначе.
На самом деле коифуцианцы были не такие уж дураки. Порой левые конфуцианцы говорили: «Конфуций-то был один, вот поэтому мы единственные».
А правые отвечали: «Ну, здрасьте, единственные. Конфуций-то действительно один был, поэтому мы единственные».
Средние и прочие тоже вот так здраво мыслили. Это, ясное дело, тоже в шутку сказано. Конечно, как таковые конфуцианцы интереса бы не представляли, если бы не один случай.
Поймали как-то раз конфуцианцы Би Цзина и спрашивают:
– Ты с Конфуцием или не с Конфуцием?
Би Цзин думает: «Вот попал я в переделку. Если скажу с Конфуцием, то вроде как совру, он-то ведь умер давным-давно, как же я могу быть с ним. А скажу, не с Конфуцием, так друзья-конфуцианцы меня к Конфуцию и отправят скоро-поспешно». Поэтому Би Цзин решил от прямого ответа уклониться. Он сказал:
– Я с тем, с кем и вы. А вот еще знаю я такого плохого человека, который не с вами.
Ну, то есть, на неуязвимого мастера Цзи Ши намекает. Ну, конфуцианцы люди простые, к дому неуязвимого мастера Цзи Ши спешат.
С молитвами о Конфуции, разумеется. Самонадеянно, одним словом.
Это, конечно, ошибка большая была, потому что неуязвимый мастер Цзи Ши из лука своего хорошо стрелял, и стрел у него запасы неистощимые были. Вытер он пот рукавом и последнюю стрелу на тетиву кладет.
– Ух, – говорит, – устал!
Смотрит – ба! – да это же Би Цзин руками машет.
И говорит:
– Да я не с ними, я же с тобой, неуязвимый мастер Цзи Ши, я этих конфуцианцев знать не знаю.
– Не знаешь, – говорит неуязвимый мастер Цзи Ши. – Ну, тогда пошли со мной к мастеру Ли Цзы в гости.
– Да я бы с радостью, но только ведь неудобно, я ведь там никого не знаю.
– Ну, понятное дело, не знаешь, а ты что же думаешь, что всех знаешь?
– Да я, – говорит Би Цзин, – просто домой спешу, у меня лук на огороде срочной поливки требует.
Надоело тут неуязвимому мастеру Цзи Ши Би Цзина упрашивать, пошел он в этот вечер к мастеру Ли Цзы один. Шел когда, то думал:
«Вот есть правые конфуцианцы, левые конфуцианцы, средние конфуцианцы, прочие конфуцианцы, какие же все же лучше? Да, думает, пожалуй, те, которых сегодня утром Би Цзин приводил, лучше. Словом, хорошие конфуцианцы – спокойные конфуцианцы».
У неуязвимого мастера Цзи Ши было совершенно недуальное сознание, говоря языком простым, он был в нирване. А у Би Цзина сознание было дуальным вследствие того, что он в нирвану не попадал из-за своей омраченности, а, возможно, и с кармой своей он был также не в ладах. Дуальность сознания определялась тем для Би Цзина, что он все делил. Увидит, допустим, слона:
– О, – говорит, – слон-то большой.
А издалека увидит, так сразу говорит:
– Слон-то, оказывается, хоть и большой, но издалека маленький. Правильно он, конечно, говорил, но все равно у него сознание дуальное было.
Ознакомительная версия.
