как у Гоголя Хома Брут, но на третью ночь перед ним явился он. Дьявол забирает с собой ведьму. Они исчезают, а что происходит с монахом, совершенно непонятно. Скорее всего, ничего хорошего.
Гоголь воспользовался балладой Саути, но концовку истории ему пришлось продумывать самому, ведь если у английского поэта главной героиней была ведьма, то у Гоголя – Хома. Мы видим, что у нас есть фольклорный источник монстра, затем Гоголь его додумывает, вышивая по английскому сюжетному узору. В результате рождается нечто новое.
На самом деле Вий не единственный монстр повести. В ней есть еще чудовище № 2 (давайте для простоты назовем его так). Оно появляется перед Вием:
Не имел духу разглядеть он их; видел только, как во всю стену стояло какое-то огромное чудовище в своих перепутанных волосах, как в лесу; сквозь сеть волос глядели страшно два глаза, подняв немного вверх брови. Над ним держалось в воздухе что-то в виде огромного пузыря, с тысячью протянутых из середины клещей и скорпионных жал. Черная земля висела на них клоками. Все глядели на него, искали и не могли увидеть его, окруженного таинственным кругом.
Фрагмент картины Иеронима Босха «Искушение святого Антония».
Koldeweij, A. M., P. Vandenbroeck en B. Vermet. Jheronimus Bosch. Alle schilderijen en tekeningen, Rotterdam: Nai Uitgevers, Gent/Amsterdam: Ludion, 2001
Есть гипотеза, что это немного аморфное чудовище могло быть навеяно знаменитой картиной Босха «Искушение святого Антония», а точнее, одним ее фрагментом. Вот такое странное с головой волка или оборотня существо, из которого торчат то ли ветки, то ли жала – может быть, как у Гоголя, скорпионные. На нем монах в черной рясе и распластанная лягушка. Такой средневековый иконографический образ мог, как предполагается, стать для Гоголя прообразом этого чудовища.
Но и это не всё. Было еще одно существо (назовем его чудовищем № 3), которое присутствовало в первой редакции «Вия». К сожалению, во второй редакции повести этот фрагмент исчез, поскольку критик С. П. Шевырев, в будущем близкий знакомый Гоголя, не одобрил образ чудовища, решив, что слишком физиологичное описание его уничтожает ощущение ужаса. Вот как чудовище № 3, окруженное не менее мерзкими существами, изображалось в первой редакции:
Выше всех возвышалось странное существо в виде правильной пирамиды, покрытое слизью. Вместо ног у него было внизу с одной стороны половина челюсти, с другой – другая; вверху, на самой верхушке этой пирамиды, высовывался беспрестанно длинный язык и беспрерывно ломался на все стороны. На противоположном крылосе уселось белое, широкое, с какими-то отвисшими до полу белыми мешками, вместо ног; вместо рук, ушей, глаз висели такие же белые мешки. Немного далее возвышалось какое-то черное, все покрытое чешуею, со множеством тонких рук, сложенных на груди, и вместо головы вверху у него была синяя человеческая рука. Огромный, величиною почти с слона, таракан остановился у дверей и просунул свои усы. С вершины самого купола со стуком грянулось на средину церкви какое-то черное, все состоявшее из одних ног; эти ноги бились по полу и выгибались, как будто бы чудовище желало подняться.
В первой редакции воображение Гоголя развернулось не на шутку и сопроводило Вия сонмищем отвратительных тварей, как будто точно не имеющих уже никаких фольклорных аналогов и отчасти напоминающих то ли чертей, то ли насекомых, то ли земноводных. Во второй редакции Гоголь всех их в итоге удалил, чтобы вывести на первый план главного монстра.
Итак, вроде бы понятно, как создавался Вий и каковы его прототипы. Остается прояснить вопрос о его, так сказать, функционале. Казалось бы, ответ очевиден: с помощью своей свиты монстр поднимает веки, потому что он единственный может увидеть Хому и указать на него своим перстом. И тут философ совершает роковую ошибку: смотрит на Вия. Если бы он этого не сделал, то Вий не обнаружил бы его и не прорвал апотропеический круг. Именно тогда остальные твари бросились на Хому, он упал навзничь и умер от испуга. Можно предположить, что у него не выдержало сердце.
И тут мне хочется пояснить вам свою точку зрения на вопрос, кто такой Вий и почему ему важно было указать на Хому. У меня есть как минимум три варианта ответа.
Одни исследователи полагают, что Вий – это продолжение или эманация ведьмы-панночки. Похожая гипотеза: Вий – ее хозяин, как дьявол у Саути, поэтому он мстит за свою подданную, которую Хома после ночной скачки ударил поленом и она умерла. Другая, еще более экстравагантная гипотеза, которую, впрочем, трудно доказать, заключается в том, что Вий – воплощение карающего отца. Если помните, в повести был отец панночки – сотник, весьма суровый, от которого Хома попытался сбежать, но у него ничего не получилось. Сотник страшным голосом говорил Хоме, что если бы попался ему в руки тот, кто убил его дочь, то он настолько жестко расправился бы с обидчиком, что мало бы тому не показалось. Через Вия и осуществляется этот акт возмездия.
Еще более сложная версия, которую предложил очень уважаемый специалист по Гоголю, гласит, что имя Вий перекликается с именем Господа. В церковнославянской Библии фигурирует имя Сый, то есть Сущий, Бог. Вы скажете: как же Бог мог оборотиться Вием и, совершая дьявольское убийство, стать сообщником ведьмы? Разве это возможно? При всей, на первый взгляд, завиральности этой гипотезы в ней есть зерно истины.
Если воспринимать Вия в контексте всей повести, то можно увидеть, что мир, в котором живет Хома, в целом очень страшен. Гоголь рисует его так, будто он проклят. В самом начале повести, когда мы читаем о нравах в Киевской семинарии (она же бурса), мы видим, что там черт знает что творится: Гоголь очень часто использует слово «черт» для описания нравов этого заведения. Семинаристы, в том числе главный герой, изображены как люди, которые думают только о собственном желудке и удовольствиях. Они постоянно дерутся, попирают имя Господа, воруют друг у друга. Все описание жизни в бурсе проникнуто мощной иронией и сарказмом. Это неприятное, покинутое Господом место. Проблема усугубляется тем, что выпускники семинарии должны стать священниками и отправиться в приходы по всей территории как минимум Украины.
Буквально за пятнадцать лет до того, как Гоголь начал писать «Вия», произошли крупные преобразования в Киево-Могилянской академии, древнейшем высшем учебном заведении, из которого вышла вся церковная элита допетровской и Петровской эпохи. В 1817 году при правлении Александра I академия была закрыта, а спустя два года вновь открыта, но уже с новым преподавательским составом. Произошла полная перестройка всей церковной жизни Киева. Возможно, с этим связан тот намек, который Гоголь делает в иронически-саркастическом описании порядков в семинарии. Старые добрые нравы исчезли, а новые еще не сформировались. Они совсем не соответствуют высокому духовному статусу этого намоленного места.
Хома Брут и мертвая ведьма. Гравюра Юлиуса Шублера.
Oleg Golovnev / Shutterstock.com
Посмотрим, кто учится в семинарии? Троица друзей: богослов Халява, ритор Тиберий Горобец и философ Хома Брут. Халява – клептоман и любитель выпить. Ритор Тиберий Горобец – задира и драчун. Хома Брут – греховодник, сластолюбец и лентяй. В повести Гоголь открыто указывает на то, что Хома нарушает пост и предает Христа, отчего и назван Брутом. Когда отец панночки просит Хому три ночи читать молитвы по ее душе, поскольку такова была последняя воля его дочери, он добавляет: «Ты, добрый человек, верно, известен святою жизнию своею и богоугодными делами, и она, может быть, наслышалась о тебе». На это Хома отвечает: «Кто? Я? ‹…› да я, хоть оно непристойно сказать, ходил к булочнице против самого страстного четверга». После скачки с ведьмой Хома возвращается в Киев, идет к вдовице на рынок и проводит, как намекает Гоголь, с ней ночь. После бурного возлияния он лежит в кабаке и курит свою люльку.
Короче говоря, Хома постоянно грешит, и это притом что он будущий священник!
А что же его друзья? В конце повести Халява становится звонарем в духовной семинарии:
– Славный был человек Хома! – сказал звонарь [Халява], когда хромой шинкарь поставил перед ним третью кружку. – Знатный был человек! А пропал ни за что.
‹…› заметивши, что язык его не мог произнести ни одного слова, он
