Ознакомительная версия.
Достаточно часто комические коммуникативные неудачи возникают в кабинетах врачей.
Eva said nothing as her mother peeled away several layers of cardigans, blouses, and vests. At last her chest was exposed. I laid my stethoscope over the heart, winked at her pleasantly, and said with a smile, «Big breaths.»
A look of interest at last illuminated the child's face. She glanced at me and grinned. “Yeah”, she said proudly, and I'm only sixteen”. (Gordon 1975: 65)
В вышеприведенном примере девочка-подросток неадекватно воспринимает иллокутивную силу высказывания. Просьбу врача глубоко дышать она воспринимает как комплимент ее бюсту. Коммуникативная неудача обусловлена частичным совпадением фонетического звучания слов breaths – breasts и, возможно, неверной интерпретаций невербального поведения врача, который ей подмигнул.
В следующем примере, наоборот, врач неправильно понимает пациентку.
“Now that the scan results are OK, would you say it’s safe to… you know…”
“Absolutely.” Mr Braine nods understandingly. “A lot of couples abstain from intercourse in early pregnancy – ”
“I didn’t mean sex!” I say in surprise. “I meant shopping.” (Kinsella P. 22)
Страстная любительница ходить по магазинам Бекки Блумфильд ожидает ребенка. Она разговаривает со своим гинекологом после УЗИ. Женщина испытывает замешательство, задавая интересующий ее вопрос, и делает паузу. Сценарий “прием у врача” предполагает определенный набор вопросов, наиболее часто задаваемых пациентами. Врач отвечает, предугадывая вопрос, так как полагает, что речь касается интимных отношений. Оказывается, что женщину интересует, можно ли начинать покупать вещи для ребенка.
Другим сценарием, часто используемым для моделирования коммуникативных неудач, является “прием на работу”. В обоих приводимых примерах коммуникативная неудача не осознается коммуникантами, лишь читатель обладает фоновыми знаниями и может понять, в чем заключается недоразумение.
В нижерассматриваемом примере собеседование проводит юрист по фамилии Эрскин-Браун. Он ошибочно считает, что сидящий перед ним Дэйв относится к сексуальным меньшинствам, и боится, что в случае отказа его упрекнут в дискриминации.
“I expect you want to know about my experience”.
“Good heavens, no!” quick as a fash, Claude answered.
“You don’t?”
“I take the view, Dave, that your experiences are entirely a matter between you and… well, whoever you've had the experiences with”. (J. Mortimer P. 204)
Интерпретация слова широкой семантики experience определяется контекстом и пресуппозициями коммуникантов. Сценарий “прием на работу” подразумевает вопросы, касающиеся предшествующего опыта работы. Вследствие ложной пресуппозиции Эрскин-Браун полагает, что собеседник собирается рассказать ему о своем сексуальном опыте и приходит в ужас, что приводит в недоумение собеседника.
Возможны ситуации, в которых коммуникант говорящий и адресат реализуют разные сценарии. Рассмотрим следующий диалог.
“What sort of hours did you work?” (…)
“All hours.” I shrug. “I’m used to working all day and into the night. Through the night sometimes”.
“You used to work through the night? Trish seems stupefed. On your own?”
“Me and the other staff. Whoever was needed”.
“So you come from a big set-up?”
“One of the biggest in London. I nod”. (Kinsella P.72–73)
Здесь хозяева предполагают, что пришедшая молодая женщина хочет получить место домработницы. Они не подозревают, что перед ними высококвалифицированный юрист, работающая в одной из самых крупных юридических фирм Лондона. В свою очередь, женщина воспринимает задаваемые ей вопросы не как, относящиеся к сценарию “прием на работу”, а как проявление вежливости, светскую беседу. Взаимному непониманию способствует использование слов широкой семантики set-up и staff, которым можно придать разное значение.
Замещение одного сценария другим в сознании одного из коммуникантов иногда способствует созданию скрытых сравнений.
“The building dates from 1879”, says Christoph, “and was designed by James Renwick”.
…“Shall we go in?” says Christoph at last.
“Absolutely!” I say joyfully, and hurry off towards the entrance. (S. Kinsella. P. 161)
Бекки Блумфильд, большая любительница магазинов, приезжает в Нью-Йорк. Экскурсовод рассказывает о церкви Св. Патрика, которая находится рядом с одним из крупнейших магазинов. Бекки же думает только о магазине. Услышав приглашение посетить здание, Бекки радостно соглашается и единственная бросается в магазин, а не в церковь, о которой только что шла речь. При наложении сценариев «посещение храма» и «посещение универмага» автор создает скрытое сравнение крупного магазина на Пятой авеню с храмом, и, таким образом, подчеркивает страстное увлечение молодой женщины покупками.
Адресат может неверно идентифицировать сценарий, о котором идет речь. Как мы это видим ниже, при интерпретации происходит наложение двух сценариев «обучение в университете» и «заключение в тюрьме».
“You see, we married so suddenly. When we married, Bill was in Yale”.
“Good God! What for?”
“Not jail, silly. Yale. The university”. (Wodehouse P. 66)
Малообразованному человеку, беседующему со своей женой, ничего не говорит название всемирно известного Йельского университета. Вместо названия Yale ему слышится более понятное и знакомое слово jail, несколько схожее по фонетическому звучанию.
Далее рассматривается диалог, в котором коммуникативная неудача возникает из-за использования полисемичного слова.
“He seems very pleasant”, agreed. Fran guardedly. “Where did you bump into him?”
Henrietta grinned. “In the stirrups actually”.
Fran looked confused. “I didn’t know you rode”.
“I don't mean that sort of stirrups”. (M. Haran P. 46)
Молодая женщина спрашивает, где ее подруга познакомилась с ее женихом. Наиболее разумной интерпретацией лаконичного ответа, содержащего полисемичное слово stirrups, является сценарий “верховая езда”. Однако на самом деле это был сценарий “прием у врача-гинеколога”.
Таким образом, как показало исследование, чаще всего комический эффект возникает при наложении двух сценариев, один из которых касается деловой/профессиональной коммуникации, а второй – межличностного/бытового общения. Это происходит в тех случаях, когда: 1) адресат неправильно понимает сценарий (№ 1, № 5); 2) речевое поведение или интерпретация не соответствует действительному сценарию (№ 2, № 3 № 4, № 6); 3) адресат ошибается в идентификации сценария, о котором идет речь (№ 7 и № 8) Для создания комических коммуникативных неудач чаще всего используются полисемичные слова, слова широкой семантики и слова, имеющие похожее фонетическое звучание.
Коммуникативные неудачи чаще возникают при общении между малознакомыми людьми, в формальных ситуациях. Именно внесение одним из коммуникантов в интерпретацию высказывания своего личностного смысла, не соответствующего сценарию, способствует возникновению комического эффекта. Смешными, как правило, являются коммуникативные неудачи, которые не осознаются собеседником сразу, а в некоторых случаях понятны только читателю. Подобные коммуникативные неудачи помогают автору дать более яркую характеристику персонажу.
1. Bond M. Paddington's Adventures in England. – Л., 1978.
2. Gordon R. Doctor at Large. – Harmondsworth, 1975
3. Haran M. All That She Wants. – London, 1998
4. Kinsella S. (1) Shopoholic and Baby. – London, 2008.
5. Kinsella S. (2) Shopoholic Abroad. – London, 2005.
6. Kinsella S. (3) The Undomestic Goddess. – London, 2006.
7. Mortimer J. Rumpole and the Age of Miracles. – London. 1988.
8. Wodehouse P. G. Indiscretions of Archie. – Harmondsworth, 1977.
9. Демьянков В. З. Скрипт // Краткий словарь когнитивных терминов. – М., 1996.
10. Ермакова О. Н., Земская Е. А. К построению типологии коммуникативных неудач (на материале естественного русского диалога) // Русский язык и его функционирование: Коммуникативно-прагматический аспект. – М.: Наука, 1993.
11. Знаменская Т. А. Прием иронии в свете теории когнитивной грамматики // Языковая личность как предмет теоретической и прикладной лингвистики. – Тула, 2004.
И. В. Мишина. Любовь и творчество
В философской литературе как при характеристике индивидуальных форм поведения, сознания, творчества основное место как правило занимает представление о цельности, исключительности, неповторимости внутренней жизни, способностей и возможностей человека. Но совершенно необоснованно остается в тени и никак не находит себе места в этих характеристиках духовная потенция человека, его способность к глубоким чувствам, во многих случаях направляющим и организующим деятельность человека, наполняющим его сознание, формирующим цельность или, наоборот, приводящим к раздвоенности личности, создающим внутренние противоречия и жизненные конфликты. И главным среди этих чувств, и, возможно, самым таинственным является любовь.
Обращение к исследованию определяющего значения любви в пробуждении и стимулировании творческой активности человека представляет интерес теоретического, методологического и педагогического характера. Согласно проницательному суждению Л. Февра, история любви, впрочем, как и история жалости, ещё не написаны (Февр 1991: 123).
Любовь в структуре индивидуальности выступает как особая категория, обусловливающая внутреннюю активность человека, как в системе межчеловеческих коммуникаций, так и в повседневной жизни, она стимулирует творческий процесс, разрешение моральных проблем или, наоборот, формирует их неразрешимость и даже катастрофичность. Столкновения с жизненными противоречиями неизбежно становятся источником беспокойства, но одновременно они могут стать и стимулом духовного развития каждого человека, пробуждая способность к творческой деятельности.
Ознакомительная версия.
