Московский печатный двор – крупнейшая типография XVII в., печатавшая кириллическим шрифтом, – издал за годы от восстановления после пожара (1614) до перехода фактически в руки патриарха Никона (1652) более 350 тысяч экземпляров книг, каждая из которых была и фактом, и фактором культурной, религиозной и политической жизни общества. В том числе были напечатаны шесть типов книг для разных уровней обучения[72]; несколько кругов литургической книги; основные типы книг, необходимых для религиозной полемики; полный комплекс светского и церковного права; несколько важнейших компендиумов календарных чтений, содержащих многие из лучших произведений раннехристианских, византийских, славянских и русских авторов; календарь, содержащий хронологический, исторический, агиографический комментарий, тропари и кондаки основной службы каждого дня, и многие иные издания, на века вошедшие в русскую и славянскую культуру.
Предлагаемая работа – экстракт изучения до конца 1980-х гг. исторического бытования, функций и роли московской печатной книги, распространения и ее места в жизни общества. Основной метод исследования – сопоставление данных архива Приказа книг печатного дела[73] с данными о судьбах тысяч известных нам сегодня экземпляров этих изданий, которые были получены при работе с коллекциями библиотеки Московского университета, при описании книг в старообрядческих общинах, государственных и частных библиотеках в регионах России, из опубликованных каталогов, описей древних библиотек и других источников.
На основании выявленных данных ниже освещаются следующие проблемы: в чьи руки печатная книга попадала после выхода – т. е. представители каких социальных слоев ее приобретали; сколько она стоила в XVII в., каковы география и скорость ее распространения; характер отношения к печатной книге и характер ее функционирования в XVII в.; роль и функции дониконовской печатной книги в последующие эпохи русской истории – в XVIII в. и в Новое время (XIX–XX вв.).
Если обратиться теперь к материалам о распространении московских изданий непосредственно в годы выхода книги в свет, прежде всего встает вопрос о ценах на книги, т. е. о доступности печатной книги разным кругам русского общества. Ведь именно политика цен во многом определяет, чем было для власти и само книгопечатание – средством просвещения (как писалось во всех послесловиях к изданиям) или средством наживы, как полагали до изучения архива Печатного двора некоторые исследователи[74].
Издательская деятельность, по крайней мере и в интересующее нас время, не рассматривалась ни Церковью, ни государством в качестве средства получения прибыли. Цели книгопечатания, как это декларировалось в послесловии почти каждого издания, были широкими, печатная книга должна была помочь в решении основных задач, стоящих перед государством – в лице царя и перед Церковью – в лице патриарха.
Тексты выходных данных книг были чрезвычайно важным, фактически формулярным документом, удостоверяющим сущность власти и характер ее взаимоотношений как с Силой Божественной, так и с любым возможным читателем; документом, формулирующим функцию и истинность каждого печатного экземпляра. Слова и состав этой формулы достаточно традиционны и менялись редко. (Фактически все послесловия и представляли собой, в зависимости от характера и времени издания, последовательность нескольких таких достаточно постоянных формул.)
Тексты послесловий важны для понимания роли ранней печатной московской книги, поскольку их идеи в той или иной форме дополняли любой из сотен тысяч расходящихся по стране экземпляров изданий. Например, послесловие Учительного Евангелия 1633 г. (л. 592 об. – 593 об.) идею «о исправлении книжнем и о словеси истиннем, изложенным печатными писмены», представляет принадлежащей самому Христу, который и «просвети разум и очи сердечнии верному рабу своему, его же избра, и елеом святым помазанному, благочестивому государю, царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Русии самодержцу». Далее сформулированы и цели книгопечатания: раздавать «всем богатство благочестия», помогать царю утверждать «мир и тишину» и добиваться, чтобы царство его всегда сияло «святолепным просвещением» и пребывало «в божественной славе», а Церковь «апостольскими и божественными правилы и уставы да цветет и славится всегда». Указано, к кому обращены слова послесловия, для кого издаются книги: для христианского народа «многочисленнаго словенскаго языка, своея великия державы, всея славно именитыя Русии, Московскаго государства и прочих государств…». Далее в послесловии, хотя и гораздо более уклончиво, говорится о тех, против кого направлена каждая издаваемая «истинно-божественная книга» и деятельность типографии: «Мрак же нечестивыя злобы тем да обличится, и буря противных ветров да отогнана будет».
Поэтому и цену на вновь отпечатанные книги, начиная с первых изданий, вышедших после восстановления типографии, назначали по себестоимости книги. Вот как говорится об этом в указе о продаже Триоди постной, вышедшей 5 декабря 1621 г.: «…а на те книги… положена цена, во что книги стали в печати бес прибыли, для просвещения святых божиих церквей и для их (т. е. царя и патриарха. – И. /7.) государского многолетнего здоровья, чтобы теми книгами святые божии церкви просвещалися…»[75]
О том же говорит и новая запись от 30 марта 1622 г.: «…у Кондраты! [Иванова] и мастеровых людей из дела вышло 1060 книг Псалтирей учебных. А на те книги… положена цена, во что те книги стали в печати бес прибыли, по 20 алтын за книгу»[76].
Так же без прибыли, а «во что стала» продавалась Минея декабрьская (выхода 15 октября 1620 г., 25 алтын), Апостол (выхода 25 мая 1621 г., 25 алтын 4 деньги, т. е. 77 коп.) и все остальные издания фактически до 1634 г., пока очередной пожар не нанес Печатному двору значительный ущерб. Первой книгой, вышедшей после пожара, была Псалтырь с восследованием (15 сентября 1634 г.). К себестоимости этого издания (1 рубль 17 алтын 1,5 деньги), определенной с учетом пяти безденежно поднесенных экземпляров, царь указал добавить 32 алтына и «полупите» деньги для «книжново печатново дворовово и палатново дела». Таким образом, цена книги стала включать в себя траты на ремонт и перестройку типографии и определяться вместе «с дворовым и палатным строением», как говорится это применительно к Шестодневу 1635 г.[77]В случае с Псалтырью наценка равнялась около 64 %; Служебник, вышедший 15 апреля 1635 г., имел себестоимость 23 алтына 2 деньги, а продавался по 30 алтын, т. е. с наценкой около 28,6 %; Триодь постная (6 декабря 1635 г.) обошлась по 1 рублю 7 алтын за экземпляр, а продавалась с надбавкой в 44,63 %.
Именно с этого времени «указная» цена и начинает в большей или меньшей степени превышать себестоимость, но эта наценка никогда в исследуемое время не становится слишком большой и для определенных типов изданий остается достаточно постоянной, составляя по отношению к себестоимости 30–70 %. Однако даже такая цена не давала достаточно долго прибыли как таковой, а предполагала только самоокупаемость деятельности Печатного двора.
В литературе давно утвердилось справедливое представление о высокой относительной стоимости раннепечатной книги. Ее легко представить, сравнивая с оплатой труда мастеровых людей, эту книгу печатавших. Для сравнения назовем цены следующих книг: Минея общая с праздничной (15 октября 1635 г.) – себестоимость 1 рубль 13 алтын 4 деньги, цена – 2 руб.; Часовник (10 ноября 1635 г.) – себестоимость 2 алтына 4 деньги, цена – 5 алтын; Псалтырь учебная (6 мая 1636 г.) – себестоимость 16 алтын 4 деньги, цена – 23 алтына 2 деньги; Псалтырь с восследованием (4 октября 1636 г.) – себестоимость 1 рубль 29 алтын, цена – 2 руб.; Трефологион, первая часть (основная) (1 ноября 1637 г.) – себестоимость 1 рубль 26 алтын 4 деньги, цена – 2 руб. и т. д.[78]
Подьячие Приказа книг печатного дела получили в 1634 г. в качестве полугодового окладного жалованья 30 руб. и в качестве хлебного жалованья – деньги за 30 юфтей[79] хлеба. Наборщик в 1634 г. получил за полугодие обоих видов жалованья 20 рублей 11 алтын, разборщик – 14 рублей 19 алтын, переплетчики – по 17 рублей 18 алтын, словолитцы – 18 рублей 25 алтын.
Еще более выразительные сравнительные данные дают документы об оплате людей, нанятых для ремонта и строительства Печатного двора после пожара (июль 1634 г.)[80]. Самая низкая оплата – 8 денег (4 коп.) в день – выдается «ярыжным людям», нанятым для черной и неквалифицированной работы; плотники получают уже по 3 алтына 2 деньги в день. Таким образом, книги, необходимые для обучения, обязательные в любом доме, где есть грамотные, независимо от их социального статуса, как правило, были невелики по размеру и, соответственно, доступны по цене. Например, первые, очевидно еще пробные Азбуки, изданные на Печатном дворе до выхода в свет Азбуки в типографии Василия Бурцова[81], были «в полудесть» и «в четверть», т. е. в 4° и 8° долю листа, стоили соответственно 2 деньги и 1 деньгу. Ярыжный на деньги за один день работы (обычно ярыжные убирали строительный мусор) мог теоретически купить и перепродать дороже восемь малых Азбук, а плотнику, чтобы приобрести Учебный часовник, необходимо было потратить 1,5 своего дневного заработка. Самые дорогие издания этих лет – Псалтырь с восследованием, заменявшая сразу Учебную псалтырь, Часовник, Канонник и Святцы и стоившая столько же, сколько стоили три с половиной юфти хлеба, и Минея общая с праздничной, которая могла заменить «по бедности» годичный круг миней, – 2,7 юфти.
