— это подарок гостю, новая одежда. В полураскрытые пасти животных, в надрезы на тушах («карманы») хозяйка дома кладет рыбью икру. Зубы черепов смазывают жиром или кровью: «Скажите своим братьям, что в этом доме хорошо принимают гостей. Пускай ваши старшие братья тоже придут. Мы их угостим не хуже, чем вас». На празднике исполняются танцы зверей: женщины в меховой одежде с капюшонами на головах пляшут под аккомпанемент бубна, подражая движениям и крикам животных. Мужчины топают ногами и кричат: «Не мы вас убили, не мы!» — «Нет, нет, нет!» — вторят женщины. «Камни скатились с высоты и задавили вас! Молния убила вас!» — «Да, да, да!» — подтверждают женщины.
Коряки, убив волка или медведя, снимали с них шкуру, надевали ее на охотника и плясали вокруг него, приговаривая, что это не они убили зверя, а кто-то другой. На чукотском празднике волка танец волка исполнял хозяин праздника, убивший зверя. Он танцевал в маске из губ и носа волка или в шкуре волка, надев ее так, что голова волка накрывала его голову. У камчадалов на празднике кита одна из камчадалок, привязав к себе на спину фигурку кита, специально изготовленную для этой цели из рыбы и сладкой травы, входила через верхнее отверстие в дом и ползла вокруг очага. За нею ползли два камчадала и тюленьими кишками ударяли по «киту», крича по-вороньи. Затем находившиеся тут же дети бросались на женщину и раздирали «кита» на куски. После этого все ели куски «кита». У некоторых народов для праздника выращивали животное — медведя (у народов Амура), енотовидную собаку (у айнов). Вырастив животное в клетке, его затем убивали, голову клали на циновку, ставя перед ней угощение и украшая ее стружками.
По окончании пляски хозяева вместе с домочадцами собирали все остатки животных и выносили их наружу. Совершался отпуск зверей: кости и обрезки, относящиеся к сухопутным животным, относили в поле, подальше от жилища, и оставляли на земле, птичьи косточки подбрасывали вверх, китовые, моржовые, тюленьи и рыбьи кости и частицы бросали в море («Олени ушли в поле. Тюлени ушли в море. Кит ушел в море»).
Главное значение праздника заключалось в примирении охотников с духами убитых животных, целью его было воскресение животных, их возвращение «в гости» к охотникам. Обряд был обращен не только к тотемному в прошлом животному, но и ко всем животным. Это уже следствие развития древнейшей формы обряда тотемического умножения животных в позднейшую мистерию воскресения животных, праздник умирающего и воскресающего зверя, связанный с промысловым культом.
Первобытный человек верил, что животное после смерти воскресает и продолжает жить. Эта вера в воскресение умерших животных, свойственная тотемизму, в еще большей степени характерна для представлений промыслового культа. В представлениях и обрядах промыслового культа мы находим дальнейшее развитие взглядов первобытного человека на воскресение животных, их конкретизацию. В отличие от тотемизма, здесь присутствует дух-хозяин животного, благодаря которому и происходит «оживление» зверя. Чтобы помочь ему в этом, надо сохранить «творческий элемент» будущих зверей, птиц, рыб — их кости, перья, шкуру, части тела. Поэтому их нельзя уничтожать, ломать, рубить, надо разъединять их по сухожилиям. Если кости остаются целыми, а еще лучше — подобранными в анатомическом порядке, происходит реинкарнация (воплощение в других особях) душ убитых зверей, птиц и рыб. Обычаи особого отношения к костям убитых животных у разных народов развиты в различных формах, но сущность и происхождение их одинаковы.
Нивхи хоронили тигра в особом месте, череп медведя хранили особо, кости морских зверей собирали и бросали в море. Хозяину моря они отдавали обратно кости рыб, нос, язык и глаза нерпы. По этой же причине они закапывали в прибрежном песке глаза и недозрелый плод, найденный в чреве нерпы. Косатка, по представлениям нивхов, — ызьму («лодка хозяина»). Хозяин моря складывает в нее убитых зверей. Если она не захочет отдать их хозяину, он выбрасывает ее на берег, и тогда она достается людям. Кости ее не выбрасывали, а складывали в специальный сруб. Енисейские эвенки в укромном месте собирали кости животных, птиц, рыб, чтобы их не топтали. Приморские чукчи для возрождения зверя во время праздника в честь морского духа Кереткуна выбрасывали в море остатки жертвенной пищи.
Обычаи сохранять в течение всего года кости убитых куниц, соболей и бобров существовали также и у населения Аляски. Охотники верили, что духи, смотрящие за этими животными, в случае если плохо обращаться с их костями, могут не разрешить в дальнейшем убивать и ловить их. Канадские индейцы не отдавали костей убитых лосей, оленей, бобров своим собакам, а бросали их в воду. Один из миссионеров, наблюдавший этот обычай, сказал им, что бобры не могут узнать после смерти о судьбе своих останков. На это индейцы ответили: «Прежде чем бобр окончательно умрет, его дух отправляется к тому, кто его убил, и внимательно рассматривает, что сделано с его костями. Если они отданы собакам, он рассказывает другим… если кости брошены в огонь или в реку, дух его вполне удовлетворяется, а это особенно полезно для той сети, которой он был пойман» [35].
В одной из русских сказок рассказывается, как девушка закапывает кости коровы в саду и поливает их водой. Так сказка сохранила воспоминание о существовавшем некогда обряде.
Основными моментами обряда-мистерии умирающего и воскресающего зверя были следующие: вера в воскресение зверя и забота о его останках, представления о духах-хозяевах и умилостивление их, извинения перед зверем, связанные с представлениями о его всеведении, причастная трапеза, ритуал воскрешения зверя. Этот обряд — основной в промысловом культе. В свою очередь представления промыслового культа отражены в мифе об умирающем и воскресающем звере.
В. Г. Богораз показал, что миф об умирающем и воскресающем звере является древнейшим охотничьим мифом, возникшим до земледелия и металлов и потому более ранним, чем выделенный Дж. Фрезером земледельческий миф об умирающем и воскресающем боге [36]. В той или иной форме, здесь присутствует идея превращения животного в человека или человека в животное, идея возрождения после смерти в сказочном образе. Хотя древние мифы охотничьих народов, рассказывающие о жизни медведя, кита и других священных животных, и обросли со временем разными дополнительными сюжетами и эпизодами, в них можно выделить несколько первоначальных, древнейших эпизодов, повторяющихся в разных вариантах в мифах разных народов. Героиня мифа — мать китового сына, девушка или женщина, прогнанная или бежавшая от родственников или мужа, заблудившаяся в лесу. Кит, медведь или орел дают ей приют или похищают ее. Через год у них рождается ребенок: полтела —
