Александр Орлов - Героическая тема в русском фольклоре

Повесть о взятии Царьграда. Издание: арх. Леонид. Повесть о Царьграде Нестора-Искандера. Памятники древней письменности, 1886. Исследование: Г. П. Бельчиков. К вопросу о составе исторической повести о взятии Царьграда. Сборник статей к 40-летию ученой деятельности акад. А. С. Орлова. Л., 1934.

Повесть о Николе Зарайском. Издание: И. И. Срезневский. Сведения и заметки о малоизвестных и неизвестных памятниках, XXXIX. СПб., 1867.

История о Казанском царстве. Издание: Полное собрание русских летописей, т. XIX. Исследование: Г. З. Кузневич. История о Казанском царстве или Казанский летописец. СПб., 1905.

Общие исследования и обзоры: 1. Акад. А. С. Орлов. Об особенностях формы русских воинских повестей (кончая XVII в.). М., 1902; 2. Акад. А. С. Орлов. Курс лекций по древнерусской литературе. Изд. 2, 1939; 3. История русской литературы под общей ред. В. А. Десницкого, т. I, ч. 1, под ред. акад. А. С. Орлова и В. П. Адриановой-Перетц. М., 1941; 4. История русской литературы, т. I (литература XI — начала XIII в.). Институт литературы Акад. наук СССР. М.-Л., 1941.

Печатается по изданию: Пропп В. Я. Русский героический эпос. Л., Издательство Ленинградского университета, 1955.

Приводимые в настоящих примечаниях ссылки на литературу по отдельным былинам не преследуют ни историографических, ни библиографических целей. Богатый библиографический материал собран в работах А. М. Лободы («Русский богатырский эпос. Опыт критико-библиографического обзора», Киев, 1896), А. П. Скафтымова («Поэтика и генезис былин», Саратов, 1924) и А. М. Астаховой («Былины Севера», т. I, М.-Л., 1938). В этих работах иногда дается и изложение упоминаемых трудов. Изложение не всегда бывает достаточно критично. Прилагаемые примечания содержат эту критику и вместе с тем представляют собой необходимое звено исследования как научного построения. Отвод взглядов противников — существенная часть всякой научной аргументации, и, если этот отвод произведен правильно, он способствует установлению истины. Указать на ошибочность некоторых взглядов важно еще и потому, что многие из них имеют хождение по сегодняшний день как в научно-исследовательской, так и в учебной литературе.

Примечания используются также для того, чтобы вкратце указать на тот былинный материал, который не был включен в книгу во избежание излишнего ее загромождения.

Мнение, будто дружина князей носила демократический характер и поэтому могла быть создательницей русского героического эпоса, изложено Д. С. Лихачевым в первом томе РНПТ, с. 169 и сл., 186 и сл. Здесь имеется ряд фактических ошибок. Важнейшая состоит в том, что «богатыри едут в Киев из другого города и здесь вступают в дружину киевского князя». Этого нет ни в одном былинном тексте. Киевский князь Владимир в эпосе никогда не имеет и не может иметь дружину. Он окружен князьями и боярами. В былине дружину имеют Волх, Вольга, Соловей Будимирович, Садко, но у этих дружин нет ничего общего с летописной княжеской дружиной. См. также статью Д. С. Лихачева «Эпическое время русских былин» (Сб. к 70-летию акад. Б. Д. Грекова., М., 1952). Эта теория повторена А. Н. Робинсоном (ИКДР, т. II, с. 149) и Э. В. Гофман (Очерки истории СССР, т. I, с. 211 и сл.).

Количество работ, посвященных этой былине, очень велико. Большинство ученых возводило образ Волха к историческому Олегу. Основные аргументы следующие: сходство имени, слава Олега как мудреца-хитреца (что будто бы соответствует мудрости Волха, умеющего превращаться в животных). Легендарный поход Олега на Царьград сопоставлялся с эпическим походом Волха на Индию. Смерть Олега от змеи сопоставлялась с рождением Волха от змея и т. д. Ни один из этих аргументов не выдерживает научной критики. Другие видели в нем фигуру не историческую, а мифическую. Так, Буслаев отождествляет его со змеем, по новгородскому преданию засевшим в Волхове и преградившим речной путь; от этого змея и река будто бы названа Волковым, а до этого она называлась Мутной (Историч. соч., II, с. 8; Народн. поэзия, с. 32–35, 268). Орест Миллер видит в Волхе одновременно и исторического Олега, и индоевропейское божество; он сопоставляет его с Индрой. Волх рассматривается как божество охоты (Илья Муром., с. 188 и сл.). Некоторые искали происхождение образа Вольги на Западе. Веселовский сближает его с германским Ортнитом на том основании, что Ортнит — сверхъестественного происхождения и тайно проникает в город, где находится его невеста, хотя Вольга ни к какой невесте не проникает (Мелкие заметки к былинам. XV, ЖМНП, 1890, III, с. 24–26). И. Н. Жданов возводит образ Волха к новгородскому апокрифическому сказанию о Симоне-волхве. «Сравнение новгородского сказания с апокрифической легендою о Симоне-волхве дает основание догадываться, что наш Волх-Волхв — одно из превращений Симона-мага». По Жданову, Волх, совершающий поход на Индию, — другой герой. Этот герой возводится к западноевропейскому Роберту-Дьяволу, к которому Жданов возводит и Василия Буслаевича (Русский былевой эпос, с. 404–424). Халанский подробно сопоставил все летописные сказания о Вещем Олеге и все данные эпоса о Вольге и пришел к выводу об их соответствии. Аналогии, приводимые Халанским, весьма искусственны. Так, призвание Микулы Вольгой приравнивается к призванию варягов и т. д. (К истории поэтических сказаний об Олеге Вещем. ЖМНП, 1902, № 8, 1903, № 11). С. К. Шамбинаго находит, что в образе былинного Вольги ассимилировались образы Олега и Ольги. Шамбинаго пытается установить существующие редакции былины, но делает это формалистически. По его мнению, Вольга — не оборотень. Былинные строки об оборотничестве Вольги Шамбинаго понимает как поэтическое сравнение (К былинной истории о Вольге — Волхе Всеславьевиче. ЖМНП, 1905, XI). Н. И. Коробка возводит былинного Вольгу к летописной Ольге; образ этот, однако, по мнению Коробки, создался не в Киеве, а представляет собой киевское приурочение международных «поэтических формул» (Сказания об урочищах Овручского уезда и былины о Вольге Святославиче. Изв. Отд. русск. яз. и слов. Ак. наук, 1908, I).

В советское время утверждение, что былинный Волх — исторический Олег, повторил А. Н. Робинсон. Он считает, что образ Волха «отразил некоторые особенности исторического облика Олега „вещего“ и, возможно, осложнился впоследствии легендарными чертами князя-„чародея“ Всеслава Полоцкого» (ИКДР, т. II, с. 149). Такого же мнения держится Д. С. Лихачев. В образе Вольги он видит князя-кудесника. «К таким князьям-кудесникам в сравнительно уже позднюю эпоху причислялись двое князей — Олег Вещий в X веке и Всеслав Полоцкий во второй половине XI века. Их обоих, а может быть и еще кого-нибудь третьего, и соединил в своем образе былинный Вольга» (РНПТ, т. I, с. 210–201). Таким механическим соединением художественный образ не создается ни в исторической песне, ни тем более в былине.

Кроме рассмотренных, о Святогоре известны еще следующие сюжеты:

Отец Святогора и Илья Муромец. Святогор зовет в гости Илью, но предупреждает его, чтобы он, здороваясь с его слепым отцом, не подавал бы ему руки, а подал бы ему согретое железо. Илья так и поступает. Отец Святогора хвалит Илью: «Крепкая твоя рука, Илья, хороший ты богатырь» (По Рыбникову).

Рыбн. 2 (с. 9); Гильф. I (строки 78-116); Григ. I, 130 (166); Аст. I, 5 (стр. 147), Прил. № 2 (с. 338); Пар. и Сойм. 40 (строки 165–194).

Святогор и поленица. Святогор 30 лет бьется с поленицей, но не может ее победить. Он зовет Илью. Кто ее победит, тот на ней женится. Илья сбивает ее своим копьем с коня и отрубает ей голову.

Аст. I. 5 (с. 147), Прил. № 2 (с. 338).

Женитьба Святогора. Святогор спрашивает у вещего кузнеца о своей судьбе и узнает, что ему выпало жениться на девушке, которая уже 30 лет лежит во гноище. Он ее разыскивает, наносит ей мечом удар в грудь и, думая, что он ее убил, уезжает. От этого удара она выздоравливает, становится красавицей и на богатом корабле приезжает в Святые Горы. Святогор (Самсон) на ней женится и по рубцу на груди узнает свою суженую (по Рыбн. 51).

Рыбн. I (строки 68 и сл.), 51 (сноска 3); ср. Крюкова, II, 91.

Святогор и неверная жена. Илья Муромец наезжает на огромный шатер и ложится в нем спать. Через три дня приезжает Святогор, хозяин этого шатра. Илья прячется на дуб. Святогор носит с собой хрустальный ларец, в котором он держит свою жену. Он ее выпускает, отдыхает с ней и засыпает. Жена выходит погулять и видит на дубу Илью. Она требует, чтобы он сотворил с ней любовь, иначе грозит разбудить мужа. Илья подчиняется. После этого она прячет Илью в карман к мужу. Святогор укладывает жену в ларец и едет дальше. Конь жалуется, что ему тяжело носить троих. Святогор обнаруживает в своем кармане Илью, и тот все ему рассказывает. Святогор убивает жену и братается с Ильей (по Рыбн. 51).