Ознакомительная версия.
Вестфальская система закрепила идеи нации и национализма в особой политической системе. В соответствии с принципами демаркации границ (limis), которые оказались значимыми для всех частей проекта модерна (от разграничения наук до государственных территорий), строгие территориальные границы отныне будут определять европейскую политику. Вестфальская система провозгласила приоритет территориальной концепции нации над религиозной идентичностью, что отразилось в формуле: чья территория, того и вера. Идеология национализма приобретает юридическую форму, и национально-государственные обязательства вытесняют систему смешанных обязательств, а также промежуточные, аморфные и множественные юрисдикции.
Канадский политолог Эдвард Шац выдвигает интересную гипотезу относительно различных траекторий развития столичности в европейских и неевропейских обществах, связывая европейскую концепцию столицы с вестфальской системой.
Вестфальская система институционализировала качественный поворот в трактовке природы политической власти: власть стала пониматься не в контексте отношений между личностью правителя и народом, а в качестве территориальной власти. В Европе процесс государственного и национального строительства предшествовал возникновению современного государства. Еще до возникновения структур современного государства были созданы системы налогообложения и всеобщей воинской обязанности и были предприняты попытки гомогенезировать население государств и завоевать его лояльность апелляцией к идеям и символам нации. Эти процессы, которые были юридически зафиксированы в Вестфальской системе, продолжились в новых формах и после 1648 года (Schatz, 2004).
За пределами Европы характер отношений между государством и народом и порядок возникновения этих институтов был принципиально иным. Государства предпринимали попытки создания жизнеспособных структур и институтов, пытаясь заручиться поддержкой многообразного населения этих государств. При этом идеи суверенности народа заимствовались неевропейскими обществами у европейских стран. До того как эти народы заручились суверенностью на родине, их права уже были признаны в международном праве. Из этого положения Шац выводит различия в понимании столичных функций (Schatz, 2004:16).
В Европе элиты использовали столицу для распространения своей власти и влияния на периферию, что было необходимо для контроля над территориями. Столицы, таким образом, служили целям государства. Таким образом, в Европе столицы стали неотъемлемой частью государственного и национального строительства. В неевропейских обществах, напротив, государственность не зависела от правительств, которым бы надо было утверждать свою власть и добиваться лояльности территорий. В неевропейских обществах столицы поэтому в недостаточной степени отражали цели и задачи государства. Поэтому у постколониальных элит возникла необходимость создания полноценных столиц европейского образца (Schatz, 2004).
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Филадельфия, Пенсильвания (5 сентября, 1774-12 декабря, 1776; 4 марта, 1777-18 сентября, 1777; 27 июля, 1778-21 июня, 1783; б декабря, 1790-14 мая, 1800); Балтимор, Мэриленд (20 декабря, 1776-27 февраля, 1777); Ланкастер, Пенсильвания (27 сентября, 1777 [один день]); Йорк, Пенсильвания (30 сентября, 1777-2 июня, 1778); Принстон, Нью Джерси (30 июня, 1783-4 ноября, 1783); Аннаполис, Мэриленд (26 ноября, 1783– 19 августа, 1784); Трентон, Нью Джерси (1 ноября, 1784-24 декабря, 1784); Нью-Йорк, Нью-Йорк (п января, 1785-5 декабря, 1790) и Вашингтон, округ Колумбия (с 17 ноября, 1800).
Термин аспациальность был предложен российским географом Леонидом Смирнягиным для обозначения «ослабленной реакции на пространство» в России, обусловившей слабость в том числе региональных идентичностей (Смирнягин, 1995, 2002).
В случае Голландии такая необычная ситуация объясняется замороженным компромиссом эпохи противостояния Оранской династии, резиденция которой традиционно располагалась в Гааге как королевской столице государства, и амстердамского патрициата, сконцентрированного в самом богатом и экономически развитом городе страны.
Клаузевиц, в частности, писал: «Не всегда существует необходимость завоевания всей территории противника. В случае захвата Парижа в 1792 году война против Революции почти наверняка была бы выиграна. В 1814 году, напротив, даже захват Парижа не решил бы дела, если бы у Бонапарта оставалась достаточно большая армия. Но поскольку его армия была уничтожена, захват Парижа разрешил проблему и в 1814 году, и вновь в 1815» (Landau-Wells, 2008: 15).
1. В эпоху Западная Хань в Китае существовала концепция «пяти городов» (у-ду), которые представляли пять крупнейших городов страны помимо самой столицы и, вероятно, соответствовали пяти первоэлементам в китайской натурфилософии (Лоян, Ханьдан, Линьц-зы, Вань и Чэнду). В эпоху Тан существовала концепция трех столиц (Н|$), в число которых, помимо Чанъани (Западная столица), входили Лоян (Восточная столица) и Тайюань (Северная столица). Концепция трех столиц получила хождение также в период раздробленности Китая в эпоху Троецарствия. Классическая «Ода трем столицам» китайского поэта Цзо Сы (250–305) как раз повествует о трех столицах этого периода (столицах Шу, У и Вэй) как о воплощениях определенных моральных принципов. Она, в свою очередь, опирается на увещевательную и нравоучительную традицию видения столиц государства (в данном случае крупнейших городов страны) как моральных принципов в стихах знаменитого ученого и поэта эпохи Хань Чжан Хэна (77-139), а также на «Оду о двух столицах» известного ханьского историка Бань Гу (32–92). Чжан Хэн повествует о декадентско-расточительной, традиционалистской и спокойной столицах Хань в трех одах – одах Западной, Восточной и Южной – столицам (имеются в виду Чанъань, Лоян и Наньян). Американский синолог Марк Льюис отмечает, что развитие жанра прославления нескольких столиц представляет собой отход от более древней традиции прославления одной совершенной императорской столицы (Lewis, 2006: 235–238, 181, 192). В более поздний период эта древняя традиция восстанавливается, например в «Оде о славной столице», посвященной Цзянькану (Нанкину), цзиньского поэта Юй Чана (ум. в 339). Для позднейших периодов китайской истории, особенно для минской эпохи, характерна определенная двустоличность (Пекин и Нанкин). См. таблицу 6.
2. В «Истории государства киданей» (Циданъго чжи)пять столиц описываются следующим образом: «Столица Яньцзин – три финансовых ведомства; Западная столица – управление начальника перевозок; Средняя столица – счетно-финансовое ведомство; Верхняя столица – управление по делам соли и железа; Восточная столица – управление по делам денег и железа при финансовом ведомстве» (Е Лун-ли, 1979, гл. 22). Государство Бохай (698–926) включало в себя территории современного Приморского края, Приамурье, Северную Корею, а также большую часть Северо-Восточного Китая (Маньчжурию).
Робертсон замечает, что уже тогда была в ходу поговорка: о птице судят по ее гнезду (Robertson, 2001: 38).
Вопреки внешней аналогии, Александрия, основанная Александром Македонским, не имелась в виду в качестве новой столицы Греции подобно столицам древних восточных государств, названных по имени их царственных основателей, – городу Пер-Рамсесу, столице Древнего Египта, построенному фараоном Рамсесом II, или столицам Армении – Артаксату, построенному царем Артаксом, или Тигранакерту, построенному Тиграном Великим. Жан Готтман, французский географ, пишет о попытке построения общей столицы для греческих городов-государств, которая предпринималась фиванским генералом и пифагорейцем Эпаминондом (410–362 до н. э.). Он приступил к строительству новой столицы федерации греческих городов-государств – Мегалополиса (Большого города) – в Аркадии в Южной Греции, но его планам по объединению Греции не суждено было осуществиться (Gottman, 1985: 67).
Уместность и важность анализа в данном контексте Священной Римской империи, которую некоторые авторы до сих пор ошибочно рассматривают как эфемерное или фиктивное образование, не игравшее существенной роли в решении политических судеб Европы, определяется ее ролью своего рода федеративного образования, которое продолжает оказывать влияние или даже формировать политические процессы в Европе задолго после своей официальной гибели. Такие инерционные оценки, во многом созвучные известной формуле Вольтера, остроумной, но вряд ли верной (она не была ни Священной, ни Римской и ни империей), во многом опираются на клишированное представление об империях как чрезвычайно жестких политических образованиях. Многие современные историки рассматривают Священную Римскую империю как черновик и прообраз Евросоюза, считая линию и миссию Австро-Венгрии в европейской и международной политике и дипломатии прямым продолжением миссии Священной Римской империи (Nedreb0, 2012). Брюссель, находящийся недалеко от Аахена, продолжает эту линию и во многом ориентирован на ее ценности.
Ознакомительная версия.
