В третьем цикле — «Возвращение на родину» — еще больше реальных образов, жанровых зарисовок. От цикла к циклу «Книги песен» нарастают реалистические тенденции в поэзии Гейне. Не случайно в последнем цикле «Книги песен» — «Северном море» — в центре оказываются уже не любовь, а образы природы и размышления поэта над вечной изменчивостью жизни.
В подтексте «Книги песен» — скрытый лирический роман воспитания. Простота, естественность, импровизационность поэзии Гейне покорили тогдашнего немецкого читателя. И потомки воспринимают его стихи как современные, только что написанные.
Современники поэта иной раз недоумевали, как можно шутить в самые патетические минуты и смеяться сквозь слезы. Не потому ли так полюбился Гейне нашему демократическому читателю, который на опыте великих русских писателей убедился, что печаль может быть светла, а смех сквозь невидимые миру слезы — самый горький и благотворный смех?
В стихах Гейне звучит искренняя боль за судьбу разорванной на клочки отчизны, находящейся во власти тридцати шести коронованных карликов. Исторические картины у Гейне неизбежно превращались в гротеск, потому что он взирал с иронией на любого самозваного тирана, который когда-то давным-давно заставлял трепетать своих подданных.
В 1824 году Гейне закончил «Путешествие по Гарцу», ставшее первой частью «Путевых картин», которые издавались с 1826 года по 1830-й. Главный герой всех «Путевых картин» — сам поэт. Гейне и в прозе остался лириком. Повествователь пропускает сквозь себя жизненные впечатления. Рождается многокрасочная картина мира, непохожая на обычные записки путешественников и бывалых людей. В «Путевых картинах» сложилась особая повествовательная манера Гейне, которая так отчетливо проявилась позднее в «Зимней сказке».
Жанр путевого очерка был традиционным для немецкой литературы. В 1816 году — за десять лет до появления первых путевых арабесок Гейне — Гёте опубликовал свои дневниковые записи «Путешествие в Италию», где он побывал тридцать лет назад. Веймарский олимпиец, обращаясь к событиям своей молодости, хронологически последовательно и документально достоверно передавал давние впечатления от встреч с памятниками итальянского искусства, правдиво повествовал о достопримечательностях Венеции и Рима, о нравах и обычаях их жителей.
Гейне сознательно отталкивался от подобных классических образцов путевого очерка. Гете совершал путешествия по заранее запланированному маршруту — Гейне странствовал, повинуясь неожиданным побуждениям и мгновенным прихотям. Меньше всего занимают Гейне исторические и художественные достопримечательности. Реальные впечатления становятся поводом для размышлений об исторических перспективах развития его отечества и Европы в целом. Гейне посетил страны с различным общественным укладом. Сравнивая их политическое устройство, он делает для читателя зримым движение истории.
«Путевые картины» приближали автора к поэме «Германия. Зимняя сказка». И там и здесь сюжетным стержнем становится путешествие. В путевых очерках и в поэме Гейне сталкивает в сознании читателя представление о странах, находящихся на разных ступенях социального развития. Неизменно активна авторская позиция, поэт бросает вызов своим литературным собратьям, официальным историографам и философам, пытавшимся доказать разумность несправедливого порядка. В «Путевых картинах» промелькнут некоторые образы, которым суждено стать жертвами самой безжалостной сатиры в «Германии. Зимней сказке». Описывая в очерке например, Кельн, Гейне только усмехнется, увидя недостроенную громаду средневекового собора, который возведен, чтобы подавлять мыслящую личность. Вспомнив историка Тацита, он лишь пошутит над мнимыми заслугами перед германской нацией легендарного вождя херусков Арминия. Но он вернется к этим темам в «Германии. Зимней сказке», представив ненавистные ему лжесвятыни во всем сатирическом блеске.
Самую суть прозы Гейне удачно определил Д. Гранин: «"Путевые картины" мне кажутся идеалом прозы — в них свобода, о которой всегда мечтаешь, — свобода от сюжета, от хронологии, от географии. Эта проза свободней, чем стихи. О чем она? В том-то и секрет ее, что она ускользает от подобного вопроса. Обо всем, но не пресловутый поток сознания, а скорее поток жизни, поэзии, размышлений, фантазии; поступки и воспоминания, описания и исповедь»{3}.
Если интимно-личная линия «Германии. Зимней сказки» ведет свое начало еще с «Книги песен», то общественно-политическая тема рождается у Гейне позднее. Первым этапом освоения политической проблематики стала публицистика, которой Гейне отдал все силы по прибытии в Париж в 1831 году.
Франции была уготована особая роль в судьбе Гейне. Она вошла в жизнь поэта с детства, ведь Дюссельдорф находился на границе с Францией. Когда Наполеон занял город, французский дух воцарился в нем, но не надолго, зато в сердце самого Гейне Франция и Наполеон поселились навсегда. Франция для Гейне 20—30-х годов — духовный центр Европы, а Париж — город революций. В письмах немецким друзьям Гейне признавался, что в Париже стал свидетелем интереснейших событий.
В первое десятилетие своего пребывания во Франции Гейне пишет прежде всего статьи и только потом стихи. В немецкой литературе ДО-х годов публицистика эаняла важное место, став в искусстве разведчиком новых, острых тем. Публицистически окрашенную прозу рождал революционный подъем в Европе, требуя немедленного отклика. В статьях Гейне писал о французских художниках и немецкой литературе, о религии и философии в Германии, о французском театре. Искусство и науку он оценивал с современной политической позиции. Франция, только что пережившая революцию, постоянно сопоставляется с Германией, застрявшей в другом историческом времени. Острие критики Гейне нацелено против Пруссии, ставшей главным предметом сатиры и в «Зимней сказке».
К политической лирике Гейне постоянно обращался в начале 40-х годов. В это время в немецкой литературе на смену традиционной философской и любовной лирике пришла поэзия, в которой звучали лозунги, призывы к борьбе за освобождение человека от угнетения. Молодые поэты Георг Гервег, Фердинанд Фрейлиграт и Георг Веерт называли себя тенденциозными поэтами, потому что их стихи обладали политической направленностью. Они считали себя защитниками человечества, протестовали против тирании и рабства. К сожалению, этим поэтам недоставало конкретности мышления, а эффектные цветистые фразы зачастую превращались в штампы. Гервег и его единомышленники не сумели пропустить больные проблемы Германии сквозь свое сердце. Гейне отталкивался от тогдашних образцов гражданской поэзии, создавал политические произведения, не имевшие примеров в прошлом. Гейне приблизился к поэзии XX века тем, что уничтожил иерархию ценностей, смешивая «высокое» и «низменное», общественное и частное.
В центре политической лирики Гейне — Германия, ее судьба. Сила Гейне в конкретности его поэтического видения.
Писатель спорил всегда не только с враждебными идеями, но и с носителями этих идей. Поэтому так важны в его поэзии и прозе пародия, шаржированный портрет идейного противника, комический спор с оппонентом. Свой символ веры Гейне формулирует «от противного», опровергая враждебные взгляды. Именно об этом свидетельствует его самое значительное произведение начала 40-х годов «Атта Тролль».
Поэма должна была высмеять национализм и догматизм, уравнительские идеи либералов и их тенденциозную поэзию. Польза искусства — по разумению тенденциозных поэтов — заключалась в громогласной пропаганде свободы. Гейне предпринял попытку сатирически расправиться заодно и с реакционерами, и с радикалами. Он выбрал образ-маску медведя Атта Тролля, в голове которого перемешались демагогические лозунги самых разных общественных группировок и течений. Кажется, ни в одном произведении Гейне его дар песнопевца не проявляется с таким блеском, как в поэме «Атта Тролль». Все, что занимало воображение поэта, отразилось в причудливо пестрых узорах, вариациях на мелодию испанского романса. С неподражаемой иронией Гейне потешается над всеми своими злопыхателями и с трогательной застенчивостью нашептывает лирические признания обожаемой парижанке Жюльетте. Гейне словно чурается серьезных тем, он предпочитает рассказывать забавные небылицы о приключениях косолапого медведя Атта Тролля, пляшущего на рыночной площади вместе со своей мохнатой супругой Муммой на потеху прелестным испанкам и их галантным кавалерам. Что это, сказка или басня? Животный эпос или назидательная аллегория? Ни то и ни другое, и все вместе понемножку. Это свободный полет фантазии поэта, не скованный ни жанровыми рамками, ни прямой тенденцией. Это — каприччо, прекрасное само по себе, а не одними только позитивными идеями и благими целями.
