Больше того – на свет появились два объемных словаря санскрита – немецкий пятитомник О. Бётлинка и полновесный английский словарь М. Монье-Вильямса, ставший основным пособием для всех, кто изучал культуру Индии. Но в России в XIX веке очень мало еще знали об Индии, и многие увлекались чтением первого популярно изложенного повествования об этой стране – книгой князя Алексея Салтыкова «Письма об Индии». Этот образованный вельможа был дипломатом и часто путешествовал по разным странам, уделяя много внимания и занятиям живописью. Его неодолимо привлекала Индия, и он дважды пускался в путешествия по этой стране, добираясь туда по четыре месяца на океанских кораблях.
Ему казалось, что культура Индии должна нести в себе нечто большее, чем однообразная европейская культура, и он жаждал приобщиться к другому, более высокому мировосприятию. Он дважды посетил Индию, в 1841–1842 гг. и в 1845–1846 гг. и странствовал по всей стране, не останавливаясь ни перед трудностями передвижения в паланкинах, что было основным видом транспортировки людей в этой стране, ни перед трудными для европейца изломами местного климата. И повсюду рисовал, рисовал, не переставая. Очарованный произведениями художественного ремесла, он привез с собой столько всяких прекрасных вещей, что его квартира превратилась в первый музей, где он принимал гостей, облачась в индийские ткани. Выставки его картин в Париже привлекли всеобщее внимание, и он неумолчно рассказывал об Индии всем, кого влекли сведения об этой незнаемой стране. В Европе снова заговорили об «этом русском», который для всех открывает Индию. Описанные в его «Письмах» ценнейшие драгоценности, многообразные ткани из хлопка, шелка и шерсти, покрытые небывалыми узорами и вышивкой, тончайшие вещи, вырезанные из слоновой кости, и прочие изделия индийских мастеров привлекли внимание, стали входить в моду, все зажиточные люди стремились приобрести «что-нибудь оттуда», а это стимулировало рост торговых связей с Индией, равно как и рост интереса к этой далекой стране.
В дни путешествия русских перевозили на воловьих упряжках Транспортом на близкие расстояния издревле были паланкины. В книге Салтыкова ярко описан этот способ передвижения
В дальнейшем, в 1880-х гг. в число «этих русских» вошел и известный художник Василий Верещагин, который написал много картин о войнах в странах Средней Азии, показывая весь ужас потерь человеческих жизней (как, например, «Апофеоз войны» в виде горы из человеческих черепов), и его внимание не могло не привлечь восстание индийцев против всеподавляющей власти над ними совершенно чужого и жестокого народа, против английской колонизации. Собрав все доступные сведения о восстании, охватившем в 1857–1859 гг. половину Индии, он отразил свое горячее сочувствие восставшим в обширном полотне, где изобразил как индийцев, привязанных к жерлам пушек, разрывают в куски орудийными выстрелами. Картина привлекла всеобщее внимание, и в России широко заговорили об Индии.
Из числа русских ученых, проявлявших живой интерес к жизни индийцев, пробужденный «поповичем» Лебедевым и не угасавший в сердцах людей, особое место занимает Иван Минаев. Он предпринял в 1880-х гг. путешествие в Индию и вел там регулярные ежедневные записи своих наблюдений, которые и были изданы под названием «Дневника». Он уловил жаркое стремление индийского народа сбросить власть колонизаторов и прямо предсказал, что «положение британской власти у Индии может быть названо даже критическим». В работах Минаева в полный рост начала подниматься и наука, именуемая этнографией. Он собирал сведения о разных сторонах быта и культуры разнонациональных групп населения, записывал их обычаи, легенды и сказки. В России он издал сборник «Сказки Кумаона», заинтересовавшие не только специалистов, но и широкие круги читателей. Этнография – это увлекательнейшая наука: ведь каждому интересно знать, как живет другой народ, что нового можно узнать о бытовых и религиозных особенностях других племен, каковы их взаимоотношения друг с другом и с соседями. И вот в первые десятилетия XX века изучению жизни индийцев предался еще один русский ученый, А. Снасарев, неоднократно посещавший Индию и создавший подробные описания жизни и быта индийцев. Эти описания не бесстрастны, в каждой их строке звучит глубокая симпатия к этому народу, чуткий интерес к особенностям их нравов и привычек, искреннее сочувствие и понимание их трудностей и бед. Его книга «Этнографическая Индия» нашла в сердцах наших читателей самый теплый отклик. И вот одним из таких приверженцев описаниям к жизни чужого народа оказалась и я.
Не будет преувеличением сказать, что его труд во многом и даже почти во всем определил мой выбор научного пути – сочетание слов «этнография» и «Индия» неодолимо привлекало меня, и после сдачи госэкзаменов я стала изучать коллекции Петербургской Кунсткамеры и Эрмитажа. А там было много вещей из Индии – одежда, произведения ремесла, оружие, предметы быта и украшения. И потом пришел день, когда меня зачислили в штат сотрудников Института этнографии академического института. И наступили счастливейшие годы и месяцы моего пребывания в Индии, и частых разъездов по разным ее областям, и частых встреч с самыми разными ее людьми. Вот поэтому я и рискую предложить читателю эту мою книгу, этот сборник рассказов о самом-самом разном, что я видела в этой «далекой Индии чудес».
Но до всего этого еще надо было дожить. А пока наша студенческая группа разделилась на две части – одни стали изучать новоиндийские языки, а другие, всего четыре человека, занялись древним санскритом. И в один прекрасный день произошло чудо: в нашу аудиторию вошел индиец. Первый настоящий индиец, которого нам довелось увидеть. Он оказался преподавателем индийских языков и в том числе санскрита, и мы впервые услыхали живую речь того народа, к которому устремлялись наши мечты. Это был известный индийский ученый, историк и лингвист, профессор Рахула Санкритьяяна, давший нам за время своей преподавательской деятельности великое множество самых разных и достоверных сведений об Индии. Это не значит, что наши русские преподаватели чего-то не знали – знали, и даже очень глубоко, и языки, и историю, и все, чему нас учили, но они не обладали, так сказать, эффектом визуальности, а профессор сам по себе был чем-то похожим на экспонат. Да к тому же еще знал русский язык. И это он первый вложил в наши молодые головы утверждение, что в древнем санскрите и в русском языке есть множество сходных и очень близких слов, да и не только слов, а и целых лексических конструкций. Как? Не может быть! Нет, оказалось, что может, да и как еще может. И это он назвал нам имена тех русских ученых, которые разрабатывали эту проблему уже в XIX-м веке. И писал на доске удивительные для нас примеры. Это он дал нам первые сведения об удивительной арктической теории происхождения предков всех народов, говорящих на языках индоевропейской семьи, и направил нас на путь поисков причинно-следственных связей. Он нам разъяснил и кто это такие арьи-арии-арийцы…
Да кто это такие, наконец? Об арийцах все узнали еще до начала Второй мировой – германские нацисты утверждали, что это люди нордического типа, светлоликие, светлоглазые, несгибаемо мужественные, которые издревле расселяются в землях Германии (и Скандинавии) и призваны владеть миром как высшая раса. «Потомками ариев» именовали немцев их политические вожди (а в русском варианте слово «арий» звучало как «ариец»). Углубляться в кровавые их дела в годы войны мы здесь не будем – все хорошо это помнят. Но подумайте, – откуда взялось название «потомки ариев», а в более точном санскритском произношении – «арьев». Откуда оно взялось? И первое, что тут надо вспомнить – это название одной из групп в семье индоевропейских языков – «индоарийские языки». Слышите – «индоарийские»? А не германо-арийские. Действительно, где Индия со своими языками, а где Европа? Так в чем дело?
Мамонт был одним из объектов охоты предков индоевропейцев эпохи палеолита
А дело в коротком слове «норд» – «север», от которого произошло и название «нордическая» раса, она же «европеоидная», и она же «арийская» – эти названия употреблялись по выбору ученых или, что бывало чаще, – пропагандистов расовой теории. Некий древнейший народ «благородных арьев» считался в их выступлениях основополагающим предком германцев, но приходилось признавать, что в языковую семью, четко выявленную учеными, входят и другие народы Европы. Но ведь в название этой семьи входит и частица «индо», а в этой Индии, как известно, живут люди с темноватой окраской кожных покровов и волос, да еще и глаз. К тому же и их языки основаны на древнем арийском санскрите – как это следовало объяснять? Специальные экспедиции выезжали в Индию для отыскания потомков арьев, да и не только в Индию, а и в Тибет. Это было уж совсем нелепо – искать среди выраженных монголоидов прямых потомков светлокожих северных арьев. Но такие попытки были.
