им толкование на несколько страниц.
[221] Он высоко ценил манеру написания картины и то, как соблюдались все правила риторики: это дает нам представление о том, как общество того времени, специалисты и образованные люди, относились к инновациям Босха.
Другая картина, тоже тщательно изученная образованным придворным обществом, — самая известная работа Босха (см. иллюстрацию 4). Исследователи никогда не сталкивались с такими трудностями при толковании других работ Босха, да и работ других мастеров во всей истории искусства Европы, как при толковании «Сада земных наслаждений». Это вводящее в заблуждение название стало широко употребляться в конце XIX века, так как не сохранилось письменных упоминаний о других названиях. [222] Дендрохронология датирует эту картину годами позже 1460–1465, но едва ли кто-либо считает, что «Сад земных наслаждений» — самая ранняя работа Иеронима Босха, написанная им в возрасте примерно пятнадцати лет. [223] Самая великая из дошедших до нас работ мастера должна быть датирована годом позже 1500. [224] Это подтверждается тем, что его самый известный триптих оказался во дворце Генриха III, графа Нассау-Бреды, в Брюсселе в 1517 году, всего через год после смерти Босха. [225] Он мог унаследовать ее в 1504 году от своего дяди Энгельберта II вместе с дворцом в Брюсселе. Генрих, тесно связанный со двором Филиппа Красивого, мог приобрести ее и сам — он был одним из самых известных покровителей и ценителей искусства тех времен. Огромные деньги и усилия тратились на самое дорогостоящее убранство его резиденции в Брюсселе, которая вместе с примыкающим парком и клетками для животных стала местом притяжения иностранных путешественников. В 1521 году Альбрехт Дюрер говорил, что дворец «превосходно построен и великолепно украшен». [226] Там ему продемонстрировали «все сокровища, метеорит и огромную кровать, на которой могут поместиться пятьдесят человек». [227] Он ничего не говорил о «Саде земных наслаждений» Босха, возможно потому, что путешественника пустили не во все комнаты дворца. Антонио де Беатис, секретарь кардинала Луиджи Арагонского, сопровождавший его во время путешествия по Германии, Голландии, Франции и Италии, посетил дворец 30 июля 1517 года. Через несколько месяцев он все еще вспоминал увиденные там картины. Помимо правдоподобно написанных обнаженных фигур на картинах Яна Госсарта «Геркулес и Деянира» и «Суд Париса», на которых изображены три богини, он там увидел несколько работ на экстравагантные темы, где изображаются похожие на моря, небо, леса, сельскую местность пейзажи вместе с фигурами, появляющимися из ракушек мидий, или испражняющимися журавлями. Там же были изображены мужчины и женщины, белые и черные, в разных позах и с разными эмоциями, птицы, разные виды животных, и все это настолько натурально, настолько фантастически, что невозможно объяснить это тому, кто этого не видел. [228]
Путешествующий секретарь восхищается картинами и их любопытным замыслом, не пытаясь их описать или истолковать. Тем не менее, ясно, что короткое описание относится ни к чему иному, как картине Босха «Сад земных наслаждений», которая после смерти Генриха III и его сына перешла в собственность его племянника Вильгельма Оранского. Дальше работу изъял герцог Альба. [229] Из владений сына герцога она перешла в руки Филиппа II в 1591 году, и через два года о ней говорилось в каталоге как о «картине переменчивости мира». [230] В 1605 году Хосе де Сигуенса назвал ее «el quadro del madrono» — «картина с клубничной рассадой». [231] Эта красная ягода в центре картины, вкус которой не соответствует ее великолепному виду, — то, что он увидел как послание — не прельщаться красивой внешностью.
На внешних сторонах створок изображен мир на третий день его творения, как это описано в Библии (иллюстрация 51): «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог тьму, подобно тому, как небеса, вода и твердь были созданы». После, согласно Книге Бытия, он создал растительность — «зелень, траву, сеющую семя по роду её, и дерево, приносящее плод, в котором семя его по роду его» (Книга Бытия 1:11–13). То, что ангелы уже пали, привнеся в мир зло, проиллюстрировано неземными растениями, заполняющими все пространство. Наверху картины цитируется десятый стих Псалма 33, который обычно относится к заповедям о Творении, повторяющийся в Книге Бытия: «Ipse dicit et facta sunt, Ipse mandavit et creata sunt» — «ибо Он сказал — и сделалось; Он повелел — и явилось». Эта фраза подкреплена фигурой господа Бога слева наверху, рядом с надписью. Такой образ широко использовался и, с точки зрения символических общих моментов, располагался на том же уровне, что и цитаты из Псалтири. В отличие от стандартного изображения Господа Всемогущего и детального изображения земной поверхности, Босх передает идею противоположности духа и материального мира посредством картины.
Босх изображает обнаженные тела плоско, в двухмерном виде, таким образом тощие, хрупкие силуэты человеческих существ никак не ассоциируются с плотью — хотя это не делает их поведение менее греховным.
Внутренняя сторона впечатляющего триптиха стала вызовом для современных толкователей. Как и в случае с «Возом сена», центральная часть вызвала множество споров, несмотря на договоренность относительно изображенных деталей. В трудах по истории искусства такие изображения часто описывались с помощью немецкого термина Wimmelbild, который можно интерпретировать как «сцена кавардака», подходящее понятие для практически неподдающегося описанию скоплению образов и событий (иллюстрация 52). Группы обнаженных мужчин и женщин четко отделены на разных частях картины — кто-то спереди, кто-то в центре и кто-то сзади (см. иллюстрацию 10). Они все неопределенного возраста. Здесь нет детей или пожилых людей, хотя есть темнокожие люди, а некоторые даже покрыты пушистой шерстью. Объединенные в группы, они выглядят как пришельцы, в особенности в сравнении с неестественным размером растений и животных. Они жадно поглощают ягоду, они кормят кого-то, или же кто-то кормит их. У многих на голове или в руках рыба. Многие женщины и мужчины нежно друг друга трогают — одна пара сидит в пузыре, другая торчит из ракушки. Один мужчина поднял цветок, чтобы ударить им по обнаженным ягодицам с торчащим из них букетом другого человека. Изображенное здесь граничит где-то между эротическими иносказаниями и явной сексуальностью. Визуальный язык Босха, однако, не имеет ничего общего с порнографией. Все благодаря тому, что Босх изображает обнаженные тела плоско, в двухмерном виде, таким образом тощие, хрупкие силуэты человеческих существ никак не ассоциируются с плотью — хотя это не делает их поведение менее греховным.
