чванного задиры Чурилы. Полонив Соловья-разбойника, Илья прибывает в Киев. В это время в церкви идет служба. Илья входит в церковь и становится впереди киевского богатыря Гурины Пленковича. «Крепко разозлился Гурина», — говорится в сказке. На улице он останавливает Илью Муромца и говорит ему: «Почему ты передо мною стал? Меня перед всеми людьми осрамил, я Киев-град охраняю, я здесь главный, а ты впереди меня смел стать». Илья предлагает состязаться, кто кого выше бросит. Гурина совсем не смог поднять Илью. Илья же бросил его высоко, а затем поймал, как мячик. После этого следует сцена свиста Соловья в присутствии киевлян. Гурина Пленкович, как и многие другие, падает без памяти.
Однако такие вкрапления в сказки об Илье Муромце сюжетов других циклов сравнительно редки.
Сюжетный состав нерусских сказок об Илье Муромце и их композиция чрезвычайно разнообразны. Но почти все они начинаются, как и русские сказки, с рассказа об Илье-сидне, об его чудесном исцелении и получении им силы. Почти все включают в эту часть эпизод крестьянской работы Ильи Муромца в помощь родителям в разных версиях (корчевание леса под пашню, косьба, огораживание поля, колка дров) и рассказ о добывании Ильей богатырского коня.
Сюжет былины об исцелении Ильи-сидня — несомненно один из самых популярных и распространенных в национальных сказках, использовавших мотивы русского эпоса. Имеются даже сказки, где только эта, начальная их часть, неизменно включающая традиционные подробности исцеления, помощи родителям и выбора коня, связывает эти сказки с русским эпосом об Илье Муромце, даже если исчезло само имя героя, а далее сказки развертываются уже без опоры на эпос, разрабатывая ряд чисто сказочных эпизодов. Такова, например, латышская сказка о богатыре Илине из собрания Ф. Я. Трейланда. [178] После исцеления и получения богатырской силы Илинь уходит из дому, встречается и борется поочередно с тремя великанами, которых, победив, делает своими работниками, странствует вместе с ними, вызволяет из пещеры подземного царства заключенную там красавицу, убивает ее жестокого отца — старика с большой седой бородой — и поселяется вместе с ней в замке старика. Словами «Там он и поныне живет да поживает, коли не умер» сказка заканчивается. В ней использованы широко известные сказочные ситуации и мотивы — борьба с мужичком с ноготок, обмен «сильной» и «слабой» воды, предательство спутников героя, пытающихся завладеть добытыми им сокровищами и красавицей и др. [179]
Другая, эстонская сказка, [180] тоже использовавшая сюжет об исцелении, развернута далее как авантюрно-героическая сказка. Герой, поступив в слуги к королю, совершает под чужим видом ряд подвигов, но по перевязке, сделанной ему самим королем после его ранения, его узнают. Кончается по-сказочному. Герой женится на королевской дочери и живет с ней счастливо много лет, управляя после смерти короля страной. Само имя героя (Адольф) явно взято из рыцарских авантюрных повестей, хотя в начальной части он изображен крестьянским сыном и припоминания былинного сюжета об исцелении Ильи Муромца совершенно очевидны.
Эпизоды исцеления, добывания коня и оружия на первый взгляд роднят и белорусскую волшебную сказку «Безногi багатыр» с былинами об Илье Муромце. [181] Но сказка безыменна, а перекличка с былиной здесь — лишь в общности мотивов, но не в деталях их разработки. Это случай, когда перекличка может быть объяснена общностью источника — сказками об исцелении сидня, ведь как раз на основе таких сказок возникла и сама былина об исцелении.
Очень интересна одна из эстонских сказок, построенная исключительно на теме исцеления. [182] Некоторые детали в этой сказке (просьба старика-целителя дать ему пить, помощь родителям в чистке покоса и корчевании, чрезмерная сила, которой наделяет героя Яана старик, формула измерения силы — «чтобы я мог стащить небо на землю») побуждают видеть в ней припоминания сюжета об исцелении Ильи Муромца. Но сюжет этот совершенно переосмыслен. Он перестал быть прелюдией к рассказу о подвигах героя и получил самостоятельное значение, выражая определенные крестьянские стремления и интересы. Яан — крестьянин и должен быть здоровым и сильным, чтобы успешно выполнить тяжелую крестьянскую работу. Но старик наделяет его такой силой, что сразу же обнаруживается ее оборотная сторона. Увидя во дворе толстые бревна, которые с большим трудом отец привез для постройки новой избы, Яан, думая, что они привезены для варки каши, ломает их. Но неразумное желание, высказанное Яаном, — «стащить небо на землю» — вызывает уменьшение силы. «И был уже не сильнее, чем всякий другой человек», — говорит сказка. «Он стал теперь работать, научился всему, как и другие, и отец с матерью радовались, что эта большая сила у него пропала».
Другие наиболее часто используемые былинные сюжеты в нерусских сказках о богатырях: победа над Соловьем-разбойником (в одной белорусской сказке — над «негiдным Соколом»), [183] уничтожение Идолища (Обжоры, Прожора, Мироеда), встреча Ильи со Святогором, смерть Святогора и передача им силы Илье — одним словом, те же, что обычно входят и в русские сказки об Илье Муромце. Встречаются в сказках также эпизоды военных столкновений Ильи Муромца с разными чужеземными богатырями, из которых один иногда оказывается его сыном, с вражескими полчищами и т. д. — эпизоды, в которых отразились былины о заставе богатырской, о Калине-царе, о Сокольнике и т. п. В некоторых сказках встречаются припоминания сюжета о ссоре Ильи Муромца с князем Владимиром.
Состав и композиция сказок различны. Рассказов, в которых был бы использован подобно некоторым русским сказкам весь или почти весь цикл былин об Илье Муромце, в национальном фольклоре нет. Чаще всего повествование о подвигах чудесно исцеленного богатыря ограничивается сюжетом о победе над Соловьем-разбойником.
Нередко к нему присоединяется еще рассказ о столкновении с Идолищем или о встрече со Святогором. Последние два сюжета следуют иногда каждый в отдельности за рассказом об исцелении или оба вместе с сюжетом об исцелении образуют сказку. Таким образом, преобладает тип сказки, отразившей два или три сюжета. Сказки, в которых отражены четыре сюжета, редки. Думается, что это некоторое отличие сказок об Илье Муромце в национальном фольклоре от русских сказок проистекает от того, что на русские сказки в большей мере, чем на сказки других народов, оказывала непосредственное влияние народная книга второй половины XIX и начала XX века, предлагавшая широкому читателю как специально созданные на основе научных сборников своды былин об Илье Муромце, [184] так и сложенные на той же основе сказки о главном герое русского эпоса, о чем была речь в предыдущей главе.
Но, кроме эпизодов явно былинного происхождения, в национальных сказках о богатырях встречаются, как и в русских сказках, эпизоды,
