***
Бледной Силены лобзания
Сердце пронзают,
В зеркале вод сочетания
Обликов сладостных тают.
Облако тонкое, дальнее,
Ты ли стезей неземною
Лунной свирели печальнее
Тихо скользишь надо мною?
Маревом легким не скроешься,
О златострунное,
В солнечном сердце покоишься,
Сонное, лунное.
И. Г.-К.
P.S. Закончил легенду о последнем папе, о котором Вам говорил («Papa Angelicus»).
12. В.И. Иванов – И.Н. Голенищеву-Кутузову24 августа 1931
Дорогой Илья Николаевич,
Посылаю в Ваше распоряжение мое Предисловие. Не печатайте его, если оно почему-нибудь Вам не по сердцу или может повредить Вам (чего я боюсь) и успех Вашей книги затруднить. Простите, что посылаю его только теперь; но чтобы закончить его, я отложил на два-три дня мой отъезд в Швейцарию. Одновременно возвращаю рукопись, где Вы найдете несколько замечаний на полях. Желаю от души удачи изданию! Привет Евгению Васильевичу: что он скупится на экземпляр своей книги для меня?
Всем сердцем Ваш Вяч. Иванов.
Адрес остается: Collegio Borromeo, Pavia.
P.S. Серьезно и настоятельно прошу Вас не печатать предисловия, если оно окажется неподходящим. Не бойтесь обидеть меня этим: напротив, это будет доказательством Вашей дружбы, доверчивой близости Вашей ко мне, нашей действительной солидарности. Подумайте как следует, прежде чем решиться печатать. Мое имя для многих одиозно, а я не хочу, чтобы Вы от этого теряли. В.И.
13.И.Н. Голенищев-Кутузов – В.И. Иванову23 сетября 1931
36, av. de Chatillon, Paris XIV
Глубокоуважаемый Вячеслав Иванович,
Я получил Ваше Предисловие к моей книге и рукопись с Вашими заметками. Я узнал, что Вы имеете власть проникать в сокровенные горницы сердца, что Вам но ранить и исцелять людские души, но такого проникновения в мое сердце и такого магического воздействия на мое воображение я не ожидал. Мне порой казалось, когда я перечитывал Вами написанное, что Вы лучше понимаете мою сущность, и мой путь, и все препятствия на этом пути, чем я сам. Я не знаю, следует ли благодарить Вас, – мое уважение к Вам переросло благодарность, уважение уже меркнет в лучах моей любви к Вам, любви сыновней и неизменной.
Я переживаю эти последние два месяца странные, еще не вполне мною осознанные состояния. Думаю, что Дионис на время одолел Аполлона в моей душе. Что-то оборвалось во мне и родилось нечто новое, и радость моя мешается с ужасом. Поэтому мне трудно писать (я слышу лишь стихи). Всё, что считаю лучшим из мною услышанного (подслушанного у сердца), посылаю Вам. И мне было бы бесконечно дорого, если бы Вы согласились написать мне хоть несколько строк о Вашем впечатлении от моей Vita Nova.
Глубокоуважающий и любящий Вас Илья Голенищев-Кутузов.
P.S. Передайте, пожалуйста, мой сердечный привет Ольге Александровне. Ей будет посвящено в «Памяти» стихотворение «Парки» («О, дважды дано нам родиться… – И Логос наследует плоть…»). О заметках Ваших, столь ценных и проникновенных, напишу «по статьям» подробно, когда вновь овладею Аполлоновым началом.
ИГК
Все эти новые стихи войдут во вторую книгу «Звезда-Денница».
P.P.S. И.И. Фундаминский (Бунаков) 32) очень просил меня обратиться к Вам, не согласитесь ли Вы прислать стихи для «Современных записок». Они сами не решаются к Вам обратиться. Мой новый адрес (с 1-го октября): 27, rue des Bernardins, Paris V.
Я дал в «Современные записки» легенду в прозе «Рара Angelicus». Теперь судьба моя в руках Степуна!
14. И.Н. Голенищев-Кутузов – В.И. Иванову30 сентября 1931
Глубокоуважаемый Вячеслав Иванович,
Спешу Вам сообщить, что с 1-го числа я буду жить не на rue des Bernardins, как Вам писал, а на rue St. Jacques. Таким образом, мой новый адрес: 216, rue de St. Jacques, 216. Hotel des Nations, Paris V.
Мне было бы очень радостно, если бы Вы написали несколько слов о новых моих стихах.
Книга моя выйдет, по всей вероятности, к началу ноября. В Париже остаюсь до января. Е. В. Аничков просил передать Вам сердечный привет; он на днях уезжает обратно – в Македонские дебри, праздновать осеннего Диониса.
Я же в свободные и праздные минуты перевожу… элегии Проперция, для успокоения мятущегося духа и очищения от «миазмов».
Искренне и глубоко Вам преданный,
Ваш И. Голенищев-Кутузов.
15. И.Н. Голенищев-Кутузов – В.И. Иванову
Белград, 3 февраля 1935 г.
Глубокоуважаемый Вячеслав Иванович,
Наконец моя книга вышла. Я уже было потерял надежду. Но писатель предполагает, а издатель располагает. «Память» без малого три года пролежала в наборе. Посылаю Вам книгу (еще два экземпляра вышлет Вам издательство из Парижа).
Я не могу Вас благодарить за Ваше царственное предисловие, которого я, право, недостоин. Все слова благодарности кажутся обыденными. Если бы я мог сказать как Данте 33):
O degli altri poeti onore e lume,
Vagliami il lungo studio e ‘l grande amore
Che m’ha fatto cercar lo tuo vlume.
Tu se’ lo mio maestro e ‘l autore.
(цитировать два следующих стиха не дозволяет мне благочестивая Память!) 34).
Из-за позднего выхода книги (издательство «Парабола» – берлино-парижское; издатель же Каплун 35,) – параболический Каплун!) мне пришлось прибавить с десяток стихотворений, Вам неизвестных, написанных позже, – простите великодушно!
Отобрал для Вас 18 новых моих стихотворений – те, что мне кажутся лучшими, – из будущей книги «Огонь над водами». Мне бесконечно важно , чтобы Вы мне написали о новых моих стихах (если не Вашим мнением – чем я измерю вне себя, беспристрастно, путь, мною пройденный?).
Теперь о внешнем в моей жизни: в 1932 году осенью я вернулся из Парижа в Далмацию. Весной 1933 поехал опять в Париж и докторировал. (Вам теза моя была послана издательством.) В мае 1934 меня выбрали приват-доцентом одновременно в Белграде и Загребе. Я предпочел Белград, где и нахожусь теперь.
Читаю лекции о старофранцузском языке и даю уроки в одной из белградских гимназий. Работы очень много; материально живется не очень легко, но есть надежда на лучшее будущее. Студентов у меня много (свыше ста), проявляют интерес – читаем старые тексты.
Об остальном – «стихи мои свидетели живые». Недавно был в Скопле (где крутящиеся дервиши по сей день пляшут в мечетях, воздвигнутых на развалинах богумильских капищ) – в гостях у Евгения Васильевича. Он собирается через год выйти в отставку и поселиться у самого моря, в Далмации. Пишет очень интересные и ценные воспоминания. К осени предполагаем издать сборник; я приготовляю статью о его научной деятельности (к 70-летию). Будет проза (Ремизов) и стихи (мои, Дуракова, Софиева, Е. Таубер). Если бы Вы разрешили напечатать Ваши стихи! (Я учитываю возможность оправданного отказа, и всё же прошу – для Е. В. была бы такая радость!)
Уже годами лишь скупые сведения о Вас доходят изредка до меня. В прошлом году я был в Милане, но Вы летом в Риме. Когда-то увижу Вас вновь? Что Вы пишете в Вашем великолепном уединении, напоминающем пустынничество Петрарки?
Передайте мой сердечный привет Ольге Александровне и всем Вашим.
Душевно Вам преданный и глубоко уважающий Вас
Илья Голенищев-Кутузов.
Мой адрес: Milesevska br. 27/1 Belgrad (Jugoslavie)
16. В.И. Иванов – И.Н. Голенищеву-Кутузову20 августа 1935
Roma, via Gregoriana 12, int 9
Дорогой Илья Николаевич,
Хронология наших сношений (как и хронология возникновения Вашей прекрасной книги стихов) измеряется столь астрономическими числами, что мое полугодовое молчание в ответ на присылку четырехлетней новорожденной с глубоко тронувшим меня посвящением и милым Вашим письмом, составляя само по себе тяжкое прегрешение, в каковом и винюсь, встретит, быть может, с Вашей стороны некоторое снисхождение, тем более что в смягчающих вину обстоятельствах недостатка нет: ведь, согнанный благоразумною политикой бюджетных сокращений с моего насиженного уголка в гостеприимном и блистательном Collegio Borromeo (место мое упразднено), я переживаю год великой разрухи и безвременья, туги и неустройства, что исключает не только возможность свободно располагать своим досугом, но и самый досуг. Что же до моего молчания по получении Вашей внушительной диссертации, которая меня глубоко обрадовала и с которою Вас восхищенно поздравляю, – то объясняется оно просто неосведомленностью о месте Вашего пребывания. Неустойчивость Вашего адреса препятствовала мне и раньше писать Вам в ответ на присланные (также какие-то неустойчивые) стихи, в которых нечто остро, но не до конца пережитое не могло – или не хотело – определительно (то есть художественно-завершенно) сказаться. Перечитывая теперь то, что я знал, когда писал свое предисловие, я уверяюсь в оценке, намеченной мною в этом последнем; в других же стихах, как напечатанных, так и рукописных, вижу больше поэтического субстрата, нежели формы, вследствие чего рассматриваю их только как переход ко второй эпохе Вашего творчества, а не как наступление его: окончательной кристаллизации еще нет; а так как Ваш второй сборник должен был бы утвердить Вас как художника вполне созревшего и Вашу новую эпоху представить не в эскизах, а в завершенных созданиях, то предостерегаю Вас от преждевременного выпуска в свет «Огня над водами» (не «над водами», как теперь неправильно говорят). Из этих новых стихов кое-что мне весьма нравится, но не достаточно нравится, чтобы ослабить высказанное общее суждение. На глупые ж критики (вроде полублагосклонной в последней книге «Современных записок» – увеселительны русские парижане, робко обезьянящие французских сюрреалистов и им подобных, чьи клички не стоит запоминать, tellement elles sont precaires [18] – на «парижские» критики, говорю я, не обращайте вовсе внимания 36).