За это время произошли глобальные перемены и в ее жизни, и в жизни нашей страны. Доронина стала снова работать во МХАТе у Ефремова, с ним же снялась в фильме Татьяны Лиозновой «Три тополя на Плющихе», где они составили замечательный дуэт, и о ней опять заговорили. А через некоторое время произошел раскол МХАТа - и они с Ефремовым оказались по разные стороны «баррикад». Ефремов ушел с частью труппы в старое отремонтированное здание МХАТа, который теперь стал называться именем А.П. Чехова. А Татьяне Васильевне, в силу сложившихся обстоятельств, пришлось взять на себя руководство остальной частью труппы, которая осталась работать в здании на Тверском бульваре как МХАТ им.Горького. А потом началась перестройка и последующие за ней события.
Однажды, когда мы уже были Радио-1, а наша двухчасовая программа «Вечера на улице Качалова» стала выходить в прямой эфир, начальнику нашего небольшого отдела Дмитрию Саликову позвонила секретарь Дорониной, сообщив о желании Татьяны Васильeвне дать ей возможность высказаться в прямом эфире в нашей программе. Встретиться по этому поводу с Татьяной Васильевной вызвалась я. И вот я отправилась к ней в театр, волнуясь перед предстоящей встречей.
Когда я поднялась наверх, ее секретарь Зинаида Ивановна попросила меня подождать, так как Дорониной еще не было. Ждать пришлось довольно долго. Примерно через полчаса она появилась, извинившись за свое опоздание, и мы прошли к ней в кабинет. Меня она, конечно, уже успела забыть - прошло столько лет, я лишь сказала, что на радио мы уже с вами встречались, но это было давно. Больше мы к этому не возвращались. Первое, о чем она меня спросила: «А что вы видели в нашем театре?» На этот вопрос я могла бы ответить однозначно: «Ничего!» Действительно, когда МХАТ раскололся, я не бывала ни в том, ни в другом театре. Я начала мяться, что-то лепетать, но ей сразу стало все ясно. Мы договорились с ней о следующей встрече, когда я посмотрю, хотя бы несколько спектаклей.
И я начала ходить в этот театр. Многое мне здесь понравилось: и репертуар, и как работают некоторые актеры (те, которых я знала еще по старому МХАТу, открывались для меня с неожиданной стороны) и какая здесь интересная молодежь. По прошествии десятилетия я вновь увидела на сцене Татьяну Васильевну в трех спектаклях - «Старая актриса на роль жены Достоевского» Радзинского, «Скамейка» Гельмана и «Зойкина квартира» Булгакова. Мне показалось, что, играя в пьесе Радзинского, она приняла на себя не только миссию актрисы, но и защитницы устоев старого МХАТа - неслучайно панно с фасадом МХАТ в Камергерском переулке стало частью декораций спектакля, поставленного Романом Виктюком.
На следующую встречу с Дорониной я пришла с заготовленными мной вопросами, касающимися ее и ее театра. Из нашей беседы я поняла, что она очень тщательно готовилась к нашему прямому эфиру. Она приехала на улицу Качалова 20 июня с набросками своего выступления. Ей о многом хотелось сказать, это был трудный период в жизни театра - доронинский МХАТ просто не замечали. Ни в одном телевизионном театральном обозрении о нем не говорили, театральная критика его просто игнорировала. И между тем, театр жил и набирал силы, хотя от мхатовской труппы здесь осталось человек 10-15, те, кого не захотел видеть в своем МХАТе О.Н. Ефремов.
В этот вечер, когда мы были с Дорониной в прямом эфире, было много звонков.
К сожалению, не все приходилось брать, потому что Татьяне Васильевне многое нужно было сказать как художественному руководителю театра, хотя и услышанные комплименты в ее адрес были ей тоже приятны, а главное, она почувствовала какую-то поддержку со стороны радиослушателей, которые восхищались ее мужеством и упорством.
Так возобновились наши творческие контакты. Я продолжала смотреть спектакли в здании на Тверском бульваре, а раз в год мы обязательно встречались с ней в прямом эфире. Наша следующая встреча была уже посвящена ей как актрисе. Прозвучали фрагменты ее новых театральных работ, вспомнили и старые спектакли, например, «Виват, королева, виват!» (кстати, чуть позднее с этим названием я сделала небольшую юбилейную программу для наших «Вечеров»), где она играла в одном спектакле двух королев - Марию и Елизавету в театре Маяковского. А потом - снова передаче о МХАТе им.Горького, итоги театрального сезона. Вела она себя с нами очень непринужденно и просто. Как-то я ей предложила сделать совместную программу с Эдвардом Радзинским, она повторила его имя, сделав ударение на второй гласной, и лицо ее при этом озарилось загадочной улыбкой. Но Эдвард Станиславович уезжал в Америку, застать его в Москве было трудно, так с этим ничего и не получилось. А скоро Радио-1, а с ним и наши «Вечера на улице Качалова» перестали существовать. И все же, когда было столетие Художественного театра, а отмечалось оно в двух театрах, и у Ефремова, и у Дорониной, то секретарь Татьяны Васильевны вручила мне приглашение на юбилей. Собственно, это был хорошо сделанный капустник, веселый, смешной, но все время чувствовалось, что есть в нем какой-то ответный жест МХАТу им.Чехова и тем, кто способствовал этому расколу. На похоронах Олега Николаевича Ефремова в начале июня 2ООО года я не увидела Татьяну Васильевну Доронину. Не буду строить домыслов, знаю одно: в расколе МХАТа она винила не его.
Мои встречи с Олегом ЕфремовымВ то время, когда он начинал свою актерскую жизнь в Центральном детском театре (теперь Российский молодежный театр), я уже перестала бывать в этом театре, куда мы раньше ходили всем классом. Впервые я услышала о нем, когда «Вечно живые» В. Розова игрались актерами будущего «Современника» в филиале Московского Художественного театра на улице Москвина. Много позже, смотря фильмы с его участием, я всегда удивлялась его органике, его необыкновенно выразительным глазам. Из его последних работ в театре самое большое впечатление на меня произвел он в спектакле «Возможная встреча», где вместе с Иннокентием Смоктуновским они демонстрировали не только высокий класс мастерства, но и такой азарт игры, который не по плечу и молодому актеру.
Встретиться в работе с Олегом Николаевичем на радио мне выпало, к сожалению, уже на его закате, когда болезнь не давала ему жить и работать так, как бы он хотел.
Когда я готовила свою очередную программу «Вечера на улице Качалова», я обычно просматривала календарь, чтобы осветить какие-то знаменательные даты, связанные с культурой и искусством. Но чаще всего не даты определяли мои встречи в прямом эфире. Так было и на этот раз. Незадолго до этого я познакомилась с завлитом Московского театра Сатиры Мариной Коростелевой, дочерью известного драматурга Вадима Коростелева, пьесы которого мне были очень близки. Его уже не было в живых, новое поколение радиослушателей мало что знало о нем, и я подумала: «Что если пригласить Марину на прямой эфир?». Она согласилась приехать в Останкино, где мы тогда работали, но ей хотелось, чтобы в этой передаче принял участие Олег Ефремов, и она даже принесла мне запись песни в его исполнении из кинофильма «Король-олень», снятого по пьесе ее отца. Но поскольку Ефремов неважно себя чувствовал, мы решили попросить его выйти с нами в прямой эфир по телефону. Так состоялось мое первое общение с Олегом Николаевичем. Говорил он о Коростелеве замечательно, очень тепло и интересно - они были знакомы еще со времен Центрального детского театра.
Прошло какое-то время… Во МХАТе им.Чехова ждали новую чеховскую премьеру - «Три сестры» в постановке О. Ефремова. Я собиралась не только посмотреть этот спектакль, но и записать его. Мое начальство дало мне «добро», но нужно было получить разрешение самого Ефремова. Эмиль Григорьевич Верник, который как режиссер радио много работал с Олегом Николаевичем, договорился с ним не только о записи, но и о том, что мы сделаем потом радиопремьеру этого спектакля.
Сначала я пришла в театр на генеральную репетицию, вернее спектакль «для пап и мам», а второй раз - на премьеру. Мне было интересно все: и сценография Валерия Левенталя, и актеры (правда, не все соответствовали моему представлению и пониманию) и, конечно, Его режиссура.
Были моменты, когда мизансцены и решения хватали за горло, как прощание Маши с Вершининым в четвертом акте. Елена Майорова - Маша медленно идет навстречу Вершинину, поравнявшись с ним, небрежно целует его в щеку и быстро отходит в сторону; и вдруг, мы видим, как она падает оземь, сгибаясь почти пополам, будто острая физическая боль пронзает ее насквозь. И, конечно, гениальный финал спектакля, уводящий нас из дома Прозоровых в бесконечность. На наших глазах исчезает в глубине сцены фасад дома, и три сестры остаются одни в этом огромном березовом пространстве мхатовской сцены - вне места и времени.
Поскольку у радиослушателя нет зрительного ряда, и нужны всегда какие-то пояснения, я должна была определить моменты, где они необходимы, и сделать «рыбу», как у нас говорят, чтобы Олег Николаевич смог ориентироваться, поясняя выбранные мной места.
