Не менее «идеально» и настойчиво звучат в этих текстах, кроме социальных, и патриотические идеи, связанные буквально со всеми аспектами духовной и государственной деятельности «избранного и прославленного» во вселенной царя (патриотические темы предисловий и послесловий исчерпывающе изучены в указанной выше работе А. С. Елеонской). В комплексе изданий того времени создается всеобъемлющий идеальный образ русского самодержца как источника и абсолютного носителя всего, что только может входить в идеальное для XVII в. понятие «великого православного русского государя». Поэтому «верно и праведно», всеми своими силами, «не щадя головы своей до смерти», служить царю – означает служить России и Богу. Славить царя, его мудрость, мужество, благочестие – такой же долг каждого, как и бороться с военным натиском иноплеменных «агарян».
Таким образом, в 20-70-е гг. XVII в. – время правления двух первых представителей династии Романовых – Московский печатный двор выпустил в свет, очевидно, около 400 изданий общим тиражом, достигавшим более полумиллиона экземпляров. Эти книги, как говорилось почти в каждой из них, царь хотел «по всей бы своей велицей Русии разсеяти, аки благое семя в доброплодныя земли, яко да множится и ростет благочестие во всей его Русьстей земли, и всяк благоверен учится и да навыкает, и паки малыя отрочата учатся и вразумляют». В каждой из этих книг богослужебные тексты сопровождались сочинениями, славящими идеальный обобщенный образ царя, самодержавного правителя «Богом избранной» страны. Впервые в России эти тексты не только были написаны для массового читателя, но и действительно стали государственной публицистикой. Высокий панегирический стиль, граничащий, с одной стороны, с литургикой (по крайней мере, вызывающий именно эту ближайшую ассоциацию), а с другой – с гиперболическими образами народного эпоса, былины и сказки, создавался талантливыми (к сожалению, традиционно анонимными) авторами. Они использовали для возвышения образа царя самые различные доводы и ассоциации – от угроз «казнением» до умиления милосердием владыки земного и одновременно наместника Владыки Небесного, Единственного, кто может реально обеспечить защиту земную и вечное спасение.
Этот идеальный образ, сопровождавший или предварявший каждый экземпляр полумиллионной печатной продукции государевой Московской типографии, быстро расходился действительно во все концы Великой Руси, к южным и западным славянам, на далекий Афон, в тысячи иных мест, где книга продолжала еще долго работать, сохранив свою значительность в традиционной культуре русского старообрядчества фактически до сегодняшнего дня. Глубоко внедренная в общественное сознание, «царистская» идея во многом способствовала укреплению власти Петра I, заново оживала в имени то Петра III, то Александра I и в конце концов, в определенном смысле, пережила и саму столь активно созидавшую ее династию.
Литургический текст как исторический источник[148]
(По материалам московских изданий XVI–XVII веков)
Важность данной темы объясняется прежде всего тем, что от ранних периодов русской истории непосредственно сохранились именно литургические памятники, которые для XI–XII вв. составляют 90 % всех дошедших до нашего времени рукописей, для XIII–XIV вв. – не менее трех четвертей и даже для XV в. – более половины всех имеющихся в распоряжении историков подлинных текстов. Они давно являются предметом изучения лингвистов, исследователей истории Церковного устава на Руси, археографов, книговедов, но фактически очень мало исследовались как ценный, а для ряда проблем и незаменимый исторический источник.
Первостепенной обязанностью Церкви и православного государства, как она понималась обществом, было обеспечение возможности ежедневного литургического уставного общественного богослужения в храмах, а также богослужения частного – треб, совершаемых по всем сколько-нибудь важным поводам жизни человека, семьи, общества. Литургический текст сопровождал любого члена Русской православной церкви в течение всей жизни – от рождения (и даже до него) до смерти (и после нее). Специальные и обязательные литургические чины освящали все основные этапы жизни любого индивидуума и любого коллективного субъекта, которые признавались государством только после совершения обязательного специального богослужения. Это положение справедливо, идет ли речь о русской армии, деятельности приказов, государственной администрации всех уровней, жизни крестьянского, дворянского, царского двора. Закладка дома и города, сельскохозяйственная деятельность, начало издания любой книги на Печатном дворе – все начиналось или сопровождалось молитвой. Существовали специальные молитвы: «В начало и конец всякому делу», «В начало научению книжному», о спасении от пожара и мора, на прекращение дождя и на «бездожие», на «рытье кладезя» и «аки что в кладезь впадает поганое». Можно таким образом перечислить большинство событий в жизни личности и коллектива, по случаю которых полагалось обращаться с просительной или благодарственной молитвой к высшим силам, следуя нормам литургического текста и указаниям Церковного устава.
Словосочетание «литургический источник» не представляется вполне корректным, так как, во-первых, под этим термином можно понимать и все тексты, используемые во время богослужения, и тексты, входящие в важнейшие суточные неизменяемые богослужения, и дополняющие их тексты, состав которых зависит от периода лунного года, дня солнечного года и дня седмицы (недели). Во-вторых, согласно Уставу православного богослужения, его конкретное календарное осуществление, даже если возьмем только службу одних суток, представляет собой сложную систему, сформированную по устным правилам из текстов разного «жанра», возникших в разные периоды истории, находящихся в различных типах книг. И сочетание этих текстов для конкретного богослужения также зависит от сочетания лунного годичного цикла, дня солнечного года и дня седмицы, на который оно приходится.
Круг необходимых для совершения уставного общественного богослужения книг в позднем русском Средневековье исчислялся 10–20 типами: Евангелие, Апостол, Псалтырь, Минеи (12 или 2), Триоди постная и цветная, Служебник, Октоих, Шестоднев, Часовник (Часослов), Пролог, Устав. Сюда примыкают книги певческие, а также представляющие собой или части других, выбранные для удобства использования, или, наоборот, соединение нескольких книг в одной, или их адекватную замену. Например, в Канонник входят каноны – основные изменяемые тексты служб дней солнечного и лунного церковного года, а также каноны внекалендарные (ранние издания Канонника легко спутать с Часовником, так как и те и другие включали ряд общих текстов). В Псалтыри следованной (или Псалтыри с восследованием) собраны тексты собственно Псалтыри и богослужебных к ней добавлений: Часослова, Канонника, необходимых разделов Церковного устава и нескольких календарных приложений. Примером замены может служить замещение 12 Миней служебных двумя книгами – Минеей общей и Минеей праздничной.
Вновь создаваемые службы, т. е. службы именно русским святым и праздникам, написанные, как правило, русскими авторами, довольно долго в традиционные типы литургических книг не входили, а переписывались отдельно. В печатные Минеи они также до 20-х гг. XVII в. почти не включались[149]. Затем значительная часть служб праздникам и святым русского и славянского происхождения была издана в составе богослужебного сборника – Трефологиона (Цветослова), пять книг которого были напечатаны на Московском печатном дворе в 1637–1638 гг.[150]
В состав фактически каждой службы суток, седмицы, праздников входили тексты Писания – как Нового, так и Ветхого Завета. А вся Псалтырь, в зависимости от века и места богослужения (монастырская или приходская церковь), прочитывалась (и прочитывается) в течение одних суток или одной седмицы. Тексты, в том числе одни и те же, могут распеваться (целиком или частично) и в этом случае неразрывны с их мелодией (которая также может быть разной). Более того, одни и те же тексты, аналогично литургическому пространству и литургическому времени, могут иметь в контексте конкретной службы различное значение, проявлять, акцентировать различные пласты своего – как правило, многозначного – содержания.
Даже эти краткие замечания показывают, как размыто и неопределенно было бы понятие литургического источника. Поэтому анализу должен подвергаться литургический текст, т. е. специально написанный, созданный и использовавшийся прежде всего для целей богослужения.
Конкретный экземпляр такого текста и в большинстве случаев его прототип можно датировать, нередко локализовать, а изредка даже персонифицировать, т. е. установить его автора. При таком понимании объекта исследования вошедшие в текст данной службы или в данный чин богослужения фрагменты разных книг Писания могут быть рассмотрены под углом зрения задач и содержания именно всей службы, ее «героя» и ее эпохи. В таком контексте они становятся важной смысловой частью богослужения и чаще всего четко раскрывают его основную идею.
