момент выйдем на рынок. Но главное даже не то, что мы разбогатели, а то, что впервые поняли, что означает этот ни с чем не сравнимый азарт.
Поразительно, что эти шесть крупинок, в общем-то похожие на лежащие рядом камешки и колчеданные огрызки, не оставляли никаких сомнений даже для наших невежественных взоров. Как-то вдруг наполняется содержанием абстрактное понятие «золото», которое давно стало просто синонимом роскошного дома или собственного острова. Есть настоящая, волнующая, мистическая загадка в этом металле, и нельзя его спутать ни с каким другим.
Знаменитую «Хванчкару» делают из винограда «александроули». Этого сорта по всей Грузии сколько угодно, но только собранный на крошечном единственном пятачке возле селенья Хванчкара он становится именно этим тончайшим вином.
Великая справедливость — в такой исключительности и редкости: драгоценных вин, золотых залежей, человеческих талантов.
Небольшой старательский опыт был необходим, чтобы понять ту другую Америку, которую мы увидели в Калифорнии и Неваде. Мы в Нью-Йорке сразу поразились его сходству с книгами Драйзера и с тех пор нашли здесь и Сэлинджера, и О. Генри, и Вашингтона Ирвинга. Скотта Фицджеральда мы обнаружили в Новой Англии. Не было, да и не могло быть любимых американцев детства: Марка Твена, Брет Гарта, Джека Лондона. Им принадлежал Запад. Это у них мы прочли про веселых, грубых и решительных людей, превыше всего ставящих дружбу и честное слово, которые шли на запад и на север открывать новые земли и добывать богатство прямо из этих земель. Эти люди должны быть похожи на наших непризнанных поэтов, поскольку тоже ехали за туманом.
Но туман туману рознь, и если те люди, которые в середине прошлого столетия появились в горах и долинах Сьерра-Невады и заблуждались на свой счет, то только в том смысле, что думали стать миллионерами уже через час после прибытия. Если быстро окинуть взглядом золотоискательскую литературу, то вдруг поразит мысль, что плохих людей в ней нет. Это похоже на советскую прозу 50-х годов, когда замечательный парторг боролся со вспыльчивостью замечательного директора. Некоторые старатели были чуть более алчны, чем хотелось бы, но в нужный момент они выбрасывали намытый песок, чтобы положить на нарты больного товарища. Другие слишком много пили, но зато были щедры, а если драчливы, то по делу. Третьи слыли скупердяями, а потом оказывалось, что всю добычу они отправляют старикам родителям в Нью-Джерси.
Этот единственный в истории американской литературы «розовый» жанр достиг вершины в выдающихся рассказах Джека Лондона. Он писал о клондайкской золотой лихорадке конца века, но стереотип золотоискателя был тот же, заложенный на полстолетия раньше в Калифорнии и Неваде. Джек-лондоновские и брет-гартовские старатели были похожи, как близнецы: и красными плотными рубахами, и высокими сапогами, и страстью к выпивке, и благородством к женщинам, и общим светлым образом. Они были так хороши между собой, потому что им противостоял общий враг: холод и снега на Аляске, горы и пустыни в Сьерра- Неваде. И там и здесь — голод, неуют, одиночество, напрасные надежды. Так вот наши золотоискательские поэты, переругавшись друг с другом и с властями, уходили туда, где теоретически единственным врагом была стихия.
Во всей золотой эпопее Америки на самом деле был только один год, когда жизнь соответствовала тому образу, который сделала из нее позже литература. Это 1848 год. 24 января столяр и плотник Джеймс Маршалл, работавший на лесопилке Джона Саттера, шел вдоль Американской реки у западных склонов Сьерра-Невады. Сейчас Маршаллу поставлен памятник, имя его вошло в школьные учебники истории, и существует подробная биография этого мрачного и абсолютно никчемного человека. Вот что в ней сказано: «Среди гравия, лежащего под шестидюймовым слоем воды, его взгляд привлек какой-то блеск. Поднятый камешек оказался тяжелым и не похожим на виденные им раньше. По весу он понял, что это не слюда. Серный колчедан должен быть хрупким. Он поднялся на берег и, положив свою находку на плоский камень, ударил по ней другим. Камешек не рассыпался и даже не треснул, а немного сплющился от удара».
Через четыре дня, набрав еще несколько самородков и проскакав с ними 50 миль верхом, Маршалл явился в форт своего нанимателя Саттера. Тот изучил образцы, почитал справочники, капнул на находки азотной кислоты и взвесил их. 28 января 1848 года стало ясно: в Калифорнии найдено золото.
Присутствие при этом событии Джона Саттера наводит на мысль о возможности совсем иного витка истории. Дело в том, что именно Саттер купил у русских форт Росс — отлично оснащенную по тем временам крепость на берегу Тихого океана к северу от Сан- Франциско. Русские добывали мех морской выдры, который высоко ценился среди китайских мандаринов: как видим, уже тогда завязывался сложный клубок американо-русско-китайских отношений. Когда всю выдру в округе истребили, незачем стало держать гарнизон в такой дали от России. Пианино и наряды комендантской жены отправили на родину, а пушки, припасы и строения купил Саттер. Это произошло в 1841 году. Если бы: а) морской выдры оказалось больше, или б) Саттер не захотел или не смог купить форт Росс, или в) Маршалл прошел по Американской реке на семь лет раньше — во всех этих случаях русские остались бы в Калифорнии. И если учесть, что к 40-м годам именно Россия обладала здесь самой значительной военной силой, подкрепленной аляскинскими гарнизонами и тихоокеанскими кораблями, то неизвестно — какой национальности были бы золотоискатели Америки.
Самым романтическим и привлекательным городом мира стал бы не Сан-Франциско, а Петропавловск. В Лос-Анджелесе было бы сорок сороков церквей. Правительство перебралось бы поближе к золоту, а Кремль украшал бы Сан-Диего. Ильич бы скрывался в Орегоне и, прибыв с тезисами по Тихоокеанской железной дороге, ударил по почтам и телеграфам Сакраменто. Мексику присоединили бы на правах союзной республики. В Долине Смерти расположился бы с лагерями чекист Френкель. Солженицына выдворили бы на Кубу. А мы эмигрировали бы из Сиэттла на Рижское взморье.
Но вместо наших предков золото стали мыть те люди, которые тогда нашлись в Калифорнии: американцы, перевалившие через Сьерра-Неваду или проплывшие вокруг мыса Горн, проникшие на север в поисках заработков мексиканцы, международные бродяги, даже индейцы, которые уже поняли, что за золото можно получить огненную воду. Вот тогда, в 1848-м и был по-настоящему «розовый» золотоискательский период. Никто еще толком не знал, как и что делать
