Сегодня С. Т. Аксаков — общепризнанный классик. Но судьба его уникальна. Всю жизнь он имел репутацию литератора даже не второстепенного, а третьестепенного и только на пороге шестидесятилетия раскрылся как выдающийся беллетрист, один из совершеннейших мастеров русского языка. При жизни старый писатель некоторое время был даже заслонен яркими фигурами своих сыновей Ивана и Константина. Признание пришло к нему после выхода из печати в 1847 году «Записок об уженье рыбы». Таким образом, самый плодотворный период литературной работы С. Т. Аксакова связан с Абрамцевом; ведь он некоторые годы жил здесь и зимой. На склоне лет он был отягощен не только естественными старческими недугами; ему угрожала слепота — поэтому он не мог писать и был вынужден диктовать.
Уже при Мамонтовых в Абрамцеве доживал свои дни бывший камердинер С. Т. Аксакова Ефим Максимович, некогда юношей вывезенный им из родных палестин под Уфой. Сын знаменитого мецената С. С. Мамонтов вспоминает, что это был крепкий, коренастый, бодрый духом старик, несмотря на преклонный возраст, не имевший ни одного седого волоса. Он хвастался своей силой и подвижностью. С. С. Мамонтов записал его рассказы о прошлом:
«Барин-то уже стары были, как в это имение переехали. Охотой ружейной не под силу уже было заниматься, так они рыбку и удили, когда на Воре, а когда и здесь на пруду на ближайшем… Идут это, бывало, Сергей Тимофеевич с длинным-предлинным чубуком, в чубуке сигарка дымится; на глазах у них зеленый зонтик из тафты надет, который они от слабости глаз носили, а я за ними кресло ихнее складное тащу, удочки и всякую снасть. Сядут на бережку удить, я им червяков насаживаю, рыбу с крючка снимаю, и все это молча, чтобы рыбы не пугать. — Строго они к рыболовному делу относились, настоящий были охотник. В дождик иной раз, и то под зонтиком ужинали… На пруду здесь бывало Сергей Тимофеевич один карасиков да гольцов потаскивали, а на речку всегда Константин Сергеевич с папашей ходили — одного родителя никогда не отпускали — такая уж в них сыновняя привязанность была… Удочка одна у Сергея Тимофеевича была замечательная, из дамских волос сплетенная, и называли они ее Леди. Когда книжку свою об ужении рыбы они написали, то много господ очень благодарны Сергею Тимофеевичу остались. А одна барыня даже из своих волос лесу сплела и нашему барину в память прислала. Очень тогда смеялись Сергей Тимофеевич с гостями и долго потом с этой удочкой рыбу ловить ходили… Любил тоже наш старый барин грибы собирать. Уедут, бывало, с самого утра со всеми гостями в монастырский лес, что за рекою, и до самого обеда по лесу ходят и аукуются. Сергей Тимофеевич наш даже по грибы с трубкой своей длинной и с глазным зонтиком ходил; а грибов в те времена по нашим местам страсть сколько было, не то что теперь. Целыми возами домой привозили» [74].
Одним из первых, кто угадал в С. Т. Аксакове выдающийся художественный талант, был Гоголь. Именно он побудил своего старшего собрата отдаться упорному труду. 16 августа 1847 года Гоголь писал С. Т. Аксакову: «Мне кажется, что, если бы вы стали диктовать кому-нибудь воспоминания прежней жизни вашей и встречи со всеми людьми, с которыми случалось вам встретиться, с верными описаниями характеров их, вы бы усладили много этим последние дни ваши, а между тем доставили бы детям своим много полезных в жизни уроков, а всем соотечественникам лучшее познание русского человека» [75].
Вообще семейство Аксаковых представляет собой феномен русской жизни 1840-х годов. Незаурядная одаренность, всесторонняя образованность соседствовали с широтой души, открытостью дома, подлинно московским хлебосольством. Литературными талантами отличалась не только мужчины; одна из дочерей писателя Вера оставила замечательный дневник, входящий в золотой фонд русской мемуаристики.
Ни с кем другим из московских друзей у Гоголя не сложилось более близких отношений. Он переписывался как со стариками Аксаковыми (Сергеем Тимофеевичем и его женой Ольгой Семеновной), так и сыновьями Иваном и Константином. Здесь даже можно говорить о семейной дружбе, чего у Гоголя больше не было. С Аксаковыми переписывались мать и сестры Гоголя. Уже после его смерти Иван Сергеевич Аксаков гостил в Васильевке, а мать великого писателя старушка Марья Ивановна Гоголь приезжала к Аксаковым в Москву.
Первая встреча С. Т. Аксакова и Гоголя относится к 1832 году. В «Истории моего знакомства с Гоголем» он подробно рассказывает об этой дружбе. К сожалению, книга доведена только до 1843 года, но существуют обширная переписка и подготовительные заметки С. Т. Аксакова, позволяющие проследить за всеми перипетиями их отношений. Они знали взлеты и падения. Первый том «Мертвых душ» привел всё семейство Аксаковых в восторг. Константин выступил с нашумевшей брошюрой, в которой приравнивал поэму Гоголя к «Одиссее». Но великий писатель не одобрил выступления К. С. Аксакова. Действительно, оно вызвало в литературных кругах недоумение. О. Сенковский с тех пор называл Гоголя — и печатно и в беседах — не иначе как Гомер. Не нравились Гоголю и манеры Константина, вызывающе щеголявшего в псевдорусском наряде; злые языки говорили, что в Москве прохожие принимают его за персиянина. Вообще Гоголь считал, что Константин Аксаков страдает «избытком сил физических и нравственных». В самом деле, при встрече он иногда так сжимал Гоголя в объятьях, что у того болели бока.
Впервые Гоголь нанес визит в Абрамцево 14 августа 1849 года. Он гулял по окрестным рощам, собирал грибы. Его любимой забавой было расставлять их по дорожке, на которой полуслепой Сергей Тимофеевич совершал свой вечерний променад. По-видимому, об этом времени вспоминает старик Ефим Максимович: «Гостил у нас как-то господин Гоголь Николай Васильевич, и тоже по грибы с господами отправился. И нашел Николай Васильевич такой диковинный белый гриб, какого раньше никто и не видовал. Шапка на грибе аккуратная, как быть полагается, а корешок длинный да извилистый, словно змея какая. Портрет даже тогда Николай Васильевич с этого диковинного гриба красками написал и у Константина Сергеевича в кабинете на стенку повесил» [76].
Вечером 18 августа после ужина Гоголь неожиданно предложил прочесть главу из «Мертвых душ». Присутствующие были озадачены; Константин встал, чтобы принести из библиотеки книгу. Но Гоголь удержал его за рукав и сказал, что он намерен читать из второго тома; после этих слов он вытащил из кармана объемистую тетрадь. С. Т. Аксаков вспоминал, что его первым ощущением был испуг; после скандала с «Выбранными местами из переписки с друзьями» страшила перспектива воочию убедиться в окончательном падении
