Примерно так же складывалась карьера другого августейшего моряка – великого князя Кирилла Владимировича, который в 1896 г., после четырехлетней подготовки, включавшей практические плавания, стал мичманом и был назначен на службу в Гвардейский флотский экипаж. Затем – кругосветное плавание на крейсере «Россия», учеба в морском артиллерийском училище в Ревеле, служба на Черном море на броненосце «Ростислав», поход на Дальний Восток на броненосце «Пересвет», замещение командира возвращавшегося в Россию крейсера «Нахимов», участие в Русско-японской войне, где великий князь, служа в штабе адмирала Макарова, случайно спасся при взрыве броненосца «Петропавловск». А потом, в 1905 г., за самовольную женитьбу Кирилл Владимирович был изгнан со службы, лишен наград и в 48 часов выслан из России. Однако в 1909 г. изгнание закончилось, и великий князь был назначен старшим помощником командира крейсера «Олег», а в 1910 г. получил чин капитана I ранга. В 1912 г. он закончил Морскую академию и стал командиром «Олега». С началом войны с Германией увлекавшийся автомобильным делом Кирилл Владимирович занимался санитарно-транспортной службой в военно-морском управлении. В 1916 г. получил чин контр-адмирала и командовал саперными работами военно-морского отряда на реках и озерах, а в 1917 г. вступил в командование морским Гвардейским экипажем.
На морской службе находилиcь в чине генерал-адмирала великие князья Константин Николаевич (брат Александра II) и Алексей Александрович, а Константин Константинович вынужден был оставить ее из-за непреоборимой морской болезни и перейти на службу в гвардейские пехотные полки. В конце XIX – начале ХХ в. все великие князья проходили домашнюю подготовку по курсам кадетских корпусов и военных училищ, сдавали экзамены и затем обычным порядком поступали в гвардейские полки младшими офицерами. Редко кто из них достигал высоких должностей, вроде генерал-инспектора родов войск или командира Гвардейского корпуса. Таким образом, это была обычная военная офицерская служба, лишь более обеспеченная и удачная. Разной была не только карьера, различался и уровень подготовки, способностей и склонности к службе.
Вот что пишет о генерал-адмирале Алексее Александровиче, имевшем, между прочим, прозвище «семь пудов августейшего мяса», Александр Михайлович, не любивший дядюшку: «Трудно было себе представить более скромные познания, которые были по морским делам у этого Адмирала могущественной державы. Одно только упоминание о современных преобразованиях в военном флоте вызывало болезненную гримасу на его красивом лице. Не интересуясь решительно ничем, что бы не относилось к женщинам, еде или же напиткам, он изобрел чрезвычайно удобный способ для устройства заседаний Адмиралтейств-совета. Он приглашал его членов к себе во дворец на обед, и после того, как наполеоновский коньяк попадал в желудок его гостей, радушный хозяин открывал заседание Адмиралтейств-совета традиционным рассказом о случае из истории русского парусного флота. Каждый раз, когда я сидел на этих обедах, я слышал из уст великого князя повторение рассказа о гибели фрегата «Александр Невский» (29; 115). После гибели русского флота при Цусиме Алексей Александрович, несший ответственность за эту трагедию, вышел в отставку и через несколько лет умер в Париже. Молва обвиняла его в том, что предложенные России новые крейсеры, построенные в Англии для Аргентины, попали к Японии, потому что генерал-адмирал не удовлетворился размерами комиссионных; на балетном спектакле с участием его любовницы в зале разразился публичный скандал по поводу новых бриллиантов балерины.
Великий князь Сергей Александрович, государственный опыт которого ограничивался командованием лейб-гвардии Преображенским полком, стал московским генерал-губернатором и «сыграл роковую роль в падении империи и был отчасти ответственен за катастрофу во время празднования коронации Николая II на Ходынском поле» (29; 116). С другой стороны, Константин Константинович, поэт, писавший под псевдонимом К. Р. (его стихотворение «Умер бедняга. В больнице военной / Долго он тяжко страдал…» стало народной песней, утратив авторское имя – высшая награда творцу, а на некоторые его стихи был создан ряд романсов, в том числе П. И. Чайковским, среди них до сих пор популярный романс «Отворил я окно. Стало душно невмочь…»), в бытность свою командиром лейб-гвардии Измайловского полка создавший среди офицеров литературный кружок «Измайловские досуги», талантливый актер-любитель, хороший педагог, начальник Главного управления военно-учебных заведений, ненавидел политику и чуждался всякой государственной деятельности.
Крупным для своего времени историком был великий князь Николай Михайлович, автор фундаментальных трудов, получивших мировую известность. Командуя лейб-гвардии Кавалергардским полком, он был настолько выше своих товарищей по уровню умственного развития, что совершенно отдалился от военной службы, проводя время в архивах Петербурга и Парижа; будучи горячим поклонником конституционализма, он находился в резкой оппозиции самодержавному строю и был чужаком в императорской фамилии. «Я не знаю никого другого, кто мог бы с большим успехом нести обязанности русского посла во Франции или же в Великобритании. Его ясный ум, европейские взгляды, врожденное благородство, его понимание миросозерцания иностранцев, его широкая терпимость и искреннее миролюбие стяжали бы ему лишь любовь и уважение в любой мировой столице. Низменная зависть и глупые предрассудки не позволили ему занять выдающегося положения в рядах русской дипломатии, и вместо того, чтобы помочь России на том поприще, на котором она всего более нуждалась в его помощи, он был обречен на бездействие людьми, которые не могли ему простить его способностей, ни забыть его презрения к их невежеству», – писал его брат Александр Михайлович (29; 124).
В общем, как и все люди, члены фамилии сильно различались настроениями, уровнем образования, чувством долга и другими качествами. Можно привести слова далеко не монархиста, известного юриста А. Ф. Кони, написанные уже в советское время и посвященные великой княгине Елене Павловне: «Представительница деятельной любви к людям и жадного стремления к просвещению в мрачное николаевское царствование, она, вопреки вкусам и повадке своего мужа, Михаила Павловича… являлась центром, привлекавшим к себе выдающихся людей в науке, искусстве и литературе, «подвязывала крылья» начинающим талантам и умела умом и участием согревать их. Она проливает в это время вокруг себя самобытный свет среди окружающих безмолвия и тьмы. В то время, когда ее муж – в сущности добрый человек – ставит на вид командиру одного из гвардейских полков, что солдаты вверенного ему полка шли не в ногу, изображая в опере «Норма» римских воинов, в ее кабинете сходятся знаменитый ученый Бэр, астроном Струве, выдающийся государственный деятель граф Киселев, глубокий мыслитель и филантроп князь Владимир Одоевский, Н. И. Пирогов, Антон Рубинштейн… С последним она вырабатывает планы учреждения Русского музыкального общества и Петербургской консерватории и энергично помогает их осуществлению в жизни личными хлопотами и денежными средствами… Она же сердечным участием, после истории с князем Чернышевым, удерживает Пирогова от отъезда из России и привлекает к задуманному ею устройству первой в Европе Крестовоздвиженской общины военных сестер милосердия, отправляемых потом под руководством знаменитого хирурга в Севастополь… В ее гостиной собираются будущие деятели освобождения крестьян во главе с Николаем Милютиным. «Нимфа Эгерия» нового царствования, она всеми силами содействует отмене крепостного права не только своим влиянием на Александра II, но и личным почином по отношению к своему обширному имению Карловка» (91; 56–57). Добавим, что в ее салоне появлялся даже молодой Н. Г. Чернышевский, публиковавшийся в самом либеральном издании конца 50-х гг. – «Морском вестнике», находившемся под эгидой великого князя генерал-адмирала Константина Николаевича. Кони считал, что к ней, немке по происхождению, говорившей с легким акцентом, в полной мере приложимы слова поэта А. Апухтина, обращенные к Екатерине II: «Я больше русскою была, чем многие, по крови вам родные».
При этих словах Апухтина сразу же вспоминается другой член императорской фамилии – принц Петр Ольденбургский. «По отцу, религии и серьезному, солидному воспитанию он был полуиностранец, хотя родился в России и по всем симпатиям и чувствам был настоящий русский, – писал о нем демократ по взглядам, критик В. В. Стасов, лично знавший принца. – 23-летний юноша, едва сам кончивший воспитание, едва вступивший в период самостоятельности… То было для него самое время для веселой и беззаботной жизни, для праздников, торжеств и пиров – он этого не захотел, от всего отказался и вместо того задумал крупное дело, серьезное и важное, требовавшее всего человека, всего его времени, забот и помыслов».
