Соворность — это и есть соборность антиобщества. Если в соборности правит не порядок, не канон, не Священное Писание, не церковные институты, а некая неуловимая общность, сплоченность тайны, — то в антиобществе правит дух круговой поруки,
сообщность в беззаконии .
Соборность деградирует в
соворность именно потому, что ей не поставлены преграды ни в виде законов, соблюдаемых обществом, ни в виде индивидуальной свободы его членов. Даже в самые законопослушные периоды российской истории идеал соборности сочетался с практикой соворности, оставаясь основой негласного общественного согласия. В 1855 году, за несколько месяцев до смерти, Николай I, разгневанный кражей инвалидных сумм, сказал, что знает лишь одного человека, который не крадет, и это он сам.
Теперь понятно, что дело не в марксизме, не в социализме и коммунизме, хотя вроде бы с них и начался обвал России в антимир. То, что однопартийное государство всецело подчиняет себе жизнь общества, экспроприирует частную собственность, устанавливает правящую идеологию и цензуру и карает малейшие отступления от нее, — все это вторичные признаки более глубокого феномена: «общества навыворот», структурной реверсии социума, который формируется не соблюдением законов, а согласованным отступлением от них. Когда советская система потерпела крах, антисоциум выжил и его структура, основанная на системном беззаконии, осталась прежней.. Вот почему, как ни страшны «коррупция» или «мафиозность», — это лишь эвфемизмы, прикрывающие гораздо более глубокую тайну антиобщества — тайну соборности-соворности .
Инверсии
Наблюдая события современной российской истории, все время обнаруживаешь в них одну структуру — перестановку, перевертыш, инверсию.
Уже в первый месяц войны, после Бучи, выяснилось, что военные ведут себя как преступники: убивают мирных жителей, насилуют, грабят, мародерствуют. А через несколько месяцев оказалось, что преступников — убийц, насильников, грабителей — рекрутируют из мест заключения в ЧВК Вагнера и в регулярную армию, выдают им оружие, ставят в строй наравне с контрактниками и мобилизованными. Трансформация военных в преступников и преступников в военных — это и есть инверсия, логике которой следует новейшая российская история.
Точно так же обстоит дело и с территориями. 30 сентября 2022 года к России были присоединены четыре украинских региона: Донецкая, Луганская, Херсонская и Запорожская области. Они стали считаться частью России — но, как вскоре выяснилось, и Россия вошла в зависимость от этих регионов. Когда они были переведены на военное положение, то и прилегающие к ним восемь российских регионов были переведены на полувоенное положение («средний уровень реагирования»); Южный и Центральный федеральные округа (включая Москву) приведены в состояние «повышенной готовности»; а остальная страна — «базовой готовности». И все настойчивее слухи, что это прелюдия к переходу всей страны на военное положение.
Инверсия происходит не только в пространстве, но и во времени. Пытаясь перевернуть мировой порядок и установить свою глобальную геополитическую гегемонию в будущем, Россия стремительно погружается в прошлое, проходя в обратном направлении этапы своей истории. Отворачиваясь от Запада, захлопывая окно, прорубленное Петром в Европу, она возвращается в эпоху автаркии, изоляции, во времена Московии. А дальше уже мерцает перспектива стать улусом «Орды», великой восточной империи или даже двух империй: китайской и/или исламской.
Можно указать еще на целый ряд таких инверсий, когда стремление превзойти всех и стать «сверх» приводило к прямо противоположным результатам. Так, в 2014 году Россия, победив на Олимпийских играх в Сочи, стала номером 1, спортивной сверхдержавой. Но как только допинговые подтасовки и подвиги «моченосцев» были разоблачены, страна стала изгоем: не только скатилась в низ турнирных таблиц, но и была, по сути, исключена из мирового спорта.
Прямо на наших глазах происходит и другая инверсия: страна, провозгласившая себя в середине 2000-х «энергетической сверхдержавой» и превратившая свои сырьевые ресурсы в инструмент политического давления на другие страны, быстро теряет свои позиции на мировом рынке углеводородов. Каждый рывок в направлении «сверх» оборачивается срывом в «недо».
В этот ряд инверсий следует добавить «борьбу с украинским нацизмом», которую провозглашает Россия, при том, что её собственный политический режим все больше тяготеет к фашизму. И вообще новейшие российские идеологемы — перевертыши. Когда Путин в «валдайской речи» (27 октября 2022 года) проповедует «бережное отношение к идентичности каждого общества и народа», «возможность любого народа... выбирать свой собственный путь, собственную социально-политическую систему» и обвиняет Запад в том, что там «любая альтернативная точка зрения объявляется подрывной пропагандой и угрозой демократии», — то он просто зеркально проецирует свою политику (репрессивную) на Запад, а политику Запада (демократическую) на себя.
В основе многих инверсий лежит уравнение «любить = убить». В 2014 году в разгар «русской весны», один из ее главных идеологов, Сергей Кургинян, кричал, обращаясь с московской трибуны к украинцам: «Мы вас любим! мы вас любим! мы вас любим!» Это наводит на мысли о каннибализме. Каннибал ведь тоже любит людей неистовой, всепоглощающей любовью. До хруста костей. Возможно, это и есть психоаналитическая основа инверсии, которая коренится в младенческой психологии: любить — значит проглотить. Все, что младенцу нравится или привлекает внимание, он тянет в рот, и родительская задача — его уберечь и привить чувство реальности. Если такой инфантилизм задерживается надолго, он перерастает в каннибализм. Это постоянно мелькает в соцопросах россиян об украинцах: «они же наши братья, мы их любим». И даже с интонацией обиды: почему, дескать, они не понимают своего счастья, не хотят к нам в желудок? Запад долго пытался «по-родительски» вразумить Россию, привить ей чувство реальности, чувство границ, и лишь недавно понял, что имеет дело уже не с младенцем, а с каннибалом.
Но есть и еще более глубокий план инверсии: не только братоубийство, но и самоубийство. Среди последствий российских ракетных ударов по
