Жил да был на Руси такой писатель Петр Дмитриевич Боборыкин. Долго жил да был: родился в XIX веке, в 1836 году, а умер уже после Октябрьской революции, в 1921-м. 85 лет прожил! Понаписал всего – уйму. 18 романов (в среднем по 25 листов в каждом), 19 пьес, очерки, статьи. Если все вместе собрать, томов 70 получилось бы. Это ж сосчитать не получится количество слов во всех этих произведениях!
Наверное, Петр Дмитриевич очень бы сильно расстроился, если бы узнал, что в историю он вошел тем, что придумал всего лишь одно слово. Впрочем, кто их, гениев, разберет, может, наоборот обрадовался бы плодовитый писатель, потому как романами да пьесами вон сколько классиков в историю вошли, а вот чтобы одним придуманным словом – немногие.
Петр Дмитриевич Боборыкин придумал и сам стал активно употреблять слово «интеллигенция». Писатель объявил, что заимствовал этот термин из немецкой культуры. Правда, немцы использовали это слово для обозначения того слоя общества, представители которого занимаются интеллектуальной деятельностью. Боборыкин же настаивал на особом смысле, вложенном им в этот термин: он определял интеллигенцию как лиц «высокой умственной и этической культуры», а не просто как «работников умственного труда». По его мнению, интеллигенция в России – это чисто русский феномен.
Интересно, что слово это вернулось обратно на Запад именно с этим, особым «боборыкинским» смыслом. Нынче оно считается специфически русским термином.
Что ж такое эта самая интеллигенция? И кто таков этот самый интеллигент?
Все Ваше окружение – да, да, дорогой читатель, Ваше, как, впрочем, и мое, и любого иного человека, – можно разделить на тех, кто уважает интеллигентов, и тех, кто их презирает. Третьего, как правило, не дано.
Те, кто презирает интеллигенцию, обычно считают интеллигентов людьми рассеянными, часто пьющими, странными, не способными на какие-то решительные поступки. Не любители интеллигентов еще иногда оставляют за ними право заниматься искусством или литературой, но соваться в социальную жизнь – ни-ни.
Историки с удовольствием предлагают нам примеры странностей разных великих интеллигентов. Куприна жена закрывала в кабинете, чтобы он писал. Гюго отрезал себе полбороды и выбрасывал ножницы в окно, чтобы таким образом самого себя запереть дома и заставить работать. Философ Владимир Соловьев по забывчивости выходил на улицу в одеяле, которым укрывался ночью. Ньютон говорил друзьям, что отправился в подвал за вином, а сам шел в свой кабинет и работал, совершенно забыв, что его ждут.
Однако и любители, и не любители интеллигенции сходятся на том, что интеллигент всегда независим. Может быть, странно независим – как Соловьев. Или в высоком смысле, но – свободен.
Вот, например, что пишет человек, который для нас является и символом, и примером, и образцом, и исследователем интеллигенции. Понятно, что я имею в виду Дмитрия Сергеевича Лихачева. «Если по своим убеждениям интеллигент входит в партию, требующую от него безусловной дисциплины, действий, не согласованных с его личным мнением, – считает Лихачев, – то добровольная продажа себя в рабство лишает его возможности причислить себя к интеллигенции. Это очень важное утверждение».
Замечательные слова! Только тут вот ведь какое дело: редко встретишь такую партию, которая бы не требовала от человека безусловной дисциплины. Это что же получается: интеллигент вообще в партию вступать не должен? А если того требуют его убеждения?
Большинству из нас вообще привычней считать, что интеллигент должен быть над схваткой. Любители интеллигенции считают, что интеллигенты – мудрецы, которые глядят на события и умеют умно проанализировать их. Не любители считают, что интеллигенты – это трепачи, не способные на реальное дело.
И те и другие – правы в главном: интеллигент – это человек, который «над». В стаю не собрать. Объединить практически невозможно. Зато и не заметить нельзя. Он всегда неравнодушен и по любому поводу имеет свою точку зрения. Подчеркнем это слово: свою. Опять же: у одних это вызывает уважение, других раздражает. Знаменитая фраза: «Куда ты лезешь? Тебе что, больше всех надо?» – как правило, относится именно к интеллигенту.
Если угодно, метафора, объясняющая трагическое место интеллигенции в мире, – это знаменитый сборник «Вехи», вышедший между двумя русскими революциями в 1909 году. Его авторы – величайшие русские философы: Бердяев, Булгаков, Гершензон, Кистяковский, Струве, Франк, Изгоев. Цвет русской интеллигенции.
В сущности, «Вехи» – это крик. Надо что-то делать! Так нельзя! Интеллигенция ведет себя неправильно! Она упустит Россию!
Думаю, что в мировой культуре нет книги, в которой бы более четко, интересно, умно (можете использовать любые превосходные эпитеты) объяснялась роль интеллигенции в трагические для страны времена. Статьи сборника и сегодня читаешь как великие произведения русской философии.
Ну и чем дело кончилось? Другая интеллигенция – радикальная, то есть убежденная в том, что сила слов непременно должна подкрепляться силой оружия, – обратилась к народу не с философскими рассуждениями, а с конкретным призывом: к оружию! Она придумала гениальный в своем цинизме лозунг: «Грабь награбленное!» И пока философствующая интеллигенция в очередной раз (не в последний) в российской истории кричала: так жить нельзя! – народ, вдохновленный идеей о том, что грабеж – это практически святое дело, смел на фиг всю эту старую жизнь.
Бердяев, Булгаков, Изгоев, Струве вынуждены были эмигрировать и свои рассуждения о судьбе русского народа продолжать за границей. Гершензон и Кистяковский умерли вскоре после Октябрьской революции.
Интеллигенты часто говорят умные, правильные, мудрые слова. Но при этом лучше всех слышат эти слова они же сами.
Однако существует и иная метафора, объясняющая роль интеллигенции. И она мне представляется куда как более симпатичной.
Конечно, когда известный социальный психолог из Гарвардского университета Эллен Лангер проводила свой эксперимент, она и думать не думала ни про какую интеллигенцию. Лангер просто решила выяснить: как нужно добиваться того, чтобы люди выполняли обычные житейские просьбы?
Она и ее сотрудники подходили к тем, кто делал копии на ксероксе, и спрашивали: «Можно мне воспользоваться ксероксом?» Результаты были разными: кто-то разрешал, кто-то – нет. Тогда Лангер и ее товарищи решили изменить тактику: они стали указывать причину, по которой им необходимо воспользоваться ксероксом. И отказов практически не стало.
Забавно, что причина могла быть любой, даже самой бессмысленной. Человека, который умолял: «Мне надо воспользоваться ксероксом», – отгоняли. Если же он произносил: «Мне надо воспользоваться ксероксом, потому что мне нужно сделать копии», – его пускали без очереди! Люди, оказывается, готовы помочь тому, кто хоть как-то объяснит причину, по которой надо эту помощь оказать.
– Ну и при чем тут интеллигенция? – спросит читатель.
– Как?! – удивится автор. – Вы не поняли?
Разве интеллигенты – это не те люди, которые объясняли, объясняют и будут объяснять причины разных действий – революций, войн, кризисов и так далее? Интеллигент – это тот, кто может объяснить причину. При этом, заметим, вовсе не важно, чтобы эти причины были логически обоснованными.
Ленин, написав знаменитую фразу про то, что декабристы разбудили Герцена, определил, по сути, главную задачу интеллигентов, во всяком случае в России, – будить. Объяснение причин плохой жизни, равно как и объяснение способов эту жизнь уничтожить, – все это весьма хорошие будильники. Во всяком случае, опять же, в нашей стране.
Правда, Ленину, как известно, замечательно ответил поэт Наум Коржавин:
Все обойтись могло с теченьем времени.
В порядок мог втянуться русский быт…
Какая сука разбудила Ленина?
Кому мешало, что ребенок спит?
Мы спать хотим… И никуда не деться нам
От жажды сна и жажды всех судить…
Ах, декабристы, не будите Герцена!..
Нельзя в России никого будить.
Можно ли – нельзя ли работать в России «будильником»? – вопрос замечательный. Ответ на него стоит искать бесконечно и по ходу поисков можно прийти к разным интересным выводам. Однако интеллигенция всегда была уверена: можно. Именно интеллигенция в начале XX века разбудила спящие в народе силы, в результате чего мы получили кошмар 1917 года, который длился 80 лет.
Но именно интеллигенция в застойные времена будила в нас остатки человеческого, остатки разума и остатки оптимизма. В том, что в нашей стране в 80–90-е годы прошлого века столь быстро стали происходить демократические перемены, – огромная заслуга интеллигенции: к переменам нас подготовила именно она.
А с другой стороны, куда девать мысль Бердяева: «Интеллигенция всегда охотно принимала идеологию, в которой центральное место отводилось проблеме распределения и равенства»? Кто может с уверенностью сказать, что эта цитата не имеет, скажем, отношения к сегодняшней российской интеллигенции? Впрочем, и не только российской..
