посажен под арест на съезжей, после чего ему 18 мая было предписано отправиться в Спасское-Лутовиново.
О случившемся Тургенев не жалел. Он вспоминал: «Пребывание под арестом, а потом в деревне принесло мне несомненную пользу: оно сблизило меня с такими сторонами русского быта, которые, при обыкновенном ходе вещей, вероятно, ускользнули бы от моего внимания». Первые дни он «запойно» охотится, затем начинает ездить по соседям и принимать гостей. К этому времени относится знакомство Тургенева с Фетом. Первое впечатление было не особенно благоприятным («натура поэтическая, но немец, систематик и не особенно умен»). Казалось, ничто не предвещает быстрого сближения, но случилось как раз наоборот. Периодами у Тургенева просыпался хозяйственный зуд, но он был скоропреходящ. Тургенев с юмором пишет Анненкову 1 сентября 1853 года: «Я объездил все свои деревни — и, должно быть, показался моим крестьянам глуповатым малым» [88]; и в другом письме несколько позже: «Продешевил пшеницу, упустил две-три постройки, купил дрянных лошадей — словом, хлопотал страшно» [89]. В конце концов, писатель (как и следовало ожидать) охладел к подобной деятельности. Он передал бразды правления своему дяде Н. Н. Тургеневу, с которым был откровенен: «Я русского мужика знаю, но возиться с ним не умею и не могу…» [90]. Наоборот, Н. Н. Тургенев обладал помещичьей сноровкой, ладил с крестьянами, но и он далеко не всегда умело вел дела, стремясь получить из Спасского-Лутовинова больше, чем оно могло дать.
В декабре 1853 года после долгих хлопот Тургеневу было разрешено возвратиться в Санкт-Петербург. Он без промедления покидает Спасское-Лутовиново. С. Т. Аксакову он пишет в начале октября 1853 года, как бы заранее подводя итоги прошедшему: «Я познакомился с великим множеством новых лиц и ближе стал к современному быту, к народу» [91].
Уже через три месяца Тургенев вновь в родительской усадьбе. Правда, в этом году оба его приезда (весной и осенью) были кратковременными. Самым значительным событием этого времени явилось знакомство с сестрой Л. Н. Толстого — М. Н. Толстой (жившей с мужем в селе Покровском, 20 км от Спасского-Лутовинова), которой Тургенев был, буквально, очарован. Но в следующем 1855 году писатель провел «в своей деревне» все лето с начала апреля по конец сентября. Этот год для России стал началом «эпохи великих реформ». Не менее знаменательным оказался он и в жизни Тургенева. Уже 12 мая приехали литературные друзья: В. П. Боткин, Д. В. Григорович, А. В. Дружинин. Григорович вспоминал, что, может быть, ближние леса никогда не оглашались такими бурными взрывами хохота, как при прогулках приятелей в послеобеденные часы. Он же предложил устроить в усадьбе спектакль, для которого спешно общими усилиями был сочинен веселый фарс «Школа гостеприимства».
В своих воспоминаниях Григорович пишет: «Сюжет фарса не отличался сложностью: выставлялся добряк-помещик, не бывавший с детства в деревне и получивший ее в наследство; на радостях он зовет к себе не только друзей, но и всякого встречного; для большего соблазна он каждому описывает в ярких красках неслыханную прелесть сельской жизни и обстановку своего дома. Прибыв к себе в деревню с женою и детьми, помещик с ужасом видит, что ничего нет из того, что он так красноречиво описывал: все запущено, в крайнем беспорядке, всюду почти одни развалины. Он впадает в ужас при одной мысли, что назвал к себе столько народу. Гости между тем начинают съезжаться. Брань, неудовольствие, ссоры, столкновения с лицами, враждующими между собою. Жена, потеряв терпение, в первую же ночь уезжает с детьми. С каждым часом появляются новые лица. Несчастный помещик окончательно теряет голову, и когда вбежавшая кухарка объявляет ему, что за околицей показались еще три тарантаса, он в изнеможении падает на авансцене и говорит ей ослабевшим голосом: „Аксинья, поди скажи им, что мы все умерли!..“» [92]. Слух о предстоящем спектакле быстро распространился. Посыпались просьбы о приглашении почти со всего уезда. Народу съехалось тьма. Представление имело огромный успех.
Проводив друзей, Тургенев уселся за письменный стол. В течение следующих семи недель им был написан роман «Рудин». В письме Боткину 21 июня он радуется своему «невольному затворничеству» и признается, что «добросовестнее никогда не работал». «Рудин» потребовал интенсивного труда, о чем Тургенев писал 15 августа С. Т. Аксакову: «Коли Пушкины и Гоголи трудились и переделывали десять раз свои вещи, так уже нам, маленьким людям, сам Бог велел». Именно роман задержал Тургенева в Спасском-Лутовинове до глубокой осени. Только поставив последнюю точку, он с готовой рукописью уехал в Москву.
Главным событием следующего лета был первый приезд в Спасское-Лутовиново Л. Н. Толстого. Здесь Толстому впервые пришла мысль написать «историю лошади». Об этом впоследствии Тургенев рассказывал литератору Кривенко: «Однажды мы виделись с ним летом в деревне и гуляли вечером по выгону, недалеко от усадьбы. Смотрим, стоит на выгоне старая лошадь самого жалкого и измученного вида: ноги погнулись, кости выступили от худобы, старость и работа совсем как-то пригнули ее; она даже травы не щипала, а только стояла и отмахивалась хвостом от мух, которые ей досаждали. Подошли мы к ней, к этому несчастному мерину, и вот Толстой стал его гладить и, между прочим, приговаривать, что тот, по его мнению, должен был чувствовать и думать. Я положительно заслушался. Он не только вошел сам, но и меня ввел в положение этого несчастного существа. Я не выдержал и сказал: „Послушайте, Лев Николаевич, право, вы когда-нибудь были лошадью“» [93].
В конце 1850-х годов Россия вновь стала «открытой страной». Получение заграничного паспорта перестало быть проблемой, как ранее при Николае I. Тургенев одним из первых воспользовался правом на «свободный выезд». С этого времени он постоянно живет за границей; на родине бывает кратковременно и еще реже в Спасском-Лутовинове. После урегулирования отношений с крестьянами имение приносило все меньше дохода. Сначала Тургенев подумывал сдать его в аренду, потом даже продать. Но от этого он сразу же отказался. Он писал: «Продажа Спасского была бы для меня равносильною с окончательным решением никогда не возвращаться в Россию» [94]. Ничего подобного у писателя не было даже в мыслях.
Перед началом «пушкинских торжеств» в связи с открытием памятника великому поэту в Москве Тургенев на короткое время приезжал в родные края. Он писал дочери своей многолетней подруги Марианне Виардо: «Я нашел Спасское точно таким, каким я его оставил. Сад — вернее парк — прелестен и в большом порядке… По стенам развешаны разные семейные портреты… Здесь же и портрет моего отца (19-ти лет) в форме унтер-офицера Кавалергардского полка. Красивый молодой человек, белый, розовый, немножко
