имения «без крестьян и без процессов и… без всяких хлопот»; сам он намеревался проводить в деревне шесть-семь месяцев и считал это просто необходимым для себя. После долгих поисков выбор пал на усадьбу Карабиха, некогда на рубеже XVIII–XIX веков отстроенную ярославским гражданским губернатором князем Н. М. Голицыным. Правда, к началу пореформенной эпохи она уже утратила свой прежний блеск.
По легенде название усадьбы Карабиха происходит от Карабитовой горы, где некогда происходили последние сражения междоусобной войны Дмитрия Шемяки и Василия Темного. Карабиха расположена на крутом берегу реки Которосли. Племянник поэта книгоиздатель К. Ф. Некрасов вспоминает: «У въезда в усадьбу стояла церковь, а рядом было небольшое семейное кладбище. На Пасху и Рождество обычно стреляли из старой медной пушки, стоявшей на паперти» [110]. Главный дом окружал обширный парк. Проезд в усадьбу был через ворота с массивными башнями с каждой стороны.
Карабиха была совместным владением Николая Алексеевича Некрасова и его брата Федора Алексеевича Некрасова. В конце 1860-х годов братья заключили новую купчую, по которой Ф. А. Некрасову вообще была передана в полную собственность вся усадьба, за исключением восточного флигеля, который поэт сохранил за собой. Третий брат Константин Алексеевич, не имевший своего угла, также в конце концов переселился в Карабиху. Для него был построен небольшой так называемый зеленый домик. Сюда в 1923 году перебралась вдова Ф. А. Некрасова Наталья Павловна, выселенная из усадьбы.
К молодой женщине, согласившейся стать женой его овдовевшего брата и воспитывать пятерых детей мужа, поэт испытывал большую симпатию. Он узнал о предстоящем браке на вокзале, когда Федор Алексеевич и Наталья Павловна, накануне принявшая брачное предложение, провожали его в Петербург. Он сразу же приказал принести бутылку шампанского, дабы выпить за счастье новой семьи. Перед самым отходом поезда поэт, стоя у окна, подозвал будущую невестку и прочел ей только что сложившийся экспромт:
В твоем сердце, в минуты свободные, Что в нем скрыто, хотел я прочесть. Несомненно, черты благородные Русских женщин в душе твоей есть. Юной прелестью ты так богата, Чувства долга так много в тебе, Что спокойно любимого брата Я его предоставлю судьбе.
В Карабихе Некрасов стремился создать обстановку своей петербургской квартиры. Он привык к столичному комфорту; в такой атмосфере ему лучше всего работалось. Н. П. Некрасова вспоминает: «Он писал всегда дома. Дом этот был двухэтажный, белый каменный и имел форму продолговатого четырехугольника с балконом со стороны главного дома. Подъезд находился на северной узкой стороне флигеля и состоял из нескольких широких каменных ступеней и небольшой площадки перед входной дверью. Нижний этаж занимали службы и комнаты прислуги. Николай Алексеевич жил во втором этаже, куда вела широкая красивая лестница. Против лестницы находилась столовая, небольшая, но уютная комната, все украшения которой составляли nature morte да большой портрет, в натуральную величину, Екатерины Великой в широкой золоченой раме. Направо от столовой шли спальни и небольшой кабинет, но оставим эти интимные покои, не представляющие никакого интереса, и войдем в зал, где обычно работал Николай Алексеевич. Это была большая, почти квадратная комната, вся белая, с тяжелыми темными портьерами на окнах и на балконной двери. Посреди левой стены находился камин белого мрамора с зеркалом наверху. На камине стояли часы черного мрамора с бронзовой лежащей собакой сверху. Около часов были расставлены чучела птиц — охотничьи трофеи поэта. Я помню бекаса, чирка, крякву и тетерева: громадный глухарь и дрохва стояли на особых постаментах. По сторонам камина стояли турецкие диваны, а у задней стены конторка, на которую клалась бумага и карандаш. В южной стене было три окна, а западной два окна и балконная дверь. Казалось бы, что летом в комнате должно было быть чересчур светло и жарко. Ничуть не бывало — громадные деревья парка своими кронами не только умеряли солнечный свет и полуденный зной, но и отбрасывали на потолок едва уловимый зеленоватый оттенок, придававший комнате какое-то особое очарование. Николай Алексеевич обычно в часы вдохновения ходил по комнате, и мысль его работала: по временам он подходил к конторке и писал. Он запирался в этой комнате, и никто не должен был нарушать его уединения. Чай и закуску ему приносили в столовую, куда он выходил, когда чувствовал голод, но в такие дни он ел мало» [111].
Мемуаристка вспоминает день великого торжества, когда Некрасов прочел в парке под кедром обитателям Карабихи только что законченную им вторую часть поэмы «Русские женщины» — «Княгиня М. Н. Волконская». Она до последних дней жизни сохранила память о громадном впечатлении, которое произвело на собравшихся новое произведение поэта.
Жизнь в Карабихе текла замкнуто. Ф. А. Некрасов не поддерживал отношений с соседними помещиками; он не находил общего языка со степными дворянами, которые, как в старые добрые времена, продолжали предаваться разгулу и проматывали остатки достояния. Не удивительно, что приезд из столицы знаменитого брата и его долголетней спутницы жизни Зинаиды Николаевны (с ней он обвенчался на смертном одре) становился в усадьбе настоящим праздником. К этому дню готовились заранее; во флигеле поэта кипела уборка, приводилась в порядок мебель, чистились ковры. На вокзале в Ярославле пребывавших ожидали лошади из Карабихи. Однажды произошел курьезный случай. Городской полицмейстер, некто К., большой любитель стихов Некрасова, явился на вокзал в полной форме при медалях, дабы приветствовать поэта. От губернатора он получил выговор; ему было сказано, что так встречают только генералов. Однако К. не растерялся и ответил: «Ваше превосходительство, то генералы по службе, а Некрасов по уму». Не удивительно, что К. не удержался на своем месте.
Сразу же после приезда поэта в усадьбу начинали приходить крестьяне из соседних деревень. Они шли с разными нуждами; некоторые за советом, большинство просить денег. Безоговорочная щедрость Некрасова, никогда никому ни в чем не отказывавшего, была широко известна. Не меньшей любовью пользовалась Зинаида Николаевна, к которой народ хаживал за лекарствами. Деревенский винокур Павел Емельянович вспоминает о поэте и его подруге: «Сам-то не больно разговорчив был, а Зинаида Николаевна всё что-нибудь рассказывает и смеется… родом она из Вышнего Волочка, обер-офицерская дочь, из себя очень красивая и большая охотница до верховой езды. Бывало, оденется в полный мужской костюм и отправляется с Николаем Алексеевичем на катание —
